Николай Николаевич кивнул, помолчал, а потом сказал:
– Я постараюсь позаботиться о вас, Валерий. Постараюсь, потому что обещал.
– Кому?
– Своему другу. Виктору Солохину.
Вот теперь Васильев, действительно, удивился.
Что это: очередной ход в какой-то хитрой комбинации? Или правда? В конце концов, почему бы его собеседнику не иметь и некоторой толики человеческих чувств… Вне служебных отношений.
– Не понимаю,– бросил Васильев.– Вы же его убили!
– Этого требовали интересы Государства,– твердо произнес Николай Николаевич.– Кроме того…– Васильев видел: продолжать его собеседнику не хочется, но он все-таки закончил: – Кроме того, ему самому я в свое время ничего не обещал.
– Ну что, сучка, не ждала? – процедил Мирон, кривя губы.– А я – вот он!
Захлопнув дверь, бандит мимоходом треснул Таниного папашу по макушке (тот завалился мешком), перешагнул через него… Таня, опомнившись, отскочила назад, завизжала отчаянно – и задохнулась, когда Мирон ударил ее кулаком в живот.
– Не ждала, блядюшка! – зарычал он, схватив ее за волосы.– А я – вот он!
Мирон втащил ее в комнату, швырнул на кровать, посиневшую, беззвучно открывающую рот…
– Драть тебя буду во все дырки,– пообещал он, вытаскивая из чехла тесак и поднося к Таниному лицу.– А будешь плохо подмахивать – кишки на уши намотаю, поняла? – Он поддел лезвием ткань платья у ее паха, проткнул и распорол одним движением до самого ворота. Таня ощутила холодное прикосновение металла, попыталась схватить толстую волосатую руку, но Мирон поймал ее запястья свободной рукой, сразу оба, сдавил так, что захрустели косточки.
– Ты чё, сучка, не поняла? – Он прижал тесак плоской стороной к ее груди, так, что она соском почувствовала бритвенно-острое лезвие.– Ну?
– Поняла,– прошептала Таня, борясь с тошнотой, накатившей от боли и страха.– Я поняла… Убери…
– Кое-что подписать вам все-таки придется, Валерий,– сказал Николай Николаевич.– Вернее, расписаться…
Он открыл ящик стола, достал бумагу, подписал и протянул Васильеву.
– Ваш пропуск,– сказал он.
Мирон с хрустом воткнул тесак в подоконник, вытащил из кармана шнур и сноровисто примотал Танины руки к кровати. Он явно проделывал такое не в первый раз. Затем ободрал с нее одежду, именно ободрал, а не снял. Как кору с дерева, сознательно стараясь причинить боль. Таня не сопротивлялась, терпела. Ей очень хотелось жить.
Раздев девушку, Мирон, не торопясь, разделся сам. Он очень любил свое могучее, оплывшее жирком тело, бледное, в синих узорах татуировок. Он гордился ростом, мускулами, силой, набухшим половым органом с неровными шишками «спутников». И он нисколько не сомневался, что и Таня тоже им восхищается, но баловать ее он не собирается.
– Сначала в жопку, потом за щечку,– сказал он, потряхивая бугристым фаллосом,– а потом опять в жопку. Я, сучка, страшно активный! Просто страшно!
– В общем, мы договорились,– сказал Валерий, усаживаясь в машину и пристегивая ремень.– Обучать меня будут по индивидуальной программе, так сказать, без отрыва от производства. И знаешь, может, я дурак, но я ему верю. Просто так он меня не подставит.
– Только ради государственных интересов,– пробасил Петренко.– Шутка! Ты сделал все правильно! И это надо обмыть. Поехали за твоей Танюшкой, она небось беспокоится, потом захватим Тину…
– Тину-то зачем? – запротестовал Васильев.
– А мне, ты считаешь, подружка не нужна? – Петренко захохотал, хлопнул Валерия по плечу.
– Да ради Бога! – засмеялся Васильев.– Забирай, если она не против.
– Уже забрал! – ухмыльнулся Петренко.– Чи мы не козакы?
– Давай тогда, крути баранку,– потребовал Васильев.– Я жрать хочу!
– Дверь открыта,– сказал Васильев.– Может…
Петренко ухватил его за руку, поднес палец к губам. Глаза Валерия сузились: расслабленность, появившаяся после успешных переговоров с Николаем Николаевичем, сменилась привычным концентрированным вниманием.
Петренко достал пистолет, кивнул. Васильев очень осторожно приоткрыл дверь, увидел на полу, поперек коридора, Таниного отца, аккуратно перешагнул. Петренко у него за спиной аккуратно прикрыл дверь…
– Сначала в жопку,– процедил Мирон.– Без мыльца, зато…– И осекся, услыхав щелчок замочного язычка. Плавно, по-медвежьи, он сместился к подоконнику, выдернул из него тесак, показал Тане знаком: «Молчи – или горло перережу!» – бесшумно переместился к двери, приготовился…
– И-и-и-и!!! – истошно завизжала Татьяна.
Мирон вздрогнул, дернулся к ней, потом, сообразив, что разобраться с девушкой можно и погодя, выскочил в коридор…
Бац! – Ботинок Васильева описал в воздухе полукруг, закончившийся на правой руке Мирона. Грозный тесак вылетел из ушибленных пальцев, а ботинок, изменив траекторию, воткнулся чуть пониже шишковатого фаллоса, после чего и фаллос, и его хозяин сразу утратили гонор и погрузились в глубокую печаль, гуманно прерванную Петренко, опустившим на затылок потерпевшего пистолетную рукоять.
Пока Валерий освобождал Таню, Петренко деликатно смотрел в сторону, повернулся только тогда, когда девушка запахнула халат.
– Ну как, цела? – спросил он.
– Цела,– ответил за нее Васильев.– Что с ее папашей?
– Живой,– лаконично ответил Петренко.– Везучий ты, Валерка! Везучки твоей на троих хватает!
Таня подошла к Мирону и злобно пнула его пяткой:
– Коз-зел!
Глаза у нее были злые и сухие.
Мирон заурчал, сделал попытку приподняться. Таня пнула его еще раз, в ухо.
– Надо бы его зафиксировать красиво и элегантно,– озабоченно произнес Петренко.
– Красиво и элегантно? – Васильев подумал немного и полез в ящик туалетного столика, куда ссыпал всякую мелочь.– Где-то у меня был подходящий инструмент…
Через некоторое время приведенный в чувство неудачливый насильник был зафиксирован в интереснейшей позе: на четвереньках, бледной задницей кверху, лбом – в пол. Поза оригинальная, но наиболее удобная, если большие пальцы рук соединены миниатюрными наручниками, цепочка которых привязана внатяжку к оконной ручке.
– Вот теперь тебя люблю я,– пропел Петренко и звучно шлепнул Мирона по ягодице.
– Тихо! – потребовал Васильев.– Я звонить буду.
Несколько минут потребовалось, чтобы выяснить телефон Горшкова. Не одного из тех, что стоят в приемной депутата, а того, который он носит в кармане.
– Горшок! – рыкнул в трубку Васильев.– Ты что, войны хочешь? – и, не дожидаясь ответа.– Будет тебе война! Ты меня понял?!
– Какая война? Кто это? – ошарашенно спросил Горшков.– В чем, собственно, дело, я не понимаю?
– Ах ты не понимаешь? – протянул с издевкой Васильев.– Так я тебе сейчас растолкую, придурок! Ты думаешь, если я один раз тебя отпустил, не шлепнул, на второй раз так же будет? Я из тебя цыпленка табака сделаю! Во всех позициях!
– Кто это? – почти взвизгнул Горшков. И тут же, уже не в трубку: – На, возьми, это тебя!
– С кем я говорю? – холодно спросил уже знакомый Валерию голос.
– А ты догадайся, Машина! – насмешливо произнес Васильев.– Я думал: ты умнее, два раза на одни грабли не наступаешь.
– Ты правильно думал,– ледяным тоном произнес противник Васильева.– В чем дело?
– У меня тут твой дружок валяется. Мирон. Что скажешь?
– Пока ничего,– спокойно ответил Машина.– Продолжай.
– Сейчас ты скажешь, что к моей девушке он по собственному почину ввалился? – с иронией проговорил Валерий.
– Я его не посылал,– сухо произнес начальник службы безопасности депутата Горшкова.
– И у тебя не будет ко мне претензий, если я сейчас сломаю ему шею? – поинтересовался Васильев.
Молчание. Достаточно долгое, чтобы предположить: Машина решил посоветоваться с хозяином. Наконец Васильев снова услышал в трубке его дыхание.
– Да,– неохотно произнес Машина.– У меня не будет претензий.
– Тогда все,– сказал Васильев.– В будущем присматривай за своими обезьянами получше. Второй раз не спущу.
Машина не удостоил его ответом, просто отключился.
Васильев присел на корточки.
– Плохие новости, Мирон,– сказал он насмешливо.– Сдали мне тебя со всем дерьмом и потрохами. Что скажешь?
– Пошел ты!..– процедил бандит.
– Га! – воскликнул Петренко.– Оно разговаривает! – и отвесил Мирону пинка.
– Как ты думаешь, Танюша, что мы с ним сделаем? – спросил Васильев.
– Яйца ему отрезать! – мстительно заявила девушка.
– Ну-у-у! – укоризненно протянул Валерий.– Мы же не звери! – И подмигнул Петренко.
– Да если хочешь знать, если бы он…
– Мы сделаем лучше,– не обращая внимания на ее реплику, продолжал Васильев.– Мы его продадим. Как ты думаешь, Сашок, сколько мне дадут за такого крупного мужчину? Я думаю, тысяч пять дадут, как считаешь?
Пленник притих. Прислушивался.
– Навряд ли,– усомнился Петренко.
– А рублей?
– Ну, если на вес – то может быть,– Петренко ухватил пленнику за складку сала на боку.– Собачек кормить, к примеру. Или свинок…
