Двое вошли и без разговоров, взяв меня, как мешок, за руки, за ноги, поволокли.
Я тоже молчу, глаза не открываю, все начало пыток оттягиваю. Притащили куда-то, где тепло было, бросили на пол – я молчу.
«Неужели ещё не очухался? – удивлённо спросил кто-то незнакомым голосом. – Может, нашатырь ему дать?»
«Косит он. – Я узнал голос Резо. – Хитрым себя считает. Детектив, мать его. Сейчас я его приведу в порядок».
Он подошёл и пнул меня в ребра. Я и не пикнул. Тогда он склонился надо мной, я даже запах водки почувствовал в его дыхании, и сказал по-английски:
«Давай так, ищейка. Я держу сейчас ножик над твоей головой. На счёт „три“ – разжимаю руку, и он полетит прямо в тебя. И попадёт, по-моему… Да, вот теперь он нацелен тебе прямо в левый глаз. Но ты можешь уклониться, если захочешь», – и мерзко хохотнул.
Я лежу и не дышу. Чувствую, что он стоит надо мной, а что он там делает – один черт знает. Может, и вправду нож держит. А глаз все-таки жалко, два их всего у меня. Ну, начал он считать: раз, два… На счёт «три» я не выдержал и дёрнулся в сторону от греха.
Раздался такой хохот, я аж покраснел. До сих пор стыдно вспомнить.
Глаза открыл, а Резо стоит надо мной с бокалом виски в руках и ржёт, как конь на рассвете. Вокруг какие-то бугаи сидят и тоже заливаются, Смешно им, видите ли… Опозорился я, в общем. Ну да ладно, пережил. Их было трое. Усадили меня на стул, рядом ведёрко с водой поставили, наверное, чтобы в чувство приводить, и тот, что с жирным Индусом ко мне в подвал заходил, Бэн, говорит:
«Слушай, мистер, у нас нет времени с тобой в цацки играть. Скажи сам все, что старик тебе поведал, и мы отвезём тебя домой. Мы ведь не звери какие-нибудь, а мирные, порядочные люди. Мы даже демократы. Поэтому предоставляем тебе выбор: или пытать будем, или отдадим в руки американского правосудия за убийство двух законопослушных граждан Соединённых Штатов: мистеров Тимура Дулидзе и Като Кумсишвили. Полиция уже нашла их трупы, теперь ищет убийцу, то есть тебя. У них есть твои пальчики и свидетели, которые видели, как ты выходил из квартиры. Эти свидетели в данный момент находятся перед тобой».
Он ткнул себя пальцем в грудь, а потом кивнул на ухмыляющегося Резо.
«Но мы можем в любой момент изменить показания, и тебя будут судить не за убийство, а лишь за незаконное проникновение в чужое жилище. Но за это нам нужно кое-что получить. Так что выбирай и делай это побыстрей».
Естественно, этот постсоветский демократизм меня не устраивал. Честно говоря, я совсем забыл, что порядком наследил в той квартире и у полиции и вправду могли возникнуть подозрения на мой счёт. Но если наличие отпечатков я бы ещё мог как-нибудь объяснить, то опровергнуть «свидетельские» показания этих двух подонков – вряд ли. Мне грозил электрический стул, с одной стороны, и страшные пытки – с другой. Я полностью был в их руках. Мне даже расхотелось гоняться за золотом. Но было уже поздно. Тогда я решил потянуть время.
«Если я вас правильно понял, – начал я с глупой физиономией, – то вы хотите, чтобы я повторил вам те звуки, которые услышал от старика?»
«А ты догадлив», – бросил Резо.
«Но я почти не помню их. И вообще, не понимаю, почему это для вас так важно? Может, объясните мне?»
«Объясним, – процедил Бэн. – Сначала скажи то, что запомнил. Только слово в слово, звук в звук, понял?» И поднёс мне под нос здоровенный кулачище.
Моя проблема заключалась в том, что я не знал значения тех звуков, что услышал от старика, и не мог выбрать, что можно говорить, а что нет. Я ведь не собирался делиться с ним тайной, как вы понимаете. Так бы хоть ляпнул что-нибудь незначительное, а остальное бы придумал. Или вообще сочинил бы всю фразу, если бы говорил по-грузински. Но я не говорил на языке ваших горцев.
Поэтому сидел, наморщившись, словно пытался вспомнить, а сам лихорадочно искал выход. Они все смотрели на меня, будто ждали, что из моего рта сейчас вывалится бриллиант в миллион каратов. Но он все не вываливался. Тогда Бэн врезал мне по скуле, чтобы, значит, ускорить процесс. И я решился. Всего в услышанной мною фразе было семь слов, и я выбрал первое, решив, на свою голову, что ничего важного в нем содержаться не может или это вообще какое-нибудь грузинское приветствие, типа: «Добрый вечер» или «Рад тебя видеть, дорогой». Мало ли что умирающему старику придёт в голову… В общем, сказал я им это первое слово. И твёрдо добавил, что остального не помню. Они посмотрели на Резо, который у них был за переводчика, а тот, задрожав от жадности, закричал по-русски:
«Это слово означает „казна“! Като сказал ему, где спрятал золото!»
Все радостно загалдели по-русски, а я сидел и крутил головой, будто ничего не понимаю в происходящем.
«Казна?! – визжал, брызгая слюной, Бэн. – Он сказал: „казна“? Так это же то, что нам нужно! Господи, ты услышал наши молитвы!»
«Если ты вспомнил это, значит, вспомнишь и остальное! Миленький ты мой!» – ошалело вопил один бандит, схватив меня руками за голову и целуя в шишку на лбу.
"Вспомнит, куда он денется, ублюдок' – весело прыгал вокруг меня Резо.
– Вытрясем ему все мозги, если не вспомнит!"
«Надо же, а я, дурак, сомневался, что это золото вообще существует! – кричал один амбал. – Ну и дела, мужики! Наливай по такому случаю!»
Они на радостях тяпнули по рюмке водки, закусили, как у вас это водится, солёными огурцами из большой стеклянной банки, каких у нас в Америке не производят, и снова принялись за меня. Бэн, как я уже догадался, был у них за старшего.
«Ну, дорогой, порадовал ты нас, – сказал он, перейдя на английский. – За это мы, так и быть, не сдадим тебя копам. Давай, будь молодцом, скажи все остальное, и расстанемся друзьями».
«Извините, – говорю, – но я действительно больше ничего не помню. Я и это-то с трудом вспомнил… Хоть режьте, но все из головы вылетело после удара того типа», – и кивнул на Резо, который ложкой размером с лопату намазывал чёрную икру на огромный ломоть хлеба.
«Гонит он все, – убеждённо сказал тот на русском. – Все он помнит – по глазам вижу».
«А того, что он помнит, ты не видишь?» – с надеждой спросил Бэн.
«Нет, не вижу. Но мне почему-то кажется, что этот гад понимает русский язык».
"Сдурел?! Откуда ему русский знать, если он американец? Скажешь тоже…
– Бэн повернулся ко мне и по-английски спросил:
– Ты ведь не знаешь русский язык?"
«Я – патриот своей страны, – с достоинством ответил я, – и мне не пристало изучать язык людей, которые ведут себя в цивилизованной стране, как дикари!»
«Это хорошо, что ты такой преданный, – обрадовался бандит. – Ну, давай вспоминай теперь, что тебе сказал Като».
«Какой Като?»
«Тот, который умер у тебя на руках, идиот! И не морочь нам голову!» И опять ударил меня, разбив губу.
«Эй, ты, полегче, – проворчал Резо. – Остатки мозгов вышибешь. У него и так их немного, как я посмотрю. Лучше утюгом пузо прижги, а по голове не нужно – там наше золото».
«Слышал? – он наклонился ко мне. – Сейчас утюг раскочегарим и начнём тебя гладить для улучшения памяти. Клинч, тащи утюг!»
Тот, что целовал меня в лоб, вскочил и выбежал из комнаты. Мне стало тоскливо, и я сказал:
«Знаете, я честно хочу вам помочь. Я бы рад вам все рассказать, но ничего не помню. Неужели вы думаете, что мне приятнее смотреть на ваши рожи, чем сказать то, смысла чего я даже не знаю? Странные вы люди, русские…»
«Э, а откуда ты знаешь, что мы русские? – насторожился Бэн. – Может, ты все-таки понимаешь…»
«У вас это на физиономиях написано, – усмехнулся я. – И потом, я ещё в состоянии отличить русскую речь от китайской. Вы ведь из русской мафии?»
Они переглянулись, и Резо довольно кивнул:
«Конечно, дурачок, мы из русской мафии. Слышал о нас небось? Так что лучше говори, а то замордуем… Вот и Клинч с утюгом! Врубай его в розетку, братан!»
"Минуточку, господа! – испугался я. – Вы что хотите: убить меня или получить то, что вам нужно? Давайте как-нибудь вместе решать эту проблему.
Помогите мне вспомнить, но не такими, конечно, методами, – я с ужасом посмотрел на включённый в розетку утюг. – Я знаю один верный способ из области психологии – это вполне надёжно и… лояльно".
«Из какой области?»
«Психологии».
«Ты что, псих, что ли?»
«Я сказал: психологии, а не психиатрии».
«И что, действительно верный способ?» – спросил Клинч, вертя раскалённый утюг у меня перед носом.
«Проверен многими видными учёными всего мира», – соврал я.
«Наши способы тоже проверены! – хохотнул Бэн. – Ладно, валяй, выкладывай свой метод».
«Он заключается в том, что мозг нельзя насиловать – он сразу же начинает протестовать и закрывается. С ним нужно обращаться по-доброму, мягко, упрашивать, помогать и так далее. Другими словами, нужно заинтересовать мой мозг в том, чтобы он вспомнил нужную информацию. Тогда он начнёт работать сам и в конце концов вытащит её из подсознания. Все очень просто…»
