По чьему-то мудрому распоряжению уже много лет кряду скрупулезно хранили все дела по маньякам, разложив их по фамилиям, как это практикуется в любой библиотеке. Вот только читателей здесь не дождаться, каждый листок исключительно для внутреннего пользования.
После шестидневных поисков майор Чертанов наконец нашел то, что искал. Ценное содержимое хранилось в тонкой желтой папочке, изрядно затертой, так что с трудом разбирался номер дела. С первого взгляда было понятно, что к нему относились безо всякого пиетета. Действительно, хранившийся здесь материал совершенно не был похож на «бомбу». А люди, что работали с ним по долгу службы, вряд ли обратили внимание на несколько листочков, скрепленных проржавленной скрепкой. Не впечатляет! Ну и напрасно.
На первой же странице дела была наклеена фотография Бориса. Ниже крупными буквами написана фамилия «Шатров», и уже в скобках – «Тимашов». Как выяснилось, женившись, Борис взял фамилию жены. На снимке уже не тот мальчик, каким Борис был запечатлен с братом. Здесь он был значительно старше, лет четырнадцать-пятнадцать, так сказать, в переходном возрасте. В это время он уже отчетливо осознал свое личное «я». Именно в этот период наиболее ярко происходит самовыражение. Весь мир делится, без всяких оттенков, на черное и белое. В детдоме такой рубеж воспринимается особенно рельефно. По глазам парня, заметно нахальным, было видно, что его биография значительно богаче, чем у сверстников из благополучных семей.
Впервые Боря Шатров угодил в милицию, когда его застали в женской раздевалке. На первый взгляд обычная мальчишеская шалость. Но если мальчишки в его возрасте просто хватают ровесниц за самые интимные места, одержимые мукой полового созревания, то Борис Шатров непременно норовил причинить девочкам боль. И, судя по его разговору со следователем, дикие девичьи крики доставляли ему немало радости. Вот такое самовыражение личности.
Собственно, именно с таких небольших проступков часто начинается карьера маньяка. Крошечный шажок долгого пути уже сделан. Чертанов отдавал должное следователю, который сумел разговорить подростка. К этому тоже должен быть особый талант.
Пишущей машинкой с плохой лентой на желтых листках бумаги была зафиксирована беседа с Борисом Шатровым.
«– Зачем ты это делал?
– Мне нравилось.
– Неужели тебе непонятно, что девочкам было больно?
– Но это же не смертельно, поболит немного и перестанет».
Именно в это время чья-то бескомпромиссная рука вывела на полях короткую, но содержательную запись: «Склонен к изнасилованиям».
Следующий разговор со следователем, судя по дате, произошел через полтора года. Фотографий больше не было, но, судя по поступкам Бориса, он уже вполне сформировался и сделал еще один шаг к той черте, за которой начинается серийный убийца.
«– Вы выкололи глаза мертвому бродяге, зачем вы это сделали?»
Это был не допрос, а скорее всего, беседа. Чертанов понял это сразу, иначе все проходило бы по совершенно другому сценарию.
«– Из озорства!»
Таков был ответ.
Чертанов даже представил его плутоватую улыбку.
«– За такое озорство сажают.
– Не посадят, я несовершеннолетний.
– Кто именно в вашей компании выколол ему глаза?
– Это сделал я.
– Почему?
– Он был мертвый, но очень пристально смотрел на нас. Мне это не понравилось.
– Может, и убил его тоже ты?
– Это сделал не я. У вас нет против меня никаких доказательств».
Сухой протокольный текст. Чертанов был уверен, что слова эти были произнесены с надрывом, возможно даже, что с Борисом Шатровым случилась истерика.
И еще одна запись уже два года спустя. Борис уже учился в медицинском институте, и, судя по выписке из зачетной книжки, две первые сессии были сданы им весьма успешно. Беседа проходила в Первой психиатрической больнице и была изъята из медицинской карточки по запросу следователя, который вел его дело. Следовательно, Борис Шатров не был забыт, и чье-то пристальное око продолжало наблюдать за его развитием.
Разговор с лечащим врачом происходил предельно откровенно.
«– Давно вы стали чувствовать странности в своем поведении?
– Давно. Уже несколько лет. После того как получил черепно-мозговую травму. Сначала это было незаметно. А потом как-то все ухудшалось.
– Когда начали чувствовать первые серьезные проявления болезни?»
Опять сухая протокольная запись. Чертанов был уверен, что на этом самом месте Борис Шатров сделал долгую паузу. Возможно, даже тяжко вздохнул, после чего продолжил:
«– С год назад. Это уже было серьезно. Я тогда торопился в институт, мне оставалось пройти всего лишь квартал, как вдруг я увидел, что на улице грузовик сбил молодую девушку. Как сейчас помню, на ней была белая кофточка. Через минуту она уже пропиталась кровью. Девушка была мертва, причем глаза ее были открыты. Она была невероятно хорошенькой, вся такая беленькая, неискушенная, в красивых черных туфельках. Наверняка очень следила за собой. Я смотрел на нее как зачарованный. Я совершенно позабыл про свои лекции, смотрел на кровь, которая толчками вырывалась из ее разорванной груди прямиком на асфальт. У меня была слабая потенция, что связано, я думаю, с черепно-мозговой травмой, а тут вдруг я ощутил невероятное возбуждение. А потом со мной произошло неслыханное, у меня случился оргазм. Это меня очень взволновало. Душа ликовала, то есть я могу, я такой же мужчина, как и все остальные! И в то же время это меня невероятно испугало. Я понимал, что со мной происходит что-то неладное. В этот день я не пошел на лекции. Мне было стыдно встречаться с людьми, мне казалось, что они могут догадаться о моей слабости.
– Успокойтесь. Выпейте воды.
– Спасибо. Я уже успокоился. Просто думал, что забыл, а тут все это вылезло на поверхность с новой силой. Я даже и не думал, что это может быть так страшно, доктор. Вы мне ответьте, я нездоров? Этот недуг можно победить?»
За каждой строчкой Чертанов ощущал буквально вопль отчаяния. Обладай бумага голосовыми связками, так наверняка небольшое помещение наполнилось бы истошным ором.
«– Вам следует пройти курс лечения. Все преодолимо. Очень хорошо, что вы обратились к нам.
– Я бы не хотел, чтобы о моем визите знали. Все-таки я учусь в медицинском вузе. Мое появление здесь могут воспринять очень неадекватно.
– Я вас понимаю, вам не стоит ни о чем волноваться. Все будет хорошо. Мы сохраняем полную анонимность. Ответьте мне вот на какой вопрос, у вас были звуковые галлюцинации?
– Как вы догадались, доктор?
– Дело в том, что ваш случай типичен. Так что здесь нет никакой тайны. Расскажите, пожалуйста, об этом поподробнее.
– Мне часто слышатся чужие голоса. Они мне приказывают, и я ничего не могу поделать с этим. Такое впечатление, что все эти мысли мне навязывает сам господь бог, и у меня возникает впечатление, что я разговариваю именно с ним.
– Не смущайтесь, продолжайте, пожалуйста.
– Мне казалось, что эти мысли приходят ко мне откуда-то извне. Я пытался с этим бороться, но чем усерднее я сопротивлялся галлюцинациям и голосам, тем труднее мне это удавалось.
– Какие именно у вас были галлюцинации? Сцены насилия?
– Да, доктор. В основном сцены насилия. Мне казалось, что я кого-то убиваю. Причем это было настолько ярко, что очень напоминало реальность. Порой мне даже казалось, что я путаю вымысел с действительностью.
– Кажется, я понимаю вас. Мысленно вы рисуете сцену насилия над воображаемой жертвой и опасаетесь, что подобное может переродиться в реальность.
– Вы правильно меня поняли. Так вы поможете мне, доктор?
– Моя работа – помогать людям, оказавшимся в беде. Давайте сделаем с вами вот что, приходите ко мне через два дня. Мне нужно будет проконсультироваться. Возможно, с вами придется поработать под гипнозом.
– Это обязательно?
– Да. Это один из элементов лечения».
На этом протокольная запись обрывалась. Трудно было сказать, почему была сделана подобная запись. Как правило, содержание беседы врача и пациента находится в сфере врачебной тайны. В этом случае произошел какой-то бюрократический сбой, и разговор был запротоколирован и вшит в милицейское дело. Не исключено, что Борис Шатров оказался под милицейским наблюдением раньше, а потому врач, с подсказки следователя, зафиксировал каждое его слово. Тогда почему делу не дали дальнейшего хода? Темная история, одним словом. Но так или иначе беседа была подшита в милицейское досье.
Через два дня Борис Шатров у доктора не появился. Теперь Чертанов понимал причину его исчезновения, – он испугался, что под гипнозом способен выложить то, что прячется у него в закоулках сознания. Он был тяжело болен и с трудом отделял галлюцинации от действительности. Возможно, тот бродяга все-таки был на его совести.
Глава 24
НЕ ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА
Чертанов у Веры был четвертым мужчиной. Первая любовь пришла к Вере на первом курсе. Тогда она без памяти втюрилась в красивого парня из параллельной группы. И отдалась ему на одной из студенческих вечеринок, под грохот музыки, звучавшей из динамиков. Музыка с легкостью пробивалась через перекрытия верхних этажей общежития. Несправедливо было бы говорить, что Вера не хотела близости, ее ухажер представлялся ей едва ли не идеальным партнером. Но то, что произошло, так отличалось от того, что она навоображала себе, что потерю невинности она вспоминала с невольным содроганием. Ее незадачливый кавалер (не бог весть какой любовник!) тоже испытал не меньшее разочарование, а потому, шарахнувшись друг от друга при следующей встрече, они так и не сумели в дальнейшем сойтись.
