Время тянулось медленно. Так Антонову казалось.
Насчет дождя Чингиз оказался прав. И начался он внезапно. Неожиданно ярко сверкнула молния, тут же оглушительный гром, отозвавшийся долгим эхом по ущелью. И — ливень. Мощный, свирепый, такой, каким его любил полевой командир непримиримых, Большой Чингиз.
И каким его любил приговоренный к смерти капитан Сергей Антонов.
Переговоры Чингиза с представителями федерального командования, которые полевой командир считал неудачными, для федералов таковыми не являлись. Встреча состоялась в нейтральном месте. На ней, наряду с представителями ФСБ, присутствовал подполковник Согрин, командир отряда спецназа, присланный к Яковлеву самим генералом Кадышевым. Он и сыграл роль несговорчивого майора. Все было спланировано и умело проведено спецслужбой. Когда Чингизу было отказано в выкупе, это означало далеко не то, что на попавшем в беду офицере поставили крест. ЭТО означало совсем другое.
Встреча и была назначена на позднее время для того, чтобы по окончании ее за отрядом Чингиза двинулась группа спецназа «Шквал», специализирующаяся на освобождении заложников. Во время переговоров группа концентрировалась в близлежащей «зеленке». Она задержалась в преследовании всего на несколько минут, дождавшись прибытия подполковника Согрина и капитана Бережного, который был в курсе переговоров, выразил желание и настоял на личном участии в акции освобождения капитана Антонова, своего друга. Командир спецгруппы сначала был против, так как непрофессионал мог лишь невольно помешать расчетливым и отработанным до автоматизма действиям «спецов». Но, поняв по-человечески капитана, к операции его допустил, отведя ему роль наблюдателя в боевом арьергарде группы.
Так что, когда Антонова подняли из ямы для разговора с Чингизом, на расстоянии прямого броска в полной готовности к действию уже были рассредоточены бойцы группы «Шквал», державшие под полным контролем как аул с подступами к нему, так и двор, где базировались основные силы банды Али, подчиненного Чингиза.
А у небольшой рощи, на окраине, с помощью прибора ночного видения за обстановкой наблюдали командир отряда подполковник Согрин и сопровождающий «спецов» капитан Бережной.
* * *
Прошедшая гроза промочила Сергея насквозь. Но он не обращал на это ни малейшего внимания. В последние, как ему казалось, часы своей жизни он думал о Марине, находившейся от него, от войны за сотни километров.
Она ждет его, в этом Сергей был уверен, только зря, Марина! Не сдержал слово твой Сережа! Он представил, как для нее, ожидающей близкого счастья, будет страшна и больна весть о его гибели.
Страха перед казнью у Антонова не было. Было ощущение бессмысленности скорой смерти. Не на поле боя, как подобает офицеру. Не в схватке с врагом. А на задворках непонятной и ненужной войны. Даже не войны, по большому счету, если называть вещи своими именами, а в безумной кровавой авантюре, участником которой, среди сотен тысяч других, стал и он, капитан Российской армии Сергей Антонов. Это было обидно.
Сколько будет продолжаться эта эпидемия насилия и разрушения? И цепной реакцией, прошедшей через всю страну, сеять кровавую междоусобицу среди еще недавно братских народов Великой державы?
Мысли отчего-то уходили в непроходимые дебри политики. Ему ли и об этом сейчас думать, в последние мгновения жизни?
Но мыслям не прикажешь, и они продолжали задавать вопросы, одновременно ведя поиск ответов, которых, в принципе, быть не могло.
А насчет казни Сергей был спокоен. Он уже знал, как себя вести, когда окажется перед палачом. Лишь бы хватило сил вцепиться тому в горло. Лишь бы хватило. Чтобы достойно завершить свой жизненный путь. Умереть как мужчина, а не как жертвенное животное. И об этом он просил Небо.
Вспомнился разговор с Чингизом. Прав он. Сегодня умрет капитан Антонов, завтра или чуть позже не избежит этой участи и сам полевой командир. И его, и подчиненный ему отряд настигнет возмездие. Убивая его, капитана Антонова, палачи сами обречены. Так почему должно происходить это сумасшествие? Почему не остановиться? Не сложить оружия и не начать ЖИТЬ? Просто ЖИТЬ! Ведь это главное, а не власть, не деньги, не сумасбродные идеи удельных князьков. Потерявших ради власти разум и человеческий облик.
Господи! Хоть бы Ты обратил свой взор на творение свое. Как бы Тебя ни называли. Ты един, и в Твоей власти, сотворив мир, управлять им. Почему же Ты отдал его дьяволу, правящему свой кровавый пир?
Сергей вытер рукавом лицо. Поднял голову. Гроза ушла за хребет, дождь прекратился. Появились звезды, такие большие, близкие, многочисленные в черном небе высокогорья.
Как же прав был поэт, написавший стихи песни, постоянно звучащей в душе Сергея. Прав и точен в определении состояния и последнего желания приговоренного к смертной казни:
Увядающая сила, умирать так умирать,
До кончины губы милой я хотел бы целовать…
В наступившей после оглушительной грозы тишине громко и отчетливо раздались приближающиеся к яме шаги. Кто-то шел к нему. Или за ним? Но тогда во дворе должно быть оживление. На казнь наверняка собрался бы весь сброд банды Али. Да и время для расправы не очень подходящее, обычно подобные дела творятся на рассвете.
Но кто-то приближался. С какой целью?
Шаги замерли. Этот кто-то наклонился над решеткой, и раздался негромкий знакомый голос:
— Как ты там, капитан?
— Лучше всех, Чингиз. Что, пора?
— Спешишь умереть?
— Не отпустить же меня ты пришел?
— Отпустить тебя, капитан, при всем желании я не могу. Но, знаешь, я подумал…
Он на секунду замялся. Может, осмотрелся, нет ли кого рядом, может, что другое. Затем продолжил:
— ..Подумал я. Не годится тебе умирать под ножом, как барану. Все же ты офицер. Я тоже когда-то им был…
В общем, держи…
Что-то полетело вниз, и рядом с Антоновым упал пистолет. Чингиз продолжил:
— Там один патрон в патроннике. Ну ты понимаешь.
Большего для тебя я сделать не могу. Если бы раньше, но что об этом говорить?
Что он подразумевал под фразой «если бы раньше…», Сергей не понял, да и не главное это было теперь. Сергей продолжал слушать отрывистую, даже в какой-то степени виноватую речь полевого командира.
— Ты, капитан, значит, решай теперь сам. Так уж сложилось в нашей жизни. Черт бы ее побрал… Я ухожу…
Прощай, капитан.
— Прощай, Чингиз, — ответил Антон.
Но ночной гость его уже не слышал, удаляясь от подземного каземата.
Антон не сразу смог взять оружие. Кисти рук распухли. Все же левой рукой получилось, и рукоятка «ТТ» легла в его изуродованную ладонь. Пальцем он дотронулся до спускового крючка, слегка нажал, тот подался. Все в порядке. Выстрелить он сумеет. Ну что же, спасибо и на этом, бывший шурави. Теперь бандиты уже точно не увидят поверженного ИМИ русского офицера. Он уйдет из жизни сам, когда захочет, да простит его господь за этот смертный, но вынужденный и оправданный грех.
Сергей откинулся на влажную, холодную стенку. Прикрыл глаза.
Сколько еще ждать? Час? Два? Или несколько минут?
Оказалось — чуть более получаса.
Во дворе загорелся свет, раздались голоса и шум, указывающий на то, что боевики выходят из дома.
Начинается.
Кто-то, не Чингиз, отдал короткий приказ, и к колодцу стали приближаться несколько человек, о чем-то переговариваясь на чужом языке.
Пора.
Сергей поднял взведенный пистолет, прислонил холодный металл ствола к виску.
Сейчас! Как только сбросят веревку…
Спецназовцы группы «Шквал» рассредоточились, перекрывая аул с трех направлений. Они рассыпались в цепь, на интервал визуального контроля, и залегли. У каждого из них была своя задача, и каждый знал, ЧТО ему делать, когда таймер на браслете руки мигнет красным светом, что будет означать начало штурма.
Подполковник Согрин не сводил взгляда со двора. Он увидел, как к колодцу, где находился пленный капитан, подошел один из боевиков, судя по форме и осанке, занимающий в банде не рядовое положение.
Тут же снайпер группы, лежащий рядом с командиром, вскинул винтовку, взял на прицел чеченца, следил за малейшими движениями последнего. Одно движение боевика, которое можно расценить как угрожающее пленному офицеру, и пуля разнесет бородатую голову Но пока угрозы от ночного посетителя не исходило Боевик о чем-то разговаривал с узником, разговаривал спокойно.
Когда в руке чеченца появился пистолет, снайпер напрягся, его палец медленно повел спусковой крючок к рукоятке винтовки. Но пистолет выпал из рук бородача и исчез в колодце. При этом боевик остался неподвижен.
Снайпер ослабил нажим, и спусковой крючок встал на место.
Чеченец встал и вернулся в дом.
Снайпер с Согриным переглянулись. Что бы могла означать передача оружия пленному? Это была непонятка, как выразился командир спецгруппы, продолжив наблюдение, держа в руке микропередатчик с мигающим зеленым светом индикатором. Когда командир нажмет на кнопку пульта управления, цвет изменится на красный и короткий импульс разнесет по группе приказ к действию Начнется АД Для противника.
