— Нормально вывез, — похвалил Чугаев своего водителя, того самого парня в кожанке, который помогал Чугаеву освобождать Митрохину из психушки.
— Стараемся, — коротко ответил тот, и «шестерка» вывернула на асфальтированное шоссе. Скорости прибавили.
— Честно говоря, не верил, что можно мимо гаишников из города выехать, — заметил Олег. — Вот, Галю дезинформировал, сказал, что на автобусе из города выезжать будем, а потом на машину пересаживаться.
— Ну, это зря, — не оборачиваясь, бросил водитель и процитировал какой-то старый, но, должно быть, хорошо запомнившийся мультфильм: — «Тут надоть технически!»
— Давай, давай, «Фока — на все руки дока», — с нарочитой суровостью произнес капитан. — Жми! Бензин в запасе есть?
— Найдем. Нынче проблемы не с заправкой, а с деньгами. Лишь бы сама тарахтелка не сломалась. Четыреста километров все-таки, это не каждая машинка сдюжает, после того как уже двести пятьдесят тысяч без капремонта намотала. И дорожка — не сахар. Видишь, как ее испохабили уже? А трех лет нет, как солдаты положили. И трещины, и выбоины, и хрен знает что.
Ладно, не растрясешь. Обратно потише поедешь. Самое главное, чтоб мы доехали.
Потянулись один за одним серые километры до-роги. Если б с боков не появился лес, совсем бы тошно было. По обе стороны сплошными стенами встали стройные, еще не товарные, но уже высокие сосны, за кюветами, на еще недавно раскуроченной гусеницами строительной техники «полосе отчуждения», уже торчали самосевом проросшие деревца и кустики. Упрямый русский лес, тот самый, который сколько ни руби, все растет и растет, хотя, конечно, трудно ему против нынешней лесопромышленности устоять.
Погода до обеда удержалась. Наползли низкие тучи, полил дождь, холодный, мелкий, похожий даже скорее на туман. Видимость на трассе, само собой, совсем не улучшилась, и разбираться, что там, впереди, даже при усердной работе «дворников», которые Галине показались похожими на метрономы, было не так-то просто.
— Интересное кино, — пробормотал шофер, — Сергеич, по-моему, надо маленько сбавить.
— Сбавляй, только не до самого минимума.
Что значит «не до самого минимума», Галина не очень поняла. Ей даже всерьез показалось, будто водитель, наоборот, увеличил скорость. А дорога, как назло, отчего-то сузилась и пошла под горку, пересекая какое-то промежуточное природное образование — не то широкий овраг, не то узкую долину.
Посередине этого образования почти по-горному громко тарахтела неглубокая речка. Через нее был перекинут небольшой, но довольно высокий однопролетный железобетонный мост. К мосту что с одной, что с другой стороны надо было подъезжать по насыпи высотой около семи-восьми метров. Там, откуда ехала «шестерка» с Галиной и ее спутниками,
спуск был заметно покруче. Однако то ли шофер был слишком уверен в своих силах, то ли не сразу заметил потенциальную опасность, только в начале спуска он действительно сбавил не на столько, на сколько следовало. Впрочем, это могло бы обойтись
без особых последствий, если б не вмешалась и вовсе уж роковая случайность…
— Стекляшка! — заорал Олег. — Баллон береги!
Черт его знает, кто расшиб эту бутылку тут, на шоссе? Скорее всего тот гражданин, который, высосав импортное пивцо, небрежно выбросил пустую склянку в окошко, никаких зловещих планов не строил. Ему было просто по фигу, что от этого будет. Может быть, если б шла за ним машина ГАИ, иномарка с крутыми ребятами или просто тяжелый «КамАЗ» с парой заматеревших дальнобойщиков на борту, он бы не стал этого делать. Потому что гаишники за такое дело слупили бы с него штраф, дальнобойщики набили бы морду, а крутые бы и харю начистили, и на бабки поставили. Если, конечно, этот гражданин-пофигист сам не был шибко крутым. Впрочем, такие крутые, которые плохо думают о последствиях своих действий, обычно не доживают до старости и редко умирают своей смертью. Это не показатель крутости совершать дурацкие поступки. Скорее всего кинуть бутылку из окна, да не в кювет или с насыпи под откос, мог только тот козел, который под легкий кайф от выпитого пива решил подурить. Тем более что не сам сидел за рулем, а тискался на заднем сиденье с какой-нибудь общедоступной и непроходимо глупой телухой. Поэтому и запустил пустую бутылку куда-то вверх, зная, что она хлопнется на асфальт и разлетится в осколки где-то позади машины… А может быть, никто из проезжающих по трассе и вообще не имел к бутылке никакого отношения. Шел, скажем, какой-нибудь горемычный и злой от недопива мужичок, вылакавший поллитру, но не поймавший кайфа. И взяла его ярость на то, что есть люди, которые на машинах ездят, а ему на вторую бутылку не хватает. Вот он сдуру-то и хлобыстнул пустую посуду о дорогу, хотя уже через десять минут пожалел о ней, так как ее, тару эту, можно было бы сдать…
Что бы там ни было, а только эта бутылка свою беду сделала.
Не уберег водитель баллон. Острый стеклянный клинышек, торчащий вверх от донца разбитой бутылки, пропорол покрышку, и перекачанная камера правого переднего колеса лопнула с громким хлопком метрах в двадцати от въезда на мост.
— Тормози-и! — заорал Олег, Галина истошно завизжала. «Жигули» занесло, сверзило с насыпи…
Последнее, что достоверно помнилось Митрохиной, — то, как она судорожно вцепилась в ручку правой задней дверцы. Потом был провал, чернота, пустое место — на какое время, неизвестно. Может, на минуту или пять, а может, и на десять.
Но все же Галина очнулась. Первое, что увидела, были жухлые, блеклые травинки и мокрый мох, в который она ткнулась лицом. Откуда-то тянуло душным чадом горевшего бензина. Ничего не болело, только голова была какая-то тяжелая и в глазах стоял туман. Только через пару минут до Митрохиной дошло, что она потеряла очки и у нее, как у всякого близорукого, смотрящего на мир не через прописанные врачом линзы, картина мира приобрела неопределенные очертания. Все вокруг имело почти монотонный зеленовато-серый оттенок, и лишь ало-оранжевый лоскут пламени, бившийся где-то внизу, не очень далеко от нее, выделялся из общего фона.
Удивительно, но она первым делом принялась искать свои очки. Может быть, потому, что с трудом соображала, а может быть, потому, что инстинктивно понимала — без очков она не человек. Еще более удивительным оказалось то, что она нашарила очки
совсем рядом с собой, причем — целехонькими, только мокрыми. Галина протерла их платком — почти машинально, но тщательно — и обрела способность видеть отчетливо.
Должно быть, в то время, когда «шестерка» слетела с насыпи, а Галина ухватилась за ручку дверцы, эта дверца случайно открылась и Митрохина вывалилась из машины в небольшую замшелую ложбинку между двумя бугорками, но уже не на насыпи, а на перпендикулярном к ней склоне оврага. В этой ложбинке она и очнулась, а «жигуленок», перекидываясь с боку на бок, покатился по этому склону дальше, пока не грохнулся напоследок передком об огромный, торчащий из земли валун, а затем вспыхнул…
Понимание всех этих обстоятельств катастрофы пришло к Галине много позже. В самый первый момент, увидев нечто горящее, она даже не сразу поняла, что несколько минут назад сидела именно в этой машине. Да и то, что это вообще горит машина, а не что-то другое, до нее дошло с опозданием.
Может быть, она еще долго просидела бы в ложбинке, приходя в себя, если б не услышала внезапно хриплый, незнакомый, надрывный крик:
— Галька! Помоги! Быстрее, мать твою…
Где-то в десяти метрах от нее, на полпути до горящего «жигуля», лежал Олег. Окровавленного, оборванного, обожженного, Галина узнала его с трудом. Одной рукой он вцепился в лямки рюкзака с кассетами, другой — в траву. Со лба и щек были содраны целые лоскутья кожи, одно ухо было почти черное и дымилось, на подбородке посреди докрасна обожженной кожи желтели огромные волдыри, пламя сбрило брови, ресницы, волосы со лба.
Галина вышла из оцепенения, подбежала к нему:
— Господи! Надо же врача! Лишь бы машина скорее прошла!
— Отставить! — прохрипел Чугаев. — Ты в порядке?
— Да…
— Тогда бери рюкзак и дуй отсюда по-быстрому! Как только можешь! Пока никто не остановился и гаишников не вызвал. Перейдешь через мост и сразу — в лес. Бегом! Пройдешь пешком параллельно дороге. Километр, два, сколько сможешь. Потом выйдешь и словишь попутку. Ничего не говори насчет аварии, поняла?! Ничего! Вот, возьми деньги. Тут тысяч восемьсот, но смотри, не особо демонстрируй. И еще — вот это прибери… Этого при мне найти не должны. Ни в коем случае!
И он подал Галине прямоугольную плоскую металлическую коробку, с одного из торцов которой торчал толстенький короткий крючок.
— Это и есть «ПП-90», он же «кобра», тот самый.
Пока в рюкзак запихни, потом в лесу бросишь. Подальше отсюда. О-о-ой, блин… И вот этот, «маргошку», с обоймой и коробочкой, тоже там же выкинешь. — В дополнение к коробке Олег, скривясь от боли, вытащил из кармана маленький вороненый пистолет с запасной обоймой и картонную коробку с малокалиберными патрончиками. — Иди! Все!
