Генри лихорадочно зашарил по карманам в поисках компа или хотя бы блокнота, но Саймон не успел закончить свое повествование. Набежали эсэсовцы, окружили их, оттеснили.
– Вы кто такие?!
Чеус начал что-то им втолковывать, негромко и рассудительно. Якобы случайно вошли с улицы через открытую дверь.
Саймона тем временем увели. Генри прислонился к стене, снова ощутив непреодолимую усталость.
Объяснялся гинтиец долго. Наладчики они, начальство послало их настроить кофейный автомат, экспонат здешний, чтобы деньги глотал, а стаканчик с кофе по-хорошему не отдавал, пока его силком оттуда не выдернешь, обжигая кипятком пальцы – для пущего исторического колорита и достоверности. Заблудились, ошиблись домом. Они здесь недавно работают, их сюда из древнего Пекина перевели.
Оказывается, он, когда надо, тоже умеет заговаривать зубы, до чего это хорошо, подумал Генри, а то я сейчас совсем не в форме.
Наконец эсэсовцы расступились.
– А каракатицу эту мы у вас конфискуем! – объявила их руководительница, показав на краба из Комнат, болтавшегося на джемпере у Мориса. – Вы пронесли ее сюда незаконно. Это запрещено, потому что господин Клисс их боится.
– Да, пожалуйста, забирайте, – покладисто пролепетал Морис.
– Стыдно, он же совсем больной человек! – добавила женщина на прощание. – А он историческая личность, между прочим.
На улице падает мокрый снежок, тротуар блестит от грязи. Проезжая часть забита замызганными муляжами древних автомобилей.
В отеле все было в порядке, и Бланка уже проснулась.
– Летите скорее сюда, – потребовала Лейла. – Главное, Мориса по дороге не потеряйте. Убью его.
– Что она имела в виду? – обеспокоенно поинтересовался у Генри Морис. – Сердится за что-то или пошутила?
– Прилетим – узнаем.
– Балбесы вы оба, – беззлобно заметил Чеус. – Больше ни в какие двери наобум не лезем. Сначала изучаем обстановку, потом заходим. Все ясно?
Генри кивнул.
– Ясно, – измученно подтвердил Морис. – А почему балбесы?
– А кто же еще? То женскую баню вам подавай, то Саймона Клисса…
От Лейлы Морису досталось хуже, чем от Анджелы. Довела его до слез, как школьника.
– Почему ты сразу не сказал, что стер часть узора? Из-за тебя все оказались в опасности! Если бы вы попали туда без Чеуса, вы бы не выбрались. А представь, если бы туда зашла Марсия?!
– Я-то бы не зашла, – серьезно возразила девочка. – Я бы раньше увидела, что там эти Комнаты. Но он все равно поступил неправильно.
– Лейла, ну, это же просто картинка, там же ни одного чипа… – бормотал покрасневший Морис.
– Это не картинка, а защита, понял? Единственная известная нам эффективная защита против той дряни, которая за тобой охотится. Сейчас все выслушают лекцию о Комнатах, а Генри может отдохнуть, он это уже знает.
Отдохнуть. Ничего другого ему так не хотелось. Но перед тем как отправиться спать, он все-таки потихоньку спросил, улучив момент:
– Чеус, этот ядовитый шип в кольце действительно есть или вы его придумали?
– Много хочешь знать, – ухмыльнулся гинтиец.
Глава 6
О Монике Бланка совсем забыла. Это было нехорошо, неправильно, просто отвратительно. Ради чего она прилетела на Землю-Парк, какую проблему должна решить, зачем устроилась на работу в Новогоднюю Службу – все это вспомнилось внезапно, словно открываешь дверцу шкафа, и тебе прямо в руки вываливается крайне нужная, но потерянная вещь, которую запихнули туда второпях и выбросили из головы.
Проблема напомнила о себе, когда Бланка сидела в аэрокаре, блуждающем среди облачных развалов, погруженных в холодные белые сны. Вернее, на самом деле он не блуждал, а мчался к цели, это Бланка чувствовала себя заблудившейся.
Лейла сидела напротив, ее гладкие иссиня-черные волосы влажно поблескивали в перламутровом сумраке салона, бледное лицо с царственно высокими скулами хранило задумчивое выражение. Она казалась здешней облачной русалкой.
Летели они в городок Новогодней Службы, чтобы осмотреть комнату Анджелы. Не те самые Комнаты, а служебное помещение, предоставленное работодателем супервайзеру Анджеле Ругис для временного проживания.
Бланку Лейла захватила с собой на всякий случай, отдав ей предпочтение перед Морисом, который из-за этого на обеих обиделся. Еще один повод для угрызений совести.
– Ты боишься?
Лейла долго молчала, поэтому Бланка слегка вздрогнула от неожиданности, когда та заговорила.
– Нет. Просто есть куча дел, которые я должна переделать.
– Например?
История Моники, ставшей добычей Мегареала, у Лейлы сочувствия не вызвала.
– Да пусть оно лежит, где лежало. И это вся твоя куча дел?
– Еще я хочу убить Римму Кирч, – удивляясь тому, что давно знакомые и понятные слова звучат, как незнакомые, сообщила Бланка.
– Вот это уже не слабо, но, скорее всего, это сделаешь не ты, а я или Зойг.
– Из-за их банды умер мой папа, а мама до сих пор в больнице, ее так и не смогли вылечить.
– Ты их любила? – с такой интонацией, словно ответ на этот вопрос предполагал варианты, спросила Лейла.
– Да. Они были совсем молодые, немного старше двадцати. Ролевики-экстремалы. Возили меня с собой на игры, там всегда было интересно, весело, разноцветно… А потом, на Вьянгасе, все разом закончилось. Я полгода пролежала в больнице. Когда мне объяснили, что случилось, я решила, что вырасту и убью сбежавшую террористку.
– У меня Вьянгас тоже много отнял.
– У вас там кто-то погиб? – испуганно и сочувственно поинтересовалась Бланка, выдержав паузу.
– Друг. Даже больше, чем друг. Он был сложной личностью, и ты бы, наверное, не назвала его хорошим, но я перед ним в неоплатном долгу. Погиб он не на Вьянгасе, позже, но я думаю, это случилось из-за психотронного удара. До этого он в какие только истории ни попадал – и хоть бы что, а после Вьянгаса в нем как будто что-то сломалось. Там он держался неплохо, насколько это было возможно, даже горло себе перерезать не пытался, однако Вьянгас убил его через некоторое время, как яд замедленного действия.
Машина вынырнула из облачного слоя. Внизу темнел хвойный лес – колючий ковер, припорошенный снегом.
– О подвигах Шоколадной Анджелы никому ничего не разбалтывать, ясно? «Иллюзориум» уже перевел каждому из вас на счет компенсацию за молчание. Ты, вообще, умеешь врать, не краснея?
– Ну… – Бланка призадумалась.
Пожалуй, все-таки нет.
– Тогда говори, что тебе предложили работу получше, и ты решила послать Новогоднюю Службу ко всем чертям, – Лейла допила последний глоток кофе с коньяком, отдала пустую чашку роботу, и тот, забрав посуду, сложился в три погибели в углу салона, превратившись в металлический ящик с выгравированным готическим орнаментом. – Не особо надеюсь, что этот обыск что-нибудь даст следствию, то есть мне. Римма хоть и дура, но наверняка не оставила в казенном жилище ничего важного. В Конторе их хорошо дрессировали… Мне бы способности Марсии, тогда бы я получила массу интересных подробностей, просто посидев часок-другой среди Римминого барахла.
– Вы могли взять Марсию с собой.
– Ей еще рано влезать в такие дела. Если наша Римма-Анджела в этом помещении кого-то замочила, Марсия почувствует, и впечатления будут достаточно острые. Поль с Ивеной решили, что у нее должно быть настоящее детство, без тех специфических игр, в которые играют взрослые идиоты. Это правильно. Поль не хотел заводить детей, пока не набрал достаточную силу, чтобы защитить своего ребенка от кого угодно. Никто не сможет использовать способности Марсии, пока она не вырастет и не сделает сознательный выбор. Кто попробует, тот нарвется. Когда Поля рядом нет, ее охраняет Чеус. Да и я тоже… Ивена и Поль – мои друзья, но так сложилось, что я перед ними кое в чем виновата. Знаешь о том, что у Марсии врожденный токсикоз? Я была в той компании, которая собиралась похитить Ивену – тогда еще не Ивену Лагайм, а Ивену Деберав, – чтобы заставить Поля сдаться. Правда, перед самым началом авантюры со мной приключилось несчастье, и я все пропустила, потому что лежала в коме, но тем не менее… Получается, что я тоже к этому причастна. Поль напрасно поддался на уговоры деятелей из спецслужб и согласился стать отравленной машиной смерти, но в то время он легко терял голову. Впрочем, это так, самооправдание… – Лейла коротко усмехнулась. – Тебя удивляет, что я так спокойно об этом рассказываю? Это случилось пятнадцать лет назад, с тех пор много воды утекло. Я тогда была девчонкой в возрасте Дигны, к тому же адски озлобленной, и не без оснований. У меня ведь не было детства. Ни хорошего, ни плохого – никакого. Вместо него у меня было кое-что другое, – она снова усмехнулась, в ее синих глазах промелькнула недобрая тень – такая, что, задержись она там подольше, и Бланка почувствовала бы оторопь. – Расскажу, но не сейчас. Зато вскоре после этой истории с похищением и шантажом взаимные недоразумения были улажены, и уж тогда мы все вместе повеселились – так, что от Римминой Конторы камня на камне не осталось.
