Можно было, конечно, воспользоваться тем самым «телефоном на крайний случай». Но здесь, на этой улице, Юрка еще не видел ни одного таксофона и даже ни одной пустой кабинки, из которой этот телефон выломали. Но если бы и были, то позвонить по ним Таран не сумел бы, ибо не обзавелся ни жетоном, ни магнитной карточкой. Купить их тут, на улице, где никаких работающих ларьков не просматривалось, было невозможно. То есть скорее всего надо было опять-таки дожидаться автобуса и ехать на «Войковскую», где, как точно помнил Таран, имелись телефоны-автоматы. А у метро его тоже могут ждать, потому что догадаются, парень в Москве ориентируется плохо и наверняка попытается уехать с той же станции метро, на какую приехал.
К тому же надо еще дождаться автобуса, который, поскольку время близилось к полуночи, мог вовсе не появиться. Идти пешком, не дожидаясь? Но Таран так плохо запомнил улицы, по которым ехали, что был твердо убежден: прежде чем он доберется, метро уже закроют.
Наконец, пожалуй, самым главным обстоятельством, которое мешало Юрке воспользоваться «телефоном на крайний случай», было отсутствие у него убежденности в том, что случай действительно крайний. Конечно, гибель Павла Степановича, к которому Тарана отправили за дисками, вроде бы факт. И его, этот факт, по идее, можно считать достаточным основанием для того, чтоб воспользоваться этим самым экстренным каналом связи. Но, во-первых, там тоже может быть облом — если считать, что две точки засветились, то могла и третья на карандаш попасть! — а во-вторых, факт этот, если глянуть на него сторонними глазами, не очень проверенный. Мало ли чего там зеваки болтали?! Одному померещилось, другой подхватил, третий озвучил, а Юрка-дурак услышал и выводы сделал. Ну а все остальное он просто сам для себя придумал. От нервного напряжения и богатого воображения. И про то, что Полина за ним шпионила с момента посадки в поезд, и про то, что она сейчас за ним с лестничной клетки подсматривает. Никаких веских доказательств у него нет, одни подозрения. А подозрительно только одно — то, что Полина все время оказывалась там же, где и Юрка. Но ведь ежу ясно, что если б она за ним следила, то не маячила бы все время перед глазами…
В общем, Таран если не сказать «растерялся», то уж точно крепко призадумался. Прежде всего над тем, как отсюда выбраться. И из этого мрачноватого района, и из Москвы. Но думать вообще-то хорошо в тепле, а не на промерзшей и пустынной московской улице, где ни автобусов, ни иных движущихся машин не видать и неизвестно, появятся ли они тут раньше утра.
Впрочем, машина появилась. В дальнем конце улицы появились голубоватые отсветы милицейской мигалки. Ну а потом наискось и поперек улицы вытянулись два ярких луча фар, которые стали поворачиваться в сторону Тарана.
Юрка вообще-то никакого греха за собой не чувствовал, ни оружия, ни наркотиков, ни краденого при себе не имел, паспорт у него был в порядке. Но все-таки, от греха подальше, забежал в подъезд дома 23.
Уже заскочив в неосвещенное пространство между двойными дверями, Таран сообразил, что, строго говоря, спорол глупость. Ясно, что менты ехали не за ним, а торопились на какой-то вызов. Машина пронеслась мимо, явно не собираясь задерживаться. Однако если б милиционеры просто патрулировали, никуда не торопясь, и заметили Юрку, поспешно забегающего в подъезд, то запросто могли бы прицепиться к нему и как минимум проверили бы документы. А если б у него еще и рожа показалась похожей на чей-то портрет из ориентировки — от этого никто не застрахован! — то можно было и в обезьянник угодить до выяснения. По ходу этого выяснения могли с него и пальчики откатать, а по этим пальчикам до чего-нибудь серьезного докопаться. Во всяком случае, проблем для Генриха Птицелова Таран создал бы немало.
Юрка проводил «синеглазку» взглядом, внутренне пожурил себя за поспешность и уже собрался выходить на мороз, как вдруг зацепился носком ботинка за фанерный посылочный ящик, который, оказывается, стоял между дверями у него под ногами. Причем этот ящик был не пустой, а заколоченный и довольно увесистый.
Конечно, Таран догадывался, что и в городе Москве цивилизация еще не дошла до того уровня, чтоб почтальоны оставляли посылки в подъездах. В родном городе Тарана посылки никогда не доставляли по адресам. Просто присылали извещение, и все. Хошь получить — иди на почту сам.
О том, что нынче эпоха терроризма, а потому в этой посылочке запросто может оказаться несколько 400-граммовых тротиловых шашек с часовым механизмом или радиовзрывателем, Юрка тоже был хорошо осведомлен. Тем не менее он все-таки рискнул поднять ящик и внести его внутрь подъезда, где около лифта светилась тусклая лампочка.
При свете этой лампочки Юрка сумел как следует разглядеть ящик и убедился, что он по всем почтмейстерским правилам обвязан шпагатом и опечатан коричневыми, похожими на шоколадки сургучными печатями. На крышке из прочного электротехнического картона значился адрес: и улица эта самая, и дом 23, и квартира 73, которая, по первой прикидке — Таран поглядел номера квартир на первом этаже, — должна была находиться в этом подъезде. А в квартире этой должна была проживать Матюшина Елизавета Дмитриевна. Был и обратный адрес написан: Тюменская область, район такой-то, село такое-то, Муромцеву Олегу Васильевичу.
Разглядев печати на посылке, Таран убедился: да, сургуч ляпали именно в тамошнем сибирском почтовом отделении. И летела она авиапочтой, а в столицу прибыла вчера. Сургуч был целехонький, никто его не ломал и не выдергивал из-под него шпагат. Сомнительно, чтоб террорист отправлял бомбу из Сибири авиапочтой, да еще и проставив обратный адрес. А если он, допустим, проявив великое трудолюбие, подделал все штампы и печати, то почему не вручил посылочку лично в руки г-же Матюшиной, а подбросил в подъезд между дверями? Конечно, в посылочке было верных пять-шесть килограмм, и будь это все тротил, то здешний дом восстановлению уже не подлежал бы, но все же шансов на то, что госпожа Матюшина отправится на тот свет, было бы намного меньше. К тому же посылку запросто могли заметить бдительные граждане и старушки, а потом вызвать саперов.
На всякий случай, конечно, Юрка приложил ухо к ящику и послушал, но никакого тиканья не услышал. Тем не менее стопроцентной уверенности, что внутри ящика нет ничего опасного для жизни и здоровья, это не давало.
В принципе у Тарана было до фига своих личных проблем, чтоб отвлекаться на чужие. Самое благоразумное — оставить посылку там, где она лежала, и топать своей дорогой от греха подальше. Взорвется она или не взорвется, дело десятое. Юрка не нанимался никаких разминирований проводить. Да и специалист по взрывотехнике из него покамест лажовый. Кроме стандартных армейских противопехотных и противотанковых мин отечественного производства, он еще ничего толком не изучал. Да и эти знал пока больше в теории, чем на практике. Наконец, вероятность того, что посылка заминирована, была невелика. Короче, Юрка мог с чистой совестью выйти из совершенно ненужного ему подъезда в доме 23 и отправиться в дом 19.
Однако в этот момент Тарану пришла в голову идея: а что, ежели подняться сейчас в эту самую 73-ю квартиру к Елизавете Дмитриевне, вручить ей эту посылочку, а потом вежливо и культурно попросить разрешения позвонить по телефону? Конечно, ежели в посылочке все-таки лежит бомба, оснащенная взрывателем, срабатывающим при вскрытии ящика, то есть шанс взлететь на воздух. Но Юрке в эту бомбу уже не очень верилось. Все-таки аргументов в пользу того, что посылка настоящая, было предостаточно. В общем, взорваться Таран особо не боялся. Гораздо вероятнее было, что ему просто дверь не откроют — времени-то первый час ночи! — или, забрав посылку, в квартиру не впустят.
Тем не менее Юрка взял ящик под мышку и вошел в лифт, прикинув в уме, что 73-я квартира должна находиться на четвертом этаже.
Действительно, так оно и было.
Облупленная и много лет не крашенная дверь этой квартиры выглядела так, будто пережила минимум двадцать взломов. Видать, ее по жизни несколько раз открывали при помощи топора, лома и других подручных средств. Наверняка пару раз молотком или кувалдой замок вышибали. Любой нормальный вор, поглядев на такую дверь, печально вздохнул и удалился бы восвояси, потому что ясно: отсюда уже все, что можно, вынесли.
У Юрки эта дверь вызвала нечто вроде ностальгии. Примерно так же выглядел вход в его родное обиталище, куда он не заглядывал с июля прошлого года, с того самого рокового вечера, когда ушел на свидание с Дашей, будь она неладна. Поэтому, еще не нажав кнопку звонка, Таран уже догадывался, какая публика может проживать за подобной дверью. Скорее всего такие же алкоголики, хулиганы и тунеядцы, какими являлись Юркины родители. По пьянке они часто теряли ключи от квартиры, иногда не могли в нее попасть, потому что кто-то из них уже дрых в отключке, заперев дверь так, что снаружи ключом не откроешь. Ну а потом, поскольку домой очень хотелось, — замок ломали. И сам Юрка несколько раз, оказавшись по приходе из школы или с тренировки перед запертой дверью, прибегал к решительным мерам…
