У входа в подвал тихо урчал допотопный «воронок», возле которого находились какие-то люди, мерцавшие во тьме огоньками сигарет.
– Давай, пошли по одному, – распорядился кто-то у автозака – где-то спереди раздался смачный шлепок и тоненький вскрик – направляющего нашей колонны попотчевали «дубиналом» для ускорения. Мы погрузились за пятнадцать секунд – злой дядька у подножки подгонял каждого сочным шлепком дубинки, и желающих медлить не было. Последним садился Женя-афганец – впопыхах никто не обратил внимание на то, что он отстал от общей кучи, и теперь ему некому было помочь забраться на подножку.
– Брось костыли! – внезапно крикнул дядька с дубинкой. – Не положено с палками. Давай – так лезь!
– Не брошу! – упрямо заявил Женя и глухо выругался. Сердце мое болезненно сжалось – реакция блюстителей порядка на такие прецеденты каждому знакома до боли.
– Да брось ты костыли, лезь давай! – торопливо выкрикнул я, сунувшись к выходу.
Снизу у автозака раздался глухой удар – дубинкой по спине, затем смачный щелчок, будто вмазали кулачищем по роже – за ударом последовал удивленный хоровой выдох. Недаром беспокоилось мое чувствительное сердце – Женя-афганец никому не давал себя трогать безнаказанно, независимо от ситуации и количества противника.
– Дверь! – бешено заорал кто-то из темноты. «Запускающий» хлопнул решетчатой дверью, замуровывая нас в камере, и тяжело спрыгнул на землю. А у автозака уже вовсю работали конвоиры – тяжелые удары дубинок и резкие выдохи слились в частый дробный стукоток на фоне кромешной темноты, разрезаемой тонким лучиком фонарика: кто-то стоял в стороне и подсвечивал, чтобы остальным было удобнее «трудиться».
Вскоре все стихло: опять заплескались лучи фонарей, которые включили освободившиеся блюстители порядка, чтобы посмотреть результат.
– Не дышит, – констатировал кто-то из темноты. – Переборщили слегонца.
– Да и хер с им, – резюмировал «запускающий», с кряхтением забираясь в «тамбур» автозака и вставляя ключ в замок двери. – Давай – тяни его сюда…
В спецприемнике с нами разбирались недолго. Всех загнали в «отстойник» – просторное помещение без окон, разгороженное толстой решеткой от пола до потолка и освещаемое единственной тусклой лампочкой, замурованной в практически непроницаемый матовый плафон. Сюда же бросили Женин труп – наши конвоиры так славно поработали, что узнать его было невозможно. Затем нас по одному стали уводить в узенькую дверь, прорезанную во второй половине «отстойника». Подошла и моя очередь – рослый сержант распахнул дверь, уцепил меня за кудри – больно стало, будто настоящие! – и поволок. Вскоре я сидел в прокуренной комнате с двумя обшарпанными столами, большим железным ящиком для бумаг и плешивым старлеем с лисьим лицом, который что-то строчил в потрепанный журнал.
– Имя, фамилия, дата рождения, место жительства, место последней работы, – привычно выпалил старлей, едва мазанув по мне взглядом. Я тут же наврал что-то – старлей застрочил в журнале, мурлыкая под нос и непрерывно двигая нижней челюстью. Еще раз мазанув по мне взглядом, старлей скомандовал застывшему у косяка сержанту: – Следующий!
– А что ж вы меня по компьютеру не проверили? – на прощание поинтересовался я, приоткрыв дверь и обнаружив, что во дворе меня уже ожидают двое крепких молодцев волкодавьего обличья. – Может, я какой-нибудь крутой преступник и в розыске?
– Шевели булками, мразота, – лениво отреагировал старлей. – Таких, как ты, в нашем компьютере нету и быть не может.
«А вот и лопухнулся ты, старлей! – злорадно подумал я, когда двое волкодавьего обличья тащили меня через двор под какой-то навес. – В вашем компьютере я есть – и во всех ракурсах! А еще ты упустил случай срубить одним махом сто штук цветной «капустки»… Вот что значит – невнимательность к людям!»
Под навесом стоял… белый фургон хладокомбината.
– Пошел, – коротко распорядился скучающий у задней двери фургона дядька с погонами старшины и гостеприимно приоткрыл одну створку.
Ага, «запускающий» – узнал я его по голосу и слегка замешкался, пытаясь рассмотреть его лицо.
Бац! – я получил от «запускающего» дубинкой под зад и пулей влетел в фургон, где уже сидели сотоварищи по несчастью. Оказавшись внутри, я облегченно вздохнул: до этого момента имелось опасение, что менты будут «шмонать» каждого из нас и нащупают микрофоны, вшитые заботливым Славой Завалеевым в мою рванину сегодня утром.
– Даже обыскать не удосужились, – жарко шепотнул мне Стае, которого притащили спустя две минуты вслед за мной. – Они что – всегда так халатно службу несут?
– Может, у них инструкция такая? – высказал я предположение. – Что можно нашмонать у бомжа?
– Они брезгуют, – раздался откуда-то из угла всхлипывающий голос Леси. – Мы же нечистые… Они потом руки с хлоркой будут отмывать…
Везли нас что-то около двадцати минут – сначала я считал повороты, затем сбился и плюнул. Гораздо больше сейчас меня занимала мысль об эскорте, о «Ниссане» и Славином микроавтобусе с аппаратурой – сей эскорт должен был следовать за фургоном на почтительном удалении и в то же время не упустить нас из вида. И хотя в «Ниссане» сидели четыре хорошо вооруженных и прекрасно подготовленных бойца, способных уложить на три счета целый взвод, если вдруг что, а Слава с Серегой тоже вполне могли оказать достойное сопротивление, я нервничал. Какой-нибудь заблудившийся омоновский рейд в рамках операции «Гастролер» попадется по дороге – и привет, пишите письма! Вся проделанная работа псу под хвост, наши со Стасом жизни – на волоске, и вообще…
Снаружи раздался негромкий лязг и жужжание мотора – будто поехали в сторону тяжелые раздвижные ворота. Затем фургон еще пять минут петлял и наконец затормозил, не глуша двигатель. Дверные створки распахнулись настежь.
– Выгребай! – скомандовала голова «запускающего», возникшая над уровнем фургонного пола. – Да побыстрее – а то я вам!
Мы спешно выгрузились – осмотревшись по сторонам, я обнаружил, что нахожусь в глухом складском дворе, изрядно захламленном каким-то громоздким оборудованием в разломанных деревянных ящиках. Над запертыми дверями складов тускло мерцали плафонированные фонари, скудно освещая примерно две трети дворового пространства и участок стены ограждения, поверх которого я никаких прибамбасов охранного характера не обнаружил.
– Ну вот вроде бы и прибыли, – забормотал я под нос, адресуясь к микрофонам, вшитым в мой «прикид». – Двор глухой, забор чистый – тишина… А над дверьми, куда нас ведут, номер – 18. 18, 18, 18…
– Ты чего там бормочешь? – поинтересовалась вездесущая Леся, догоняя меня у широко распахнутой двери хранилища под номером «18». – Все-таки будете снимать?
– Я тебя очень прошу – отстань! – сквозь зубы прорычал я на ухо испуганно отшатнувшейся бомжихе. – Все объясню потом – если все получится…
В хранилище было пусто. В дальнем конце – у стены – нас ожидали пятеро крепких молодцев в рабочей униформе – под мышкой у каждого из них явственно топорщился пистолет.
– Сколько? – поинтересовался упитанный розовощекий малый.
– Одиннадцать, – ответил запускающий и махнул рукой на пыхтевших позади ментов, волокущих по полу брезентовый мешок с телом Жени-афганца. – Один из них уже того…
– Понятно, – лениво бросил розовощекий и махнул рукой на выход из хранилища. – Свободны.
Менты дисциплинированно развернулись и потопали из хранилища. Когда последний из них скрылся за дверью, розовощекий подошел к здоровенному рубильнику на 380 вольт, ручка которого находилась в положении «включено» и перевел ее вниз. Я автоматически хлопнул ресницами, но мощная галогенная лампа, горевшая в центре потолка хранилища, не погасла. Вместо этого раздалось жужжание мотора – фрагмент торцевой стены медленно поехал вправо, представляя нашему взору спуск в подвал. На ступенях с той стороны поджидали двое молодцев в синей униформе.
– Давай за носилками, – распорядился розовощекий, жестом отправляя их в подвал. – Труп надо оттащить.
– Может, они оттащат? – неуверенно предложил белобрысый парнишка, кивая в нашу сторону.
– А ты их заставишь? – поинтересовался розовощекий, оборачиваясь к нам и ласково ухмыляясь – сейчас я заметил, что из нагрудного кармана униформы у него торчит антенна портативной радиостанции.
– Ты знаешь, Мики, если ты скажешь, я их заставлю друг у друга задницу сожрать! – заявил белобрысый, и вся компания радостно заржала.
– Цыть! – неожиданно раздражился радиооснащенный Мики. – Я сказал: носилки – труп! Быстро!
Двое с той стороны поспешно сиганули в подвал – судя по всему, с этим улыбчивым Мики шутить было небезопасно. Мы последовали за ними, понукаемые идущими сзади «рабочими».
