Ясхар приготовился к самому худшему — к газовой камере.
Но его положение вдруг резко изменилось. Американская Администрация обратила пристальное внимание на Балканы, и Президент Джимми Картер дал указание подготовить для диверсионно-разведывательных операций в этом регионе несколько этнических албанцев, которые не связаны моральными нормами и соображениями гуманности. Угольки межнациональных конфликтов вспыхнули с новой силой, и в США почувствовали, что могут наложить лапу на богатейшие месторождения медной руды.
Ясхара выдернули из переполненной камеры, где на его тугую задницу уже нацелился двухметровый выходец с Гаити, и без обиняков предложили полную амнистию в обмен на сотрудничество с ЦРУ. Албанец так же без обид согласился. Перспектива возвращения в камеру его не устраивала.
За восемнадцать лет работы он ни разу не пожалел о сделанном выборе. Ему позволялось все — убивать, калечить, насиловать женщин и детей, торговать наркотиками, переправлять оружие сепаратистам, пытать пленных, грабить мирное население… Но при одном условии: никогда и ни при каких обстоятельствах не предавать интересов Соединенных Штатов. Это было легко, ибо интересы США почти всегда совпадали с интересами самого Ясхара.
Сербов он ненавидел на животном уровне. За что, почему — на эти вопросы он не мог дать обдуманного ответа. Ненавидел, и все. Его чувства уходили корнями в детство, когда мальчишка из семьи сербских переселенцев избил маленького Ясхара за то, что тот по наущению старшего брата написал на стене школы: «Все сербы — свиньи!». Память о разбитом в десятилетнем возрасте носе бередила душу взрослого мужчины.
Над плененными в Боснии и Хорватии сербами Ясхар издевался так, что мутило даже его товарищей усташей. Он пальцами выдавливал людям глаза, бросал в костер младенцев на виду у матерей, прибивал югославских солдат к крестам, обливал кислотой, клал под гидравлический пресс. Иногда позволял себе даже шашлык из человечины, который ел, сидя напротив клетки с захваченными в плен сербами. Шашлык он готовил из мяса с бедра какого нибудь подростка, отрезая кусочек за кусочком с тела еще живого ребенка.
И все это — во славу Великой Албании и своих покровителей в США.
О нравах, что царили в обретших независимость Боснии и Хорватии, американцам прекрасно было известно. Но те, чтобы остановить зверское уничтожение сербского населения, не предпринимали ничего и даже поощряли «миротворцев» вроде Ясхара. А на обозрение Международного Трибунала в Гааге представлялись явные и скрытые фальшивки, описывающие «бесчеловечность» режима Милошевича и преступления, якобы совершенные его генералами против мирных албанского и хорватского народов.
Косово стало бы очередной точкой приложения способностей Ясхара, но на этот раз он получил другое задание, не связанное с его «амплуа». Албанец возглавил небольшой отряд, охранявший подземный лабиринт в толще огромной горы неподалеку от границы с Македонией…
Ясхар мрачно посмотрел на тщедушного техника, отвечающего за работу офисного оборудования на подземной базе, и ткнул пальцем в распечатку:
— Где еще две копии?
— Не знаю, — техник мрачно уставился в пол. — Регламент у нас раз в месяц, понятия не имею, кто и когда пользовался этим ксероксом. По книге учета проходят только два человека. Значит, они и пользовались.
— Они всегда записывают. Я проверил. Все ксерокопии на месте. Кроме двух…
— Спросите у остальных.
— Спрашивал. Нету. — Ясхар ощутил привычный прилив ярости, когда мгла застилает взгляд, но усилием воли заставил себя успокоиться. В результате подобных вспышек гнева собеседник часто превращался в труп, но сейчас перед албанцем стояли другие задачи. Он отвечал за каждого человека на базе. Тем более что сидящий перед ним техник не имел доступа к секретным документам, а лишь обслуживал ксероксы и компьютеры. Именно он доложил, что количество сделанных копий, отмеченное электронным счетчиком аппарата, не совпадает с записями в журнале учета. — Кто имел допуск на этаж?
— Только медперсонал. Даже я появлялся там в присутствии охраны.
— А «носильщики»?
— Дважды были в этом месяце…
— Значит, кто-то из них, — задумчиво пробормотал Ясхар. — Все, свободен.
Техник отправился в свою мастерскую. Он уже не был рад, что обратил внимание начальства на несовпадение данных.
Хотя…
Если б не обратил, то попал бы на стол к главному дознавателю, подчиняющемуся лично Ясхару. А от него живыми не выходят.
* * *
— Возьмем, к примеру, Пикассо, — провозгласил Рокотов.
— Возьмем, — согласился Срджан, удобно устроившийся на глыбе песчанника.
— Вот у него есть стелла в здании ООН в Нью-Йорке. Человек, парящий в воздухе вниз головой. Уж сколько по этому поводу было гипотез! И якобы это левитирующий йог, и космонавт, и аллегория перевернутого мира… А оказалось, что это просто ныряльщик. Никакого двойного толкования. Все так называемые исследователи его творчества сели в лужу…
Лежащий на камне «уоки-токи» зашипел, и из динамика раздался голос Стевана:
«Есть контакт. Три минуты…»
— По коням! — Владислав вскочил на ноги и взгромоздил на плечо цилиндр «Иглы». — Командуй общую готовность! — Он опустился на одно колено и приник к окуляру прицельного приспособления. — Ну, за точность!..
Глава 3. ОСОБЕННОСТИ РЕАКТИВНОЙ ОХОТЫ.
Многоцелевой истребитель «Торнадо» модификации IDS, входящий в состав германского контингента миротворческих сил НАТО, встретился над Дринским заливом с английским заправщиком «VC-10К Мк.З» и через систему «шланг — конус» получил восемьсот литров первоклассного топлива. Вся операция по дозаправке, включая время подхода и отхода, заняла две с половиной минуты. Истребитель накренился на правое крыло, опустился на сто метров вниз, дабы не попасть в реверсионный след заправщика, и через воздушное пространство Албании устремился в сторону Косова, чтобы недалеко от города Прокупле сбросить шесть тонн бомб.
Первый пилот Герхардт Хенкель был доволен машиной. После диагностики обоих инерциальных навигационных систем «FIN1010» и замены дефектного диода вся аппаратура истребителя работала идеально. Это, несомненно, служило подтверждением того, что его рапорт по команде с просьбой отстранить от обслуживания самолетов этого грязного педераста Серджио был верен. Халатность итальяшки могла дорого обойтись экипажу.
Второй пилот, молоденький лейтенант ВВС Курт Вюрде, полностью разделял мнение командира.
Недалеко от горы Гялеца-э-Люмес «Торнадо» совершил поворот на пятнадцать градусов влево и лег на курс 100, который вел к объекту бомбардировки по кратчайшей траектории. Как следовало из инструктажа, проведенного перед вылетом из Авианы, целью на этот раз являлись казармы сербского спецназа и склад ГСМ. Находились ли в намеченном квадрате мирные жители, не интересовало ни Герхардта, ни Курта. Они должны были только сбросить кассетные бомбы, которые преспокойно болтались на трех узлах под фюзеляжем. Четыре пилона — по два на каждой консоли крыла — были оснащены итальянскими управляемыми ракетами средней дальности «Аспид 1», предназначенными для борьбы с вражескими истребителями. Вдобавок в боекомплект самолета входили и противорадарные ракеты AGM 88А «Харм».
Войдя в воздушное пространство Югославии, пилоты удвоили осторожность. Бортовая многорежимная РЛС АI-24 «Фосхантер» непрерывно обшаривала пространство в радиусе двадцати километров.
Активности ПВО Сербии отмечено не было. «МиГ-29» с черной гадюкой на фюзеляже также не появлялся, хотя сутки назад опять потрепал авиацию Альянса, подбив американский «F-16». К счастью, пилот смог на дымящейся машине дотянуть до аэродрома в Болгарии…
Имея определенную свободу выбора маршрута, «Торнадо» все же управлялся с воздушного командного пункта на самолете Е-8А/С «Джей-Старз», который барражировал над территорией Албании в десяти километрах от границы с Косовом. С командного пункта следили еще за семнадцатью машинами, посланными в эту ночь атаковать объекты инфраструктуры непокорного Милошевича.
Руководство объединенной группировкой войск Северо-Атлантического Альянса нервничало. Ракетно-бомбовые удары, несмотря на всю свою мощь, кардинального изменения в обстановку не вносили. Сербы оказались гораздо более сильными духом, нежели предполагали натовские стратеги. Из-за затянувшейся сверх меры операции по усмирению этого непокорного народа пришлось даже отменить помпезное празднование пятидесятилетия НАТО и провести церемонию вступления новых членов значительно скромнее, чем требовала важность момента.
Милошевич опять всем все испортил.
За несгибаемую волю югославского Президента расплачивался сербский народ. Если в первые дни конфликта авиация НАТО еще соблюдала кое-какие нормы и старалась поражать именно военные объекты, то через неделю бомбы все чаще и чаще падали на многоквартирные дома, детские сады и больницы. Западные пилоты, напуганные внезапными атаками сербских ПВО и авиации, против которых была бессильна тактика «точечных ударов», освобождали свои самолеты над первыми же попавшимися объектами недалеко от границы и тут же поворачивали обратно.