Эти двое ничем не отличались от других.
На обрывке газеты селедка, порезанная на куски, луковица, полбуханки хлеба и бутылка пива.
Бомжи не задевали жильцов, ни у кого ничего не просили, как случалось в других подъездах. Они не матерились и не орали. Тихо переговаривались меж собой.
Их возраст невозможно было определить. Заурядна была и внешность. Заросшие, пропыленные лица. Выгоревшая, старая одежда на плечах. В глазах недоверие ко всему свету.
Старуха-пенсионерка, жившая на первом этаже, от любопытства или страха быть обворованной прилипла к дверному глазку. Наблюдала. Слушала, о чем говорят бомжи.
Но их разговор показался ей скучным. А поведение не вызвало подозрений. И она не стала прогонять бродяг. Все жители города знали, что бомж не опасен. У этих даже была еда. А значит, воровать они не будут.
Валентина Попова, войдя в подъезд, даже не оглянулась на свой почтовый ящик. Ни газет, ни журналов не выписывала, а писем вовсе не ждала.
Увидев бомжей, не удивилась. Не испугалась. Достала из сетки булку. И, положив ее на газету перед бомжами, попросила тихо:
— Помяните Петра…
Бомжи хрипло поблагодарили женщину, разломили булку пополам:
— Царствие небесное рабу Петру! Упокой, Господи, его душу! — услышала Попова и смело вошла в квартиру.
Время близилось к ночи. Запоздалые гости покидали друзей. Возвращались с дискотек парни и девушки. Никто из них не оглядывался на почтовые ящики и не подходил к ним.
Вот снова кто-то вошел в подъезд. Толстый потный человек. В руках сумка, нагруженная харчами. Батоны, пакетики, бутылки топорщатся во все стороны. Заметил бомжей, приостановился.
Дрогнул спиной. Всякое случалось в это время в подъездах. Но, увидев, что бомжи даже не пошевелились, смело прошел мимо.
— А еще толстяк! Трусливей бабы!..
— Мельчают мужики! — согласился второй.
— Кажется, нам сегодня не найти лучшей ночлежки, — улегся прямо на полу один из бомжей, положив голову на колено приятеля. Но едва дрема стала подступать, услышал торопливые шаги к подъезду. Тут же открыл глаза.
Ярко накрашенная девица впорхнула в подъезд. Увидела бомжей. И, переступив через ноги лежащего, пошла к почтовым ящикам. Бомжи следили за ней украдкой. Вот она достала ключ. Открыла ящик Поповой. Спрятала записную книжку в сумочку, пошла к выходу.
— Стойте, мадам! — преградили ей дорогу бомжи и предложили:
— Тихо, без шума! Так лучше для вас. Кому вы несете эту книжечку?
Девица задергалась, пытаясь вырваться, убежать. Но цепкие сильные руки держали крепко.
— Куда, кому вы несете?
— Отвяжитесь, козлы!
— Тихо, бабонька! Живо отвечай! Иначе будет больно! — закрутили руки за спину. Деваха пыталась заорать. Но рот ей вовремя зажали. — Отвечай! — согнули пополам.
— Меня ждут. В машине. Неподалеку.
— В какой? Говори быстро.
— В голубой «БМВ». Там я ее отдам. И все.
— Где она стоит?
— Прямо за углом! — поморщилась от боли.
Бомжи, переглянувшись, поняли друг друга.
Один остался придержать девицу, второй выскочил из подъезда, заспешил к машине, стоявшей у подъезда соседнего дома.
— Александр Иванович! Есть! Голубая «БМВ», вон она! Там кредитор! Мы держим посланку! — спешно объяснял оперативник.
Вадим развернул машину тихо, не включая фар, вплотную подъехал к «БМВ».
— Выходите из машины, живо! — резко открыл дверцу Потапов.
— Руки за голову! — приказал Вадим, открыв вторую дверь. Двое мужнин, увидев направленные на них пистолеты, повиновались.
Они не успели ничего понять, как оказались в наручниках на заднем сиденье оперативной машины.
— Вы поедете следом. Поведете эту машину. И обязательно с посланницей, — передал наручники для девицы Потапов оперативнику.
Тот спросил коротко:
— Вам прислать Гришу?
— Сами справимся! — рванул оперативник с места и понесся по улицам засыпающего города. Следом за ним мчалась голубая «БМВ».
— Определите их внизу, в одиночку всех. До утра! — распорядился Потапов, кивнув на задержанных охране, как только за машинами закрылись ворота.
— Твою мать! Влипли в «контору»! — услышал Вадим голос одного из задержанных.
— Давай, шевелись быстрей! — поторопила их охрана. Убедившись, что все трое размещены по камерам и надежно охраняются, Потапов и Соколов поднялись в кабинет.
— Третий час ночи… До восьми можно поспать.
— Гриша! Отвези нас! И сам отдохни до утра! Дома! — попросил Вадим оперативника. Тот рассмеялся:
— Я уже приготовился в подъезде ночевать.
— А что? Бомжем быть не так уж и плохо! Попова булку подала. Старуха, что на первом этаже, миску макарон вынесла, ее собака отказалась их жрать. Девушка пару жвачек уронила для нас. А толстяк со страху целый пакет молока отвалил. Так что голодными не оставили.
— Взяли налог с жильцов! — рассмеялся Потапов, довольный тем, что операция удалась и прошла без шума и потерь.
— Поехали!
Вадим и Александр ехали но домам на короткий срок. Завтра предстоит работа. А теперь можно забыться на время и, взглянув на спящих детей и жен, уставших от тревог и ожидания, лечь в постель, не веря самим себе в столь редкую удачу.
Укрывает одеялом плечи мужа Люся. Редко видит его. Как он изменился за последние годы! Седина окончательно взяла в плен голову. Глубокие морщины прорезали упрямый, высокий лоб. Не хватило ни сил, ни времени на бритье. Даже во сне хмурится. Что тревожит его?
Гладит женщина Александра по плечу. Тот не почувствовал. Слишком устал. Ноги поджаты к животу. Словно спит в машине. Отвык от постели, от уюта…
Спит на диване Вадим. Его не дождались. Не думали, что приедет ночевать. Дети с женой уснули в одной постели. Видно, хорошей была сказка, рассказанная на ночь. Дочурка дышит в самое ухо жены. Обняла за шею ручонкой. В ней старая кукла спит. Вовка под подушкой руку держит. Там у него большое сокровище, с каким нигде не расстается, подарок отца — игрушечный пистолет. Мальчонка хочет стать чекистом, как и его папа. Вот только бы скорее вырасти. О многом мечтает. Втихаря примеряет отцовскую форму. Ох и понравилась она ему! Мот только беда — велика очень! Не выйти в ней во двор! Не показаться ровесникам, не погонять мяч но дворе. В штанинах запутаться можно. А то бы не дразнила его воробышком соседская девчонка Людка. Оробела бы! Сразу согласилась бы с ним в классики и выбивного! Ох и синие у этой девчонки глаза! Но ничего! Уж к следующей весне отцовская форма будет как раз, мечтал сынишка, сжимая под подушкой любимую игрушку.
Ночь в городе всегда пора особая. Где-то гаснет свет, и люди ложатся спать. В других окнах и домах — все наоборот. Едва наступает ночь — начинается жизнь.
Веселятся девки в Софкином притоне. Клиенты заявились порхатые. Девок за груди и задницы лапают. На угощение не скупятся. Заказы делают хорошие. Денег не жалеют, не считают гроши. Да и сами из себя — молодые, крепкие. С такими ночью холодно не будет.
Гремит магнитола хриплым голосом про чьи-то погасшие свечи. Тут же свет горит яркими огнями.
— Давай что-нибудь веселей! — орет подвыпивший мужик и, ухватив девку покрепче, поудобнее, поволок из двери в душную, тесную комнату. Повалил в постель. Сорвал нетерпеливо одежонку. Девка повизгивает от нетерпенья. Прячет в лифчике деньги, какие ей суют в ладонь. Чего уж сопротивляться? Хороший клиент попался, ласковый. Не лезет к морде с кулаками, не щипается. Не отнимает деньги обратно, как с другими случалось.
За тонкой перегородкой другая деваха шашни крутит. Сама здоровенная, как одежный шкаф с антресолями. На нее, если по совести, редко кто добровольно оглядывался. Если такое и случалось по пьяни, тут же трезвели мужики. Потому она сама к себе клиентов схватывала. Вырвет из-за стола разомлевшего. И покуда не очухался, ведет к себе в комнатуху. Там сама разденет и разует. А в темноте все бабы одинаковы. Ну что ей делать, если даже девки прозвали ее рэкетиршей за то, что она к себе клиентов затаскивает за шиворот. Вот и теперь уламывает худосочного мужика:
— Ну, чего ты дергаешься? Зинку хотел? Л я чем хуже? И у нее не с золотыми краями. Не серчай, мой козлик, петушок облезлый. Ты только нацелься, я твоя курочка! — вдавила мужика в постель, чтоб не сбежал.
За столом остались лишь самые крепкие, кого бутылкой коньяка с ног не сшибешь. Пили с девками за любовь! Пили за ласки, за глаза и губы, когда вдруг с треском распахнулись двери и в проеме встал наряд милиции.
— Всем оставаться на местах! — послышалась резкая команда.
— Ни с места! — заметили клиента, крадущегося к окну.
— Проверка документов! — гаркнуло над головами.
— Облава! — послышалось тихое, как стон.
— Ты кто? — выволок из-под рэкетирши тощего мужичонку дюжий сержант. И, глянув в испуганные глаза, спросил — Ты что, усрался раньше времени?
