– Тогда расскажу тебе все. Может, я что-то не правильно понимаю и зря вообще сюда приехал. И вот что он нам поведал.
– Я сам живу в Нью-Йорке, рядом с Четвёртой авеню, там же у меня и офис. Занимаюсь в основном делами о похищениях богатых эмигрантов из России представителями русской же мафии. Ко мне обращаются потому, что я не поленился и, когда у вас открыли «железный занавес» и огромный поток ваших соотечественников хлынул к нам, я выучил русский язык. Я нюхом почувствовал, что скоро Америку заполонят русские бандиты и я смогу на этом неплохо заработать. И не ошибся. Так вот, напротив моей конторы, через улицу, стоит четырехэтажный дом. В нем обычно снимают квартиры те, у кого ещё не так много денег, чтобы купить хороший особняк, но уже не так мало, чтобы ютиться в трущобах. Жильцы самые разные, часто меняются, и я почти ни с кем не знакомлюсь – своих дел хватает. Чуть меньше недели назад, вечером я возвращался домой пешком и проходил прямо под окнами того здания. Было уже темно. Настроение у меня было отличное, как сейчас помню, потому что с тех пор оно у меня все больше хреновое. Так вот, вдруг я почувствовал, что на что-то наступил. Сразу должен сказать, что в моем районе города практически не бывает мусора на тротуарах, и любой предмет, оказавшийся под ногой, может смело рассматриваться как повод для увольнения дворника. Я объясняю это для того, чтобы вы не приняли меня за побирушку, который копается в уличных урнах и подбирает лежащие на земле клочки использованной туалетной бумаги. Ну я, естественно, нагнулся и увидел, что наступил на скомканную бумажку. Не туалетную. Черт меня дёрнул поднять её! Будто кто-то согнул меня пополам и заставил это сделать. Короче, развернул, а там что-то написано на непонятном языке. Не на английском и не на русском – других я не знаю. А я по натуре своей очень любопытный, мне стало интересно. Было уже темновато, так я отошёл под фонарный столб, но все равно ничего не понял, кроме того, что вся та галиматья была написана кровью. Это я сразу понял, ибо крови на своём веку повидал достаточно. Кто-то спичку в кровь окунал и корябал из последних сил. А у нас в Америке, вы знаете, не принято кровью писать, потому что и чернил вдоволь, и карандаши есть, и даже гелевые ручки, не говоря уж о фломастеpax. В общем, сунул я клочок в карман, решив, что зря такого писать никто не станет, и пошёл домой. Дома начал копаться в справочниках, чтобы распознать, на каком языке сделана надпись, но так и не узнал, потому что язык был какой-то редкий. Тогда я сделал точную копию того, что там было написано, чтобы не пугать добрых людей видом крови, и на следующий день отнёс своему знакомому в филологический колледж – тот как раз языками занимается. Через несколько часов он позвонил и сообщил, что это грузинский язык и надпись означает буквально следующее: «Люди, помогите, я в пятом номере, умоляю! Озолочу». Знакомому я сказал, что это всего лишь выдержка из книги, которую я читаю. После этого я сдуру, до сих пор не понимаю, зачем, ведь прошли уже почти сутки, закрыл свою контору и пошёл в дом напротив…
– Может, тебе понравилось последнее слово в записке? – усмехнулся босс.
– Конечно, что-то в подсознании и было, потому что даже в Америке известно, что у грузин водятся деньги, и немалые, – вздохнул он. – Но я особенно на это не рассчитывал, потому что был уверен, что спасать там уже некого. Я высчитал, где находится квартира номер пять, посмотрел на окна, и там было совершенно темно. В общем, прошёл я незамеченным через чёрный вход на третий этаж, где располагалась пятая квартира, послушал тишину через замочную скважину, а потом достал отмычки и вскрыл все это дело. И что ты думаешь? Там был труп мужчины. И ещё какой! Беднягу, похоже, долго и усердно пытали…
– Родион Потапович! – В селекторе на стене, установленном специально, чтобы Валентина могла переговариваться с мужем в любое время и слышать, о чем здесь говорят, раздался её звонкий голос. – Обед уже стынет!
Босс вопросительно посмотрел на гостя, тот кивнул, и мы все переместились в столовую на второй этаж. Там, с завидным аппетитом принявшись за приготовленную Валентиной сытную русскую пищу, американец продолжил свой рассказ:
– На нем не было живого места. Лоскутами была снята кожа на животе, у него выдернули все ногти и зубы, отрезали все пальцы на руках, причём потом их сразу перевязывали, чтобы он не умер от потери крови, наверное. У него также не было ушей. Все тело было сожжено утюгом и истыкано каким-то острым предметом.
Рядом стояла пустая пачка из-под соли – они, видно, сыпали её на оголённое мясо. В довершение всего то, чем он, наверное, когда-то гордился, было отрезано и засунуто ему в рот. Он лежал на полу в гостиной абсолютно голый, и эта штука безобразно торчала из его окровавленного рта…
– Приятного аппетита, – буркнула я, но американец даже не моргнул.
– …Свет я не включал и пользовался фонариком. Все стены и мебель были забрызганы кровью, везде валялись части его тела. Честно скажу, за всю свою практику я ни разу не видел ничего подобного. Я тогда ещё не знал, что это всего лишь цветочки, и все равно хотел сбежать и забыть об этом навсегда, уничтожив записку. Но не сбежал. И знаешь, почему?
– Он был ещё жив, – уверенно сказал босс, нанизывая на вилку непослушный маслёнок с тарелки.
– А как ты догадался? – удивился Пол. – Да, действительно, этот человек ещё дышал. Не знаю, как в нем теплилась жизнь и в чем держалась душа, но когда я посветил ему в изрезанное лицо, один, каким-то чудом оставшийся целым, глаз смотрел прямо на меня и слегка моргал. Надо сказать, что я далеко не робкого десятка, но тут чуть не умер от страха. Это был огромных размеров бородатый старик. От неожиданности или испуга я вдруг начал извиняться перед ним, почти уже трупом, и объяснил, что нашёл его записку и пришёл, чтобы помочь. Он выплюнул то, что было во рту, и зашевелил тем, что осталось от его губ. Я догадался, что он хочет что-то сказать, наклонился и услышал буквально несколько слов. Это были совершенно непонятные для меня хриплые звуки, не более. Но у меня феноменальная память, и я запомнил их на всю жизнь, и уже всерьёз подумываю о том, чтобы их высекли на моем надгробном камне, который, если дела пойдут так и дальше, появится у меня очень скоро. Как я понял, старик произнёс их на последнем издыхании, потому что сразу же умер, на своё счастье.
Мне же повезло меньше. Тогда я ещё не знал, какую страшную тайну он мне передоверил. То, как мучили старика, чтобы выведать её, уже должно было сказать мне об этом, но я тогда ни о чем не думал, кроме того, что нужно скорее сматываться. К сожалению, это было не так просто, потому что, когда я распрямился, чтобы пойти к выходу, в комнате загорелся свет. У двери стояли два молодца, каждый размером со статую Свободы, и оба были, как у вас говорят, лицами кавказской национальности. Я подумал, что, похоже, у них был ключ. Они тихонько вошли, заметили меня и видели, как старик мне что-то сказал. Этого им показалось достаточно, чтобы нацелить на меня кольты сорок пятого калибра.
«Ну, недоделок, – сказал по-английски один, поигрывая пушкой, – а теперь поделись с нами услышанным. И не вздумай шутить».
«Простите, – говорю, – но я ничего не понимаю. Я совершенно случайно оказался здесь…»
"Ну да, конечно, – ухмыльнулся другой, – мы тоже заглянули на огонёк.
Говори, парень, или с тобой произойдёт то же, что с этим грузином".
Они, видать, приняли меня за случайного излишне любопытного прохожего.
«Так он грузин? – удивлённо спросил я, отступая в глубь комнаты. – Теперь понятно, почему я ни черта не разобрал из его слов. И вообще, ребята, не знаю, что вы задумали и чего хотите от меня, только мне пора домой – время позднее, жена волнуется…»
«Он над нами издевается, слышишь, Тимур?» – спросил один по-русски, думая, что я его не понимаю.
«Слышу, Резо. Придётся заняться и им. Ты как, ещё не устал?»
«На этого хлюпика сил хватит. Като ему точно все сказал. Не мог он унести с собой в могилу столько золота, ублюдок».
«Но этот американец наверняка не знает грузинского языка. Может, его просто прикончить?»
«Это всегда успеем. Он наверняка услышал звуки и сможет их воспроизвести. Проклятый Като! Так и не научился за свои девяносто два года разговаривать на другом языке».
«Старая порода. Зато, говорят, все понимал, что ему говорили. Ладно, здесь уже стало опасно. Давай отвезём его к Индусу – пусть делает с ним что хочет».
«Это хорошая мысль. Иди скрути его, только без шума, а я проверю на выходе».
«Ты мудр, как всегда, Резо».
Один вышел из комнаты, а другой с пренебрежительной усмешкой начал приближаться ко мне, не подозревая, что я могу быть очень опасен, когда захочу.
Я сам парень не промах, но он был выше меня на целую голову, настоящий гигант, похоже, борец и наверняка профессиональный убийца. Он сверлил меня глазками, выжидая подходящий момент для броска, а я притворялся испуганным идиотом и пятился от него, пока не наткнулся спиной на подоконник. И тут, несмотря на свой громадный вес, он молнией бросился ко мне с занесённым пистолетом, рассчитывая свалить ударом по голове. Слава богу, в своё время я неплохо потрудился во Вьетнаме, в элитных частях. Не мешкая, я сбил его с ног прямым ударом в подбородок, чего он явно не ожидал и поэтому сразу упал, выронив пистолет. Подхватив пушку на лету, я тут же врезал как следует рукояткой по здоровенной башке, и Тимур отправился вслед за своим соотечественником Като.
