Одна целая и шесть десятых мили на голом пологом склоне летели быстро, через полторы мили Энто оказался перед крутым подъемом, уходившим к гребню, который со стороны выглядел более высоким, чем окружающие холмы. Двигатель натужно взвыл, борясь с уклоном, и через несколько минут Энто остановился.
Земля обетованная. Энто увидел в обширной долине все, что мысленно представлял, разглядывая топографическую карту. Для ориентации ему потребовалось какое-то время, наконец он сообразил, что находится на южной окраине, то есть справа на склоне скрываются в засаде его дружки, а слева скоро появится Свэггер, чтобы расстаться с жизнью.
Энто не сомневался, что за ним наблюдают, поэтому переборол импульс выразить ликование по поводу успеха своей стратегии, переборол инстинктивное желание еще раз проверить свои расчеты, попытавшись отыскать взглядом спрятавшихся друзей. Энто сохранил внешнее равнодушие, не выразив ни восторга, ни удовлетворения, ничего, кроме сурового безразличия закаленного воина.
Он понимал, что ему придется немного подождать. Свэггер, где бы он ни был, сам только что прибыл на место, ведь, пока Энто мотался по прерии, Свэггер наверняка тайно его сопровождал, перемещался с места на место, проверяя, нет ли преследователей. Ну а сейчас Свэггер изучит долину, проверит каждый клочок земли, каждый ручеек, каждый бугор, каждый куст, каждую впадину, ища признаки того, что Энто каким-то образом сделал именно то, что он и сделал, то есть разгадал место и заранее разместил здесь своих людей. Возможно, на это потребуется час; вот когда от ребят потребуется величайшее мастерство.
Казалось, действительность потеряла связь со временем. Единственным звуком было настойчивое завывание ветра; в остальном ландшафт выглядел совершенно безжизненным, если не считать обнаженного мужчины с раскрасневшимися плечами, верхом на странной четырехколесной машине, напоминающей скорее игрушку, чем что-то серьезное. Птица парила кругами в восходящих потоках воздуха, высматривая добычу — тоже снайпер в своем роде. Вдруг внезапно раздался вой и так же внезапно оборвался — кто-то кого-то съел. Время шло, секунда за секундой. Энто сидел в седле, верхом на двигателе, совершенно голый, как в тот день, когда появился на свет, однако сейчас он уже привык к наготе и нисколько ее не стеснялся.
Наконец в наушниках затрещал голос:
— Видишь ручей, протекающий в долине?
— Да.
— Направляйся к его середине. Рассекай ровно …олам. Не доезжая пятьдесят шагов, остановишься. Слезешь с …роцикла вправо. …ки поднимешь вверх, отойдешь десять шагов в сторону и встанешь в траве. Малейшее резкое дви… — …учишь пулю в голову. Когда бу… …тов, я сам к тебе выйду.
— Все понял.
— А теперь за дело.
Гроган повернул ключ зажигания.
Двигатель ожил, и Энто постарался сдержать усмешку, разорвавшую его лицо. Он подумал: «В самую точку, твою мать!»
Как и любой городок на Диком Западе, обязанный своим рождением буму, Колд-Уотер сохранил в своем облике что-то недоделанное. Деньги принесли оживление, потребовалось строить новые дома, и вскоре появилась главная улица — банк, магазин, торгующий всем, бар, ресторан, баня и гостиница, грубо и неряшливо возведенные из сырой древесины и одетые в свежий слой яркой краски. Зеваки, горожане, путешественники, охотники, девки из кабаре, шериф — все разгуливали по пыльной улице, а над головой ярко светило солнце, проплывали причудливые облака, и всех переполняла бесконечная радость. Всех, кроме Красного Техасца.
Потому что Колд-Уотер, привлекая капитал, а вместе с ним удовольствия и пороки, притягивал также всевозможный сброд, людей грубых и жестоких, для которых цивилизация означала только одно: кутежи.
Таким и был Красный Техасец.
Замечательный танцор, необузданный стрелок, умеющий мгновенно стрелять и не знающий себе равных в умении быстро доставать оружие, дамский угодник, не прощающий обид, — он был как ураган. Его репутация была написана свинцом и кровью — он щедро раздавал свинец и проливал кровь. Для благопристойных жителей Колд-Уотера Техасец казался олицетворением дьявола, и они собрали отряд, желая с ним разделаться. Техасцу противостояли шестнадцать человек.
Первых пятерых он уложит из винтовки, затаившись у окна гостиницы. Его винчестер 44-го калибра модели 1892 года, полностью заряженный, будет находиться на столе прямо у окна. Он его схватит, закроет рычаг затвора и начнет палить. Затем, разобравшись с этими, он отложит винтовку и быстро шагнет к другому окну, где ждут еще семеро. Семеро врагов: разумеется, это означает, что ему придется воспользоваться обоими револьверами, двумя кольтами 44-го калибра, один на бедре, второй на другом бедре, в кобуре, развернутой и наклоненной. Покончив со второй группой, он перейдет к третьему окну и проверит, где последние четверо, приближающиеся с противоположного конца улицы. К тому времени все его огненные палки будут разряжены, поэтому он возьмет ружье и вставит двух красных мальчиков 12-го калибра в приемное отверстие отполированного и начищенного «Винчестера модель 97», изготовленного, кстати, на Харбинском индустриально-производственном заводе номер 6 в китайской провинции Хэйлунцзян. Он быстро передернет затвор и выстрелит, передернет затвор и выстрелит. Затем перезарядит из кожаного патронташа, перетянувшего наискосок красную клетчатую рубашку, еще два залпа правосудия — и первый этап ежегодного ковбойского ролевого состязания в Колд-Уотере закончится. После чего будет еще одиннадцать этапов и до следующего вечера определится, действительно ли Красный Техасец лучший стрелок в категории «Ковбои дымного пороха» и не напрасны ли были его труды. Когда все завершится — когда он победит! — как раз останется время сесть наличный самолет и успеть к восьми часам вечера в Сиэтл.
И вот наконец началось.
Он готовился стартовать, человек перед ним отстрелял и освободил позицию, установили новые мишени, и к нему подошел главный судья.
— Заряжайте оружие, Техасец.
— Да, сэр, — ответил он.
Поместив в приемное отверстие винчестера десять патронов 44-го калибра и оставив рычаг затвора открытым, чтобы был виден пустой патронник, Техасец положил винтовку в указанное место. Затем он по очереди достал кольты и вставил в барабаны пять патронов размером с яйцо малиновки — «па-ты-оны», называл их Дюк в роли Итана Эдвардса в «Искателях»,[80] заряжая волшебное чудо полковника Сэма, слаженный оркестр симметричных линий и плавных обводов, не имеющий себе равных. Поместив первый патрон, Техасец провернул барабан на один шаг, затем вставил еще четыре, снова крутанул барабан, закрыл приемное отверстие и убрал механический шедевр в кожу — этот ритуал приводил к тому, что острие бойка не давило на капсюль боевого патрона, сглаживая настолько вопиющий конструктивный дефект, что никто не замечал его больше ста десяти лет. Наконец Техасец взял с тележки ружье с отведенным назад затвором, открывающим пустой патронник и пустой магазин, а также гениальность рычагов и пружин внутреннего устройства, и положил его на стол у дальнего окна.
Техасец занял исходную позицию, немного дрожа от волнения, напрягая и расслабляя мышцы и разминая пальцы, что придавало им гибкость. Он надел звукоизолирующие наушники, после чего его руки легли на пояс, а на лице застыло угрюмое выражение профессионального стрелка.
— Стрелок готов? — пробился сквозь наушники приглушенный голос.
Он кивнул и услышал тройной отсчет таймера: динь, динь и дон. И на «дон», точнее, на «д…», Техасец уже был на полпути к первому рубежу, а на «…он» бросился вперед, плавным отточенным движением схватил винтовку, вскинул ее к плечу, наводя дуло на цель и одновременно закрывая затвор, и сделал первый выстрел, как только мушка сфокусировалась на расплывчатом образе плохого парня, в данном случае на черной металлической тарелочке. Спусковой крючок подался назад, и винтовка мягко вздрогнула, посылая в дорогу кусок свинца со скоростью чуть больше шестисот футов в секунду.
Главная хитрость заключалась в том, чтобы не ждать звона пули о металл и не смотреть, как тарелочка опрокидывается на петлях, а работать с рычагом, перемещая винтовку. Техасец выстрелил снова, и снова, и снова, и снова-снова-снова, лишь краем глаза замечая смазанную картину вылетающих стреляных гильз, сосредоточив свое внимание на вырывающихся из дула после каждого выстрела облачках дыма — маленьких копиях своих старших собратьев высоко в небе. Как только последняя тарелочка упала, Техасец оставил затвор открытым, положил винтовку на землю и стремглав кинулся к следующему окну.
Это упражнение было самым сложным. Вся тонкость состояла в том, что это было не спортивное состязание на проворство и скорость бега, хотя, разумеется, это было именно оно, и не состязание на быстроту стрельбы навскидку, хотя, конечно, это именно оно и было. Требовалось верно соотнести силу с изяществом, излишнюю поспешность могли засчитать как «не соответствующую духу» и назначить десятисекундный штраф; в то же время, если ловить ворон, то обязательно проиграешь.
