— Что ж, господин Алехин, будем считать, дело сделано. Наш договор вступает в силу. Вчера и сегодня мои командиры в провинциях отпустили часть советских пленных. Прослежу, чтобы приказ об освобождении был исполнен всеми отрядами. Нападений с нашей стороны не будет. Надеюсь, что и советская сторона выполнит встречные обязательства.
— Спасибо за мудрые слова, передам их высшему руководству в Кремле. Благодарен судьбе за знакомство с вами. Желаю Афганистану найти мирный путь. Спокойной ночи.
Матвей брел через двор, отключаясь от потери сил — физических и духовных. Голова кружилась. Серое, белое и розовое вещества мозга отказывались работать и вместе, и по отдельности. Последним сдался мозжечок, отвечающий за функции движения, и человек рухнул на пороге. Он не помнил, как «Лилебрур», рыдая, помогал ему встать. Как Уве, хлопоча словно мать, раздевал и укрывал. Как из-под одеяла Ритва с ненавистью смотрела на несостоявшуюся жертву.
9 октября
Адмирал проснулся, мочевой пузырь требовал похода в туалет — второго за ночь. Стоя над унитазом, мужчина пытался не проснуться окончательно. Мысли нашли брешь в защите и закрутили хоровод. «Неплохо для моего возраста, — успокаивал сам себя. — Старик, наверное, встает раза три-четыре или еще хуже — писает на тапочки из-за распухшей предстательной железы». Не сумев вернуться в сон, накинул халат и заварил чай. Он не любил раннее пробуждение, однако ценил утренние часы, когда голова работала мощно и усталость еще не проявляла себя.
Итак, «пакет» доставлен, письмо Масуда получено. Приложение пущено в ход. Удастся ли Григу выбраться живым и вытащить шведов? С точки зрения национальной безопасности, их судьба не имела значения. Советский Союз не привык считать и беречь дочерей и сыновей. Последних особенно. Хотелось надеяться, что удача не изменит оперработнику. Если погибнет, слава достанется живым, то есть начальникам, а выживет — лично ответит, если что-то вышло не так. «Что поделать? — горевал ветеран. — Ничего. — Старик в курсе результата операции. Кремль доволен. Пленные возвращаются домой. Войска выводить станет легче. Успех!?»
«Лилебрур» не дышал, сидя снаружи под окошком у «Верного». Слышно плохо: хозяин, похоже, велел Некрузу затеять драку со Свеном. «Как поступить? — закрутился вопрос в голове. — Сказать шведу — значит выдать единственного защитника. Не сказать — обречь на смерть иностранца, ставшего другом». В том, что молодой Некруз убьет «старого» Свена, Али не сомневался. Парнишка знал, таджик — лучший боец в охране властелина. Испуганный лазутчик отполз от окна и затаился в хлеву на сеновале. Тут его и нашел Некруз.
— Утром держись подальше от чужеземцев. Будет заваруха.
— Почему?
— «Верный» велел убрать Свенссона.
— Но ведь швед заключил мир с властелином?
— Именно поэтому. Хочет сорвать перемирие. И я хочу пусть война продолжится, пусть русские ликвидируют Масуда, «Верного» и других шайтанов, которые так обращаются с тобой, мной и другими.
— Ты же сам рассказывал, что тогда шурави будут бомбить Панджшер.
— Да, хоть бы и так.
— Властелин потом казнит тебя.
— Плевать! Лишь бы в итоге сдох сам, вместе с «Верным» и всей бандой.
После завтрака Ритва ушла в «туалет», на речку. Уве оживлял видеокамеру, в которой сдохли аккумуляторы. «Лилебрур» куда-то исчез. Вокруг шла серая жизнь горного кишлака. Матвей делал заметки в блокноте: оперативная часть почти закончена, можно вспомнить о журналистике. Откуда-то нарисовались молодые боевики и затеяли танец-поединок с кинжалами. Кто лихо отплясывал, кто ритмично хлопал в ладоши и вскрикивал. Пластике Некруза позавидовал бы балетный танцовщик: плавность переходила в резкость, миролюбие — в агрессию, медлительность — в быстроту. В правой руке таджик держал длинный клинок с прямым обухом, в левой — деревянные ножны, оклеенные кожей. На поясе висел нож «чура», колебавшийся в такт движениям.
Внезапно, забыв о партнерах по танцу, Некруз появился перед Алехиным, угрожающе надвигаясь на сидящего. Тот рефлекторно встал и чуть не свалился, уклоняясь от мелькнувшего лезвия. Крики и хлопки усилились, стали чаще. Боец прибавил темп, и тут один из зрителей сзади толкнул иностранца. Матвей упал на живот. Уве бросился на помощь с возгласом «Хей!». В миг Некруз вскочил упавшему на спину и, переворачивая его, занес клинок над головой. Но разведчик вместо сопротивления сам резко повернулся и «баллографом» ударил таджика в лицо.
Парень рухнул навзничь как сноп. Из правой глазницы торчал стальной корпус авторучки. Нападавший умер моментально — череп защищает мозг, однако за каждым глазом в костяном панцире есть канал для связи с мозгом. В него и попал удар левши. Крики стихли на секунду и вновь зазвучали crescendo и, минуя forte, сразу же fortissimo. Разведчика трясло от выброса адреналина. Оглянувшись, увидел зрителей, в ужасе таращившихся на него. Среди них стоял прибежавший Али. Стурстен, бледный как тень отца Гамлета, осел на землю, опустив руки. Рядом валялась разбившаяся видеокамера.
Вышедший на шум Масуд приблизился в окружении телохранителей. Боевики схватили оперработника за руки, тот не сопротивлялся. Обменявшись короткими фразами с зеваками, Ахмад Шах пролаял команду начальнику охраны, и тот вытащил серебряный пистолет из-за пояса. Кто-то из душманов вытянул «баллограф» из глазницы, «Верный» выстрелил в нее. Люди ахнули. Панджшерский Лев по-таджикски и затем по-английски объявил: «Обкурившийся анаши Некруз напал на шведского гостя и был застрелен охраной». Вердикт слышала и появившаяся Ритва. Телохранитель вытер авторучку о халат и протянул разведчику. На грани блеснуло имя Alexander — «Защитник». Инцидент был исчерпан. Матвея пригласили к вождю.
— Уезжайте немедленно. Как видите, среди моджахедов есть недовольные мирным соглашением. Примите мои извинения и кинжал убитого вами — по традиции победитель забирает оружие противника.
— Благодарю за вашу мудрость, столь быстро погасившую конфликт. Спасибо за пищу и кров. Живите долго и счастливо, Ахмад Шах Масуд. Позвольте напоследок сообщить, что убитый являлся агентом госбезопасности Кабула и пытался сорвать перемирие. Он был очень близок с «Верным», — не преминул добавить Матвей, оправившийся от шока.
— Мне известно и то, и другое, — ответил господин Панджшера после едва заметной паузы.
Разведчик ощутил, как упало брошенное им зерно сомнения. Скоро оно даст росток в голове собеседника. Подозрение рождает неуверенность, неуверенность усиливает подозрение. Спираль раскручивается, и приходит решение устранить объект сомнений. «Верный» обречен. Алехин испытывал удовольствие, близкое к сексуальному, а, возможно, и превышающее его. Возмездие? — Подарок для «Лилебрура»! Главного охранника ждет печальная участь, даже если он посмеет убить русского врага. Тень проклятья появилась за спиной у педофила.
В «буханку» кроме нового водителя села шведская тройка и «Лилебрур». На пикапе «тойота» их сопровождал «Верный» с двумя боевиками. Колонна покинула кишлак при полном отсутствии зрителей. Только за околицей повстречался старик с тяжело навьюченным осликом. Увидев машины, замахал руками, останавливая их. Переговорив с «Верным», подошел к микроавтобусу.
— Ассолом алейкум, рохнамо! Вы, правда, из Швеции?
— Да, уважаемый. Из Стокгольма.
— У меня там сын живет, Карим зовут. Часто деньги мне переводит сюда. В этот раз из Дании прислал, из Копенгагена. Не встречали моего Карима? — перевел слова старика «Лилебрур».
— Нет, ака, не встречали, — вздрогнул оперработник, вспомнив про убийство в Ринкебю.
«Рассказать инспектору Торквисту? — засомневался Матвей, но одернул себя. — Зачем? Пусть парень живет, одного афганца я уже убил». Эйфория от удачной компрометации «Верного» прошла, и мозг Алехина слабо реагировал на внешние раздражители, прокручивая вновь и вновь поединок кинжала и «баллографа». В кабине царила гнетущая тишина, нарушаемая стонами подвески машины и ударами камней о днище. Стурстен не выдержал.
— Ты не виноват.
— Уже и вердикт присяжных готов. Ты так же считаешь, Ритва? — оживился Алехин, отвлекаясь от навязчивого видения.
— Что за грузовики притащил в кишлак? Что они прячут в пещерах?
— По просьбе Масуда привез материальную помощь. Заодно подарил пару КамАЗов.
— Так вот почему они согласились заключить перемирие, — сообразил Уве.
— А ты полагал, Ахмад Шах дал согласие только в обмен на гуманитарку «Шведской помощи» и наше красноречие?
— Матвей, мы не одни, — предостерег Стурстен, кивнув на мальчика.
— Нам не страшен маленький шпион. Не так ли, «Лилебрур»?
— Я вас не выдам, старший брат Свен. А этот шофер — дурак, по-английски не понимает.
