Комбат поморщился:
«Видимо, не очень хорошо отстрелялся».
А когда до Комбата и Мансура оставалось шага три, Подберезский вытащил из-за спины мишень и показал сначала Мансуру, затем Рублеву. У Комбата результат был лучше, чем у парня — ни одна из пуль не вышла за пределы цифры "б". В мишени зияла такая же дыра, как и в предыдущей.
— Ну как, — буркнул Комбат, — не очень у меня получилось?
— Нет, получилось хорошо.
— Давайте на спор?
— В смысле на деньги? — переспросил Рублев.
— Да.
— А что ты ставишь?
— Пятьдесят долларов, — сказал Мансур.
Комбат задумался.
— Ну ладно, давай и я ставлю пятьдесят.
Андрей перезарядил пистолеты.
— Ты стреляешь в первую мишень, я во вторую, — сказал Рублев.
— Хорошо, — Мансур кивнул, затем откинул со лба прядь черных волос.
На этот раз результат стрельбы Мансура был лучше, чем у Комбата, и Борису Рублеву пришлось отдать пятьдесят долларов победителю.
Парень лукаво улыбнулся, подмигнул Подберезскому:
— Ты что, собрался уходить, Мансур?
— А что делать? — узбек пожал плечами.
— Ну, может еще кто подойдет… Давай еще раз, — завелся Борис Рублев.
Мансур посмотрел на него, словно бы прикидывая, сколько еще денег можно выиграть у этого сильного мужчины.
— Я ставлю сто.
— Сколько? — переспросил Рублев.
— Мансур ставит сто, — узбек вытащил из кармана деньги и положил на стойку.
— И я ставлю сто. Давай из трех выстрелов — кто больше? — предложил Рублев.
— Из трех? — задумался Мансур. — Хорошо.
Он кивнул, вновь откинул со лба черные волосы, вытер руки о потертые джинсы.
Подберезский подал оружие, затем сбегал поменял мишени. Комбат сосредоточился. Он прикрыл глаза, досчитал до десяти.
«Ну, теперь я готов. Я ему сейчас покажу как это делается».
А Мансур, в отличие от Комбата, оставался совершенно спокоен. Он стоял, прислонившись спиной к стене, и смотрел как его соперник готовится к стрельбе. Зрение у парня было настолько сильным, что он прекрасно видел мишень, видел настолько хорошо, что ему даже казалось, он различает цифры на белом поле мишени — маленькие цифры величиной с муху, хотя расстояние до мишени составляло двадцать пять метров.
— Ты будешь стрелять первым? — спросил Рублев.
— Могу я, можете вы, — сказал Мансур.
— Тогда давай начну я.
Комбат стал, медленно, очень медленно поднял правую руку с пистолетом, сосредоточился. Он знал, для того, чтобы попасть в цель, в маленький черный кружочек, нужно представить, что пуля, вылетающая из ствола пистолета, уже оказалась в центре кружочка.
Нужно мысленно нарисовать траекторию полета, начертить и только после этого нажимать на спусковой крючок.
Комбат медлил. Подберезский, его помощник и еще трое присутствующих мужчин с интересом смотрели чем же закончится спор двух классных стрелков.
Прогремел первый выстрел. Через две секунды второй и еще через две секунды третий.
— Стой, Андрей, не ходи смотреть мишень, — Комбат перевел дыхание и локтем вытер вспотевший лоб. — Теперь ты.
Но Мансура не надо было приглашать. Он уже стоял на огневом рубеже. Быстро, двумя руками поднял пистолет и буквально за четыре секунды произвел три выстрела. А затем все вместе, все присутствующие, сдерживая напряжение, направились в глубину тира. Глаза Мансура удивленно расширились. Он взглянул на Бориса Рублева так, словно перед ним был не живой человек, а пришелец из чужих миров.
— Да, я проиграл, — радостным голосом сказал узбек.
— Ну вот видишь, — грустным голосом ответил Комбат, — больше я не играю.
— Мансур понял: нельзя быть хвастливым.
— Ты правильно понял. И я понял, нельзя быть хвастливым.
Подойдя к стойке, Комбат взял пятьдесят долларов из выигранных и отдал Мансуру.
— Нет, Мансур не возьмет деньги, он их проиграл. Я же живу с этого.
— Бери, бери, ты стреляешь великолепно. Но у тебя просто маловато опыта. Со временем опыт придет, ты еще молод. А я уже настрелялся за свою жизнь, Мансур, настрелялся выше крыши, до чертиков в глазах.
Так что бери свои баксы и по рукам.
Мансур мялся. Восточная гордость не позволяла ему взять деньги. Но Комбат понимал, эти пятьдесят долларов у парня последние и может, забери он их, Мансуру даже не за что будет начинать спор о меткости с менее удачливым спорщиком.
— Ты как, Мансур, насчет пойти перекусить?
— Не знаю, — растерянно ответил парень.
— Тогда пойдем, — предложил Комбат.
— А зачем ходить, — встрял в разговор Андрей Подберезский, — сейчас все принесут — пиццу, пиво, колу.
Кто что захочет, то и принесут.
— За счет заведения? — заулыбался Борис.
— Да, за счет заведения. Андрей Подберезский ценит хороших стрелков и сочтет за честь угостить их обедом. Тьфу, ты, Мансур, и мне уже передалась твоя манера говорить о себе, как о ком-то третьем.
— Ну что, Мансур, не откажемся?
— Мансур не откажется, — сказал парень.
— Тогда прекрасно.
На этом стрельба по мишеням закончилась и уже минут через тридцать все присутствующие сидели в маленькой комнатке Андрея Подберезского и с удовольствием ели горячую пиццу, принесенную с улицы, запивая ее кто пивом, а кто колой.
Тринадцатилетний Виктор Самсонов сидел за письменным столом, покусывал кончик карандаша и время от времени ерошил левой рукой свои волосы. Перед ним на столе лежала книжка комиксов. Он перелистывал страницу за страницей, рассматривая яркие картинки. Синий гладкий монстр с петушиным гребнем хладнокровно расправлялся со всеми встречными-поперечными.
— Ух ты! Ничего себе! Во класс! — иногда восклицал парнишка и оглядывался по сторонам, словно бы у него за спиной стоял кто-то невидимый, но ужасный.
Наконец он услышал как скрипнули половицы в соседней комнате.
— Витя, ну что, ты пойдешь со мной? — послышался немного скрипучий голос деда.
— Нет, не пойду, — бросил парнишка, переворачивая еще одну страницу.
— Но ты же обещал! — в дверях появился Илья Андреевич. На нем был теплый свитер, в руках — нераскуренная трубка.
— Ай, деда, не пойду.
— Почему же? Книжкой увлекся?
— Холодно на улице.
— Но ты же обещал, — повторил Илья Андреевич, подходя к внуку и заглядывая ему через плечо. — Опять эти дурацкие комиксы разглядываешь? А я-то думал — книжку читаешь.
— Ну почему дурацкие, — принялся спорить Витя, — они очень даже не дурацкие.
— Про что здесь?
— Про полицейского, дед. Такой классный полицейский, всех бомбит направо и налево! И даже инопланетян.
Не то что каких-то там гангстеров или грабителей.
— Инопланетян, говоришь? — проскрежетал старик. — Что-то я твоего полицейского здесь не вижу.
— Он переоделся, притворился инопланетянином.
— Не понимаю я этих комиксов. Кино или мультики — это пожалуйста, но картинки не для меня…
Хотя в общем-то Илья Андреевич стариком себя еще не считал. Ведь ему было всего лишь шестьдесят лет, и он упорно всех убеждал, что шестьдесят лет — самый расцвет для серьезного мужчины. Правда, ему никто не верил — ни дочь, ни сын, ни даже внук Витя.
— Так ты идешь или нет? — повторил старик и заглянул в глаза мальчишке.
— Ну ладно уж, дедушка, только недолго.
— Тогда давай собирайся. И оденься потеплей, сапоги обязательно, а то промочишь ноги.
— Так дождя же нет! — мальчишка взглянул на окно, за стеклом которого голубели сумерки.
— Пока нет, так через полчаса может пойти. Все равно трава сырая…
— Я сейчас. И ты собирайся.
— Я уже собрался, — ответил старик.
В комнату сунул длинную черную морду огромный пес. Он тряхнул головой, словно бы приглашая мальчика отправиться на прогулку, а не сидеть дома.
— Иду, Томас, так и быть.
Мальчик соскочил со стула, подбежал к огромному догу, схватил его за шею и попытался повалить на бок. Пес поддался, нежно зарычал и принялся махать хвостом.
— Ну, тише, бандит, — закричал Витя. — Дедушка, дедушка, он на меня опять напал!
— Томас ни на кого не нападает, — послышался голос Ильи Андреевича, — наверное, Витя, ты сам к нему пристаешь.
— Да не трогал я его! — ответил мальчик, продолжая трепать огромного дога. Тот урчал, но подобные заигрывания со стороны мальчика были ему явно по душе. — Сейчас я на тебя сяду, а ты стой спокойно, — прошептал Витя на ухо псу, забираясь на его спину.
Тот стоял, широко расставив лапы, наклонив голову.
— Ну вот, класс! А теперь пошел, поехал! Пошел, пошел, Томас!
Мальчик сидел верхом на спине дога, вцепившись руками в широкий ошейник, украшенный железными пластинками.
— Ты скоро? — послышался из прихожей голос Ильи Андреевича.
— Сейчас иду. Уже собираюсь, — Мальчик суетливо принялся одеваться.
Пес ходил рядом с ним, время от времени тыча носом ему в грудь.
— Отвяжись, Томас! Вымахал огромный как корова, а ума ни на грош. Правильно мама говорит, зря мы тебя кормим.
