— Хотите разорить старика?
— Не прибедняйтесь. Я бы даже Ротшильду не советовал это делать.
— Хорошо, — улыбка исчезла с лица Храбиновича. — Я буду ждать вас здесь с восьми до без пятнадцати десять. Не обессудьте — в десять я обычно ложусь спать.
Буцаев тоже стал серьезным.
— Ровно в девять я привезу деньги.
Они кивнули друг другу, и Буцаев вернулся к Гоге,. Ревазу и Хасану.
Роман Остапович сел за столик и аккуратно выправил накрахмаленные манжеты из рукава пиджака. Золотые запонки с бриллиантами от «Chopard» (такие же, как и заколка в шейном платке) царапнули полированную столешницу из мореного дуба.
— У нас есть на примете грамотный киллерок? — спросил он, обращаясь сразу ко всем троим.
— А-а-а, — оживился тощий коротышка, Реваз. — Есть. Бывший мент из Киева, Задерецкий.
Буцаев наклонился к Ревазу и вкратце передал ему разговор с Храбиновичем.
— У меня есть для этого дела подходящий ствол, — сказал Реваз. — Он как раз висит на одном из братьев Фаринетти, который покинул нас навсегда в прошлом году.
— Отлично, когда Задерецкий сделает работу, поможешь ему искупаться в Гудзоне.
— Ох, босс, — притворно расстроился Реваз, — а как же уровень водг?
— Не переживай за экологию, мы не Гринпис, — посоветовал Буцаев. — Лучше о себе подумай.
Официант принес большую фаянсовую супницу, полную дымящейся ухи. Роман Остапович взял две накрахмаленные салфетки со значком «Гамбринуса» в углу. Одну заправил за воротник, вторую положил на колени.
— Гога, — спросил он небритого кавказца. — Что ты знаешь о русском боксере, который будет драться в Вегасе?
— Почти ничего, только то, что он будет драться в Вегасе, — успел сориентироваться Гога, до сего дня не ведавший о существовании претендента на титул.
— Он должен лечь, — заявил Буцаев. — Храбинович обещал выдачу два к одному.
— А если он не захочет лечь? — почесал затылок Гога.
Буцаев поднес ко рту руку, дыхнул на аметистовый перстень и тщательно протер его салфеткой.
— Надо найти достойные аргументы. Послезавтра едем в Вегас. Ты, — он ткнул пальцем в Реваза, — присоединишься к нам, как только замочишь негроида. Заодно обеспечим себе алиби, а на тебя все равно никто не подумает.
— Вах, слушай, — Хасан всем своим видом показал, что далее последует замечательная шутка. — Если копы потом спросят, где был Реваз? Я спрошу, какой-
такой Реваз? А? Наверное, где-то в чемодане лежал, а мы не видели, да? — и он первым засмеялся над собственной шуткой.
— Очень остроумно, — желчно заметил Реваз. — Ты и так ничего не видишь, если мимо проходит белая баба. Хорошо, что здесьлет ишаков, а то бы ты бегал за ними по всему Нью-Йорку, как за блондинкой.
Хасан побагровел. Дыхание его участилось, ноздри раздулись от гнева.
— Слушай, я тебе про ишака ничего не говорил, да?
— Хватит болтать! — оборвал его Буцаев. — Лучше прикиньте, кто в Вегасе сможет вывести нас на боксера?
— Эдик Маципуло, — оживился Реваз. — Но только он ничего не скажет. Он полез в драку с каким-то земляком: тот сломал ему челюсть в двух местах, теперь Эдик кушает через трубочку, и молчит, как бифштекс.
— Ну, ладно, хоть написать-то он сможет? Пальцы целы? И на том спасибо, — получив утвердительный ответ, Буцаев открыл крышку супницы, зачерпнул . уху половником, выбирая куски рыбы посолиднее, налил золотистый бульон в фарфоровую тарелку Упоительный запах ухи вызвал у присутствующих обильное слюновыделение.
— Итак, — сказал босс, потирая руки, — послезавтра мы едем в Вегас. А сегодня вечером я сделаю ставку.
Шестерки насторожились: Буцаев имел склонность к рискованным операциям, которые не всегда приносили ожидаемый успех. Он был игрок, каких поискать.
— Большую? — поинтересовался Реваз, скрывая беспокойство под напускным равнодушием.
— Немаленькую, — ответил Буцаев, занося над тарелкой серебряную ложку.
— Может, не стоит, так рисковать?
— Это не риск! — возмутился Роман Остапович. Он разогнал ложкой золотистые капельки жира на поверхности ухи, и ему не терпелось поскорее приступить к трапезе. — Это бизнес! Храбинович обещает двойную выдачу. Мы знаем, что Соломон надежнее всех швейцарских банков, вместе взятых. Все очень просто: мы заставим боксера лечь, когда надо, и получим у Храбиновича честно заработанные деньги. Если ты думаешь иначе, вали горбатиться в «Макдональдс».
— Меня тошнит от «Биг-Маков», — признался Реваз.
— Тогда ешь уху, пока даю.
Вечером того же дня, ровно в девять, Буцаев привез в «Гамбринус» дорогой кейс. Храбинович сидел на своем месте, в углу. Он размачивал в чае простые сухари, давил их на блюдечке чайной ложкой и потом отправлял полученную кашицу в рот. На лице его застыла загадочная библейская улыбка, но глаза, как всегда, были серьезными й не упускали ни одной детали.
Роман Остапович успел переодеться. На нем по-прежнему был белый костюм, но уже другого покроя и сшитый у Сен-Лорана. Вместо сиреневого шейного платка он повязал малиновый. Аметистовый перстень сменил на украшенный крупным рубином.
Буцаев поставил чемоданчик на стол перед стариком, развернул к нему и открыл крышку. На какую-то долю секунды уголки рта Храбиновича дрогнули, лицо подобрело.
— Здесь у вас... — он написал на салфетке шестизначную цифру.
— Соломон Маркович!.— Буцаев расплылся в довольной улыбке. — Если бы все считали как вы, про-
изводите л и калькуляторов давно бы разорились. Вы можете выступать с этим номером в цирке. Нет, вам место в книге Гиннеса.
— Роман Остапович! Это же — деньги, — с нежностью в голосе сказал Храбинович. — Я их вижу по-другому, чем счетная машинка. И по-другому, чем вы. Для меня деньги — образ, если вы понимаете, о чем я говорю. Впрочем, не будем размазывать манную кашу по столу. Перейдем к нашему интересу.
— Двойная выдача! — напомнил Буцаев.
— Вы пугаете меня моей собственной добротой. — Храбинович покачал головой. — Но... Слово вылетело, и его уже не посадишь. Двойная, как и договаривались.
Буцаев счел свою миссию выполненной и поспешил откланяться, но старый лис окликнул его.
— Роман Остапович! Если уж вы знаете такого, чего не знаю я, то, может быть, скажете, в каком раунде он ляжет? — Это была откровенная покупка. Храбинович, желая обезопасить себя на случай возможного проигрыша, хотел вернуть хотя бы часть денег. — Я бы мог предложить восьмикратную выдачу.
— Восьмикратную? — вздрогнул Буцаев: все это выглядело более чем заманчиво. Он принялся в уме подсчитывать выигрыш.
Храбинович горестно усмехнулся: мол, вот что вы со мной, стариком, делаете, пользуетесь моей добротой.
— Значит, если при таком раскладе, — растягийая слова, сказал Роман Остапович, — я разделю ставку пополам: половина — против русского, половина — на конкретный раунд, то...
— То получите два миллиона грязненьких, замусоленных бумажек, никак не учтенных в Департаменте финансов США.
— Ого! — Буцаев потер руки, как муха лапки. — Миллион шестьсот баксов чистой прибыли?
Храбинович всем своим видом изобразил одобрение: растет, растет смена. Идут молодые, хваткие, с длинными загребистыми руками. Не факт, однако, что им удастся дожить до старости, для этого нужна в придачу к рукам еще и голова, которая, вопреки распространенному мнению, есть далеко не у каждого.
Все люди делятся на три категории: на тех, у кого есть голова, тех, кто думает, что она у них есть, и на тех, у кого ее нет. Буцаев относится к... Впрочем, это покажет время... Время, а вовсе не опыт, как самоуверенно утверждал ребе,коммунистов Маркс критерий истины. Деньги гораздо легче получить, чем удержать.
— Умеют же зарабатывать люди! — вздохнул Храбинович с неприкрытой завистью. — За один вечер — миллион шестьсот баков! Правда, два процента я возьму себе в любом случае. Таков порядок — за коммерческое посредничество.
— Я подписываюсь, — сказал Буцаев. — Значит так: половина — против русского, половина — на... — он задумался, потом растопырил пятерню, — пятый раунд!
— Принято, Роман Остапович, — согласился Храбинович. -
Он жадным взмахом руки подтянул к себе по столу кейс, а другой медленно закрыл его крышку. Сделал он это с видимым сожалением: все-таки деньги сделаны не только для того, чтобы делать деньги. Сам вид их в большом-количестве может доставлять наслаждение, сравнимое с оргазмом. И сие особенно важно в преклонном возрасте, когда женщины уже не могут доставить того удовольствия, что раньше. Ах, аденома, аденома, ведь какое красивое слово! Как женское имя, будь она неладна. Жаль, что из баксов нельзя склеить новую, молодую простату. Храбинович проводил уходившего Буцаева печальным взглядом.
