На лицах бойцов застыл немой восторг.
Победно сунув «наган» в кобуру, генерал торжественно изрек:
— Обещаю вам, что через полгода учебы вы будете стрелять не хуже меня. Это говорит вам князь Голицын! А теперь, сынки, разойтись!
* * *
За два месяца, что Беспалый успел провести на курсах, он не помнил случая, чтобы генеральские сапоги были невычищены. На голенищах из тонкой лайковой кожи ни одного пятнышка. А на носках, отполированных до блеска, неизменно гулял солнечный лучик. В руке генерала всегда была тонкая палочка, и он методично постукивал ею по выпуклым голенищам, что должно было означать высшую степень раздражения.
— Если вы так будете держать пистолеты, то уверяю вас, уважаемые господа комиссары, вы отстрелите себе яйца! — заключил генерал безо всякой улыбки.
Никто из бойцов даже не шелохнулся. Строй застыл в ожидании. Уже на второй день пребывания в школе они осознали, что шутить дозволено только одному человеку, царскому генералу, и любая нездоровая инициатива подавлялась в корне, как самый дерзкий бунт. А потому, вытянувшись во фрунт, следовало с самым серьезным видом внимать незатейливому армейскому юмору состарившегося генерала.
А зубоскалить, надо признать, царский генерал умел, и от его слов попахивало самой настоящей гусарщиной, замешанной на конском навозе. Голицын был из того племени вояк, что на балу лучше всех умеют танцевать мазурку, а на отдыхе неисправимые ловеласы. Причем материться он умел так, что окопные солдаты в сравнении с ним выглядели неискушенными мальчишками. Голицын не однажды подчеркивал, что в прежние времена бранное слово приравнивалось к штыку, а потому Екатерина Великая щедро награждала фельдмаршалов за матерные изыски.
Слегка приподняв подбородок, он посмотрел поверх голов курсантов и уверенно заключил:
— А мужик без яиц, что баба без манды! — Опять никто не смеется, лишь на лицах отдельных бойцов промелькнули едва заметные улыбки. — С оружием нужно обращаться, как с крошечной птицей. Если птаху держать сильно, то непременно задушите ее, но если сжимать слабо, то она обязательно вырвется! А потому пистолет вы должны ощущать как собственные пальцы. Ясно? — коротко спросил генерал-лейтенант.
Вопрос был обращен ко всем, а потому на него полагалось отвечать дружно.
— Ясно, — невесело пронеслось по строю и неубедительно затихло где-то во второй шеренге.
Тоненький прут рассерженно хлестнул по голенищу.
— Ответа не слышу!
— Так точно, господин генерал-лейтенант! — на этот раз прозвучало с задором.
Голицын весело улыбнулся. Ответ пришелся ему по душе.
Несмотря на царскую форму и обилие орденов, которые давно уже не имели прежней силы, Голицын не выглядел бутафорским генералом. При надобности он мог от души приложить нерадивого бойца и потребовать, чтобы тот на подобное пожалование задорно отвечал:
— Рад стараться, господин генерал-лейтенант!
Резко развернувшись, Голицын подошел к мишени, недовольно похмыкал на пробоины и объявил:
— Дерьмо, господа, а не стрельба! Стрелять из пистолета — эта целая наука! Это вам, братцы, не подолы бабам задирать! Здесь с умом нужно подходить. Пистолет — он особого обхождения требует. Почему раньше дуэлянты хорошо стреляли? И попадали с пятидесяти шагов в мелкую монетку? Ну-ка, ты скажи, комиссар! — хитровато прищурившись, он ткнул прутом в грудь невысокому мужичку с крепкой короткой шеей.
— Не могу знать! — бодро отчеканил боец.
— Потому что жить хотели! — просветил генерал-лейтенант. — В стволе у дуэлянтов пушкинской поры был только один заряд! И промахиваться никто из дворян не имел права, потому что следующая пуля летела разине уже в лоб!.. Это сейчас палят очередями, да все в белый свет. Пистолет дворяне учились держать раньше, чем ложку, и тренировались в стрелковом деле с утра до поздней ночи! А если желания особого не было, так папенька им помогал… розгами! Прилежание воспитывал. Что делали дворяне во время прогулок?
Петр Михайлович неожиданно остановился напротив Беспалого и посмотрел ему в глаза.
Отвечать полагалось незамедлительно, и Тимофей, набрав в легкие поболее воздуха, громко отрапортовал, будто бы на строевом плацу:
— Гуляли с барышнями под белую ручку, господин генерал-лейтенант!
— Ду-урак! — беззлобно вынес суровый вердикт Голицын. Приподняв руку с прутом, он поведал: — Они носили с собой тяжеленную железную трость, чтобы постоянно тренировать руку. Ясно?
— Так точно! — живо отозвался Беспалый.
Заложив руки за спину, Голицын вновь направился вдоль строя.
— Стрельба из пистолета для дворян была делом жизни и смерти, — со значением произнес Голицын. — Дворянин обязан был быть готовым к любым неожиданностям. Он шел на бал и никогда не знал, чем для него закончится предстоящий вечер. Веселенькой ночкой где-нибудь в дальних покоях с какой-нибудь барышней на выданье или оскорблением, которое невозможно простить. А это дуэль!
— А отказаться он не мог? — прозвучал громкий вопрос из середины шеренги.
Голицын развернулся на каблуках, после чего отступил на три шага и, сведя седые косматые брови к переносице, сурово вопрошал:
— Кто сказал отказаться?.. Шаг вперед!
Секунду над строем царило неловкое замешательство, после чего первая шеренга слегка колыхнулась и выпустила из своих рядов крепенького мужичка с круглым лицом. В недавнем прошлом тот был слушателем военной академии. Кто знает, не устрой он пьяный дебош в квартире своей любовницы, муж которой, к несчастью, работал в Комиссариате иностранных дел, возможно, закончил бы заведение с отличием. Командовал бы уже на фронте дивизией, а то и корпусом. Как известно, война — время для стремительных карьер. А сейчас вместо полагаемого почета ему приходилось выслушивать маразматика-генерала.
Вопреки ожиданию, лицо Голицына неожиданно подобрело, и он, слегка выпячивая нижнюю губу, произнес:
— Хм… Смел, однако. Не ожидал! — и наставительным тоном продолжил: — Если бы дворянин отказался от дуэли, то из каждого порядочного дома его изгоняли бы палками! — Подумав, серьезно добавил: — И еще собак бы вслед спускали. Понятно?
— Так точно, господин генерал-лейтенант.
— Как фамилия храбреца?
— Дюжев… Андрей Миронович.
— Имя и отчество для кого другого побереги, — буркнул генерал. — Что делали дворяне, прежде чем дать своему отпрыску пистолет?
— Учили обращаться с оружием! — бойко отозвался Дюжев.
— Болван! — коротко и беззлобно заключил Голицын.
У генерала это ругательство было одним из самых безобидных, в чем слушатели успели убедиться еще в первую неделю учебы.
— Так точно! — не растерялся Дюжев.
— Хм… Хвалю. — Помотав в воздухе прутом, генерал-лейтенант просветил: — Отпрыска сначала пороли от души как сидорову козу! — Голицын неприязненно поморщился, будто бы припоминал собственные болезненные ощущения. — Чтобы он сдуру не прострелил себе лоб. Покажи, как ты будешь стрелять! — потребовал Голицын.
Вынув из кобуры «наган», Дюжев выставил вперед руку с оружием, прикрыв один глаз. Неожиданно Голицын подтолкнул бойца в плечо, и тот, под дружный хохот слушателей, растянулся на плацу. Выпавший «наган» отлетел далеко в сторону. Генерал молодцевато нагнулся и поднял пистолет.
— Так вот, дворян еще пороли за то, чтобы они крепко держались на ногах и не закрывали глаза. Боец должен видеть не только то, что располагается прямо перед ним, но и то, что находится в стороне. Это называется боковое зрение! Первое, что он должен уметь, так это хранить равновесие. Поставят ему на плечо стакан с водой, и вот он ходит с ним целый день. А прольет, так сразу получает розог по первое число! — Сжатый в кулаке прут угрожающе колыхнулся. — Когда научится танцевать со стаканом на плече, стакан ставят на голову и снова заставляют ходить. Прольет — опять розги! Дальше полагается держать стакан на вытянутой руке. И попробуй пролей хотя бы каплю! Только после этого ему давали пистолет. Понятно, братцы?
— Так точно, господин генерал-лейтенант!
— В общем, так, возьмешь стакан с водой, поставишь его себе на голову и будешь ходить с ним так целый день, — спокойно приказал Петр Михайлович. — А если увижу, что облился… обещаю выпороть тебя розгами. Уразумел?
В строю раздались едва сдерживаемые смешки. Вряд ли кто хотел бы поменяться местом с бывшим слушателем академии. На его круглом лице застыла смущенная улыбка. Обливаясь потом, он произнес:
— Так точно!
— А «наган» свой, — сунул генерал пистолет в карман, — получишь после того, как научишься держаться на ногах.
— Нас так учили стрелять в Красной армии, — недовольно проговорил Дюжев.
Генерал-лейтенант нахмурился:
