Для получения займов он разыгрывал из себя своего человека перед банкирами, а потом плевался у себя в кабинете от брезгливости. Шевчук их люто ненавидел, но делать было нечего и он, как клоун, хихикал над похабными анекдотами, над грязными разговорами о том, кто кого трахнул, и сколько денег стоит переспать с той или иной бабой. А сейчас его выбросят на помойку и в его кабинете будет сидеть какой—нибудь барыга, пользоваться результатами его труда и вытравливать его имя из истории завода.
— Не так давно германский концерн "Сименс" приобрел 20% акций Калужского турбинного завода, который связан с разработкой и производством паротурбинных установок для атомных подводных лодок, — с горечью говорил Шевчук на предпоследнем, перед принятием решения, совещании. — Не отстают и американцы: они действуют через подставные фирмы и скупили на чековых аукционах 28 % акций вертолетного завода Миля, а также более 10 % акций оборонного завода "Компонент". Ввели в совет директоров предприятия своего представителя и сейчас контролируют всю работу завода, выполняющего оборонные заказы Генштаба. И мой завод "Импульс" постигнет та же участь.
Его лицо покрылось красными пятнами и, порывшись в карманах, он вытащил обкладку с валидолом.
— Сообщу вам более парадоксальную вещь: под давлением американских владельцев 30—процентого пакета акций Московского электродного завода, НИИ "Графит", расположенный на заводской территории, отказался принимать заказ военно—космических сил России. Он начинает производство изделий для США по технологии "Стелс", — вздохнув, сказал чиновник из министерства обороны.
— Какое же суверенное государство может себе такое позволить? Из страны сделали банановую республику! Куда смотрит армия? Куда делись патриоты? Продали свой патриотизм за умеренную плату? — зло посмотрел Шевчук на генералов.
— Степан Александрович, что вы конкретно предлагаете? — спросил присутствующий на совещании генерал—полковник. — Критиковать все мастера. Вы дайте конкретные предложения, что делать в такой ситуации.
— Я уже предлагал, Андрей Николаевич: самым лучшим вариантом в сложившейся ситуации считаю передачу завода компании, находящейся под контролем Ферапонтова с последующей распасовкой акций между своими людьми и созданием закрытого холдинга.
— Мы найдём, кому конкретно передать завод. Вот только непонятно, каким образом отстранить Дёмина от участия в тендере?
— Живым его не отстранить, а мёртвому завод без надобности.
Участники совещания переглянулись. Никто не хотел брать на себя ответственность, потому что ликвидация крупного бизнесмена дело серьёзное и хлопотное, а последствия могут быть самыми скверными.
— Вы разве не понимаете, что у него отлично налаженная охрана? — недовольно посмотрел на него Андрей Николаевич. — Кроме того, эта акция может вызвать крупный скандал в СМИ, не говоря уже о том, что Генеральная прокуратура будет землю рыть, чтобы отыскать виновников.
— Интересно получается: кто—то шлёпнул известного всей стране Листьева, а нарыть пока ничего не могут. И что—то не чувствуется, что Генеральная прокуратура активно роет, несмотря на шум в прессе. А если замочат Дёмина, так следователи сразу же станут гениями сыска? Продумайте, как сделать так, чтобы волка не было, а овцы остались сытыми. Или как там звучит эта пословица?
Все рассмеялись, но решение так и не было принято — никто не хотел брать на себя ответственность. И дело не столько в его охране, сколько в шуме, который поднимут СМИ и депутаты. Впрочем, шум этот большей частью предназначен для внешнего мира, потому что народ с пониманием относится к ликвидациям крупных предпринимателей, так как от их предпринимательства в стране все больше и больше становится нищих и бомжей. Но от этого не легче — искать заказчиков будут остервенело, потому что когда большие люди лишаются барышей, это рассматривается, чуть ли, не как национальная трагедия. И журналюги будут мусолить эту тему, так как поборникам либерально—демократических преобразований хорошо платят.
Шевчук так и не смог уговорить собравшихся решить вопрос Дёмина и, не оставшись на обед, в ярости уехал в аэропорт Домодедово на ближайший рейс домой. В самолете сидел с закрытыми глазами и в который раз пытался понять, что происходит со страной и армией. Если армия сама себя не может защитить, то может ли на её защиту рассчитывать страна? И куда делись генералы, для которых честь не пустой звук?
В августе 1991 года поразило заявление Главнокомандующего ВВС Шапошникова [46] о его готовности бомбить Кремль с целью оказания поддержки группировке Ельцина. Ходили слухи, что Шапошников был причастен к массовым злоупотреблениям при реализации имущества ликвидируемой в тот период Группы советских войск в Германии. Может своим заявлением он хотел предотвратить следствие?
Во всяком случае, благодарность не заставила себя ждать: сразу же после ГКЧП он был назначен министром обороны СССР. После разговора с Шушкевичем, сообщившем о принятом в Беловежской пуще решении распустить СССР, Горбачев позвонил Шапошникову — хотел поднять армию, чтобы отменить соглашение. Но Шапошников отказался, хотя Горбачев формально ещё оставался главнокомандующим. Тогда Горбачев стал обзванивать командующих округами, просил поддержки, но никто его не поддержал — присяга государству СССР оказалась пустым звуком.
Впрочем, армия не могла доверять Горбачеву, сдавшему всё, что можно для её развала. Шевчуку вспомнилась история ядерного поезда, от которого СССР, в результате односторонних уступок и стратегических просчетов, отказался летом 1991 года в ходе так называемой "быстрой подготовки" Договора с США о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений.
Подвижный железнодорожный ракетный комплекс обладал высокой живучестью и способностью к нанесению ответных ракетно—ядерных ударов, в связи с чем и в США, и в СССР придавали особое значение его созданию. Но американский ВПК оказался неспособным создать даже опытный образец боевого мобильного железнодорожного комплекса, в то время в СССР уже функционировала их мощная группировка.
— Мы должны были сделать этот ракетный поезд, и мы сделали его! — радостно говорил Шевчуку его давний знакомый, генеральный конструктор комплекса Володя Уткин.
Его гордость нетрудно было понять: по программе летно—конструкторских испытаний состоялись 32 успешных пуска ракет и 19 раз комплексы отправлялись на ресурсные и транспортные испытания в различных климатических условиях, в ходе которых по железным дорогам страны было пройдено свыше 400 тыс. км. Комплексы почти не имели демаскирующих признаков, отличались высокими маневренными возможностями, скрытностью, живучестью, достаточной автономностью. Они были способны в кратчайшие сроки выйти из пунктов постоянной дислокации и оперативно рассредоточиться на бескрайних просторах России.
Была решена задача фантастической сложности, истрачены колоссальные средства и вот детище возглавляемого Володей коллектива пустили под нож, сделав ценный подарок американцам! Что же говорить про его завод, который ни в какое сравнение не идет с ядерным поездом!
Конечно, он понимал необходимость перестройки экономики, когда вся страна работала на оборону и жила убогой жизнью, добровольно отдавая последнее ради того, "чтобы не было войны". Но знал так же и то, что огромные средства откачиваются из страны бандитским режимам, а также на поддержание национально—освободительного движения по всему миру.
Может ли одна страна финансировать все войны на планете и бесплатно поставлять оружие всем бандитским формированиям в мире? Вот от чего надо было прежде всего отказаться, чтобы мигом повысить благосостояние народа, ибо идеология и народное благосостояние — вещи несовместимые. А ядерные поезда — это такое оружие, которое дает возможность не бояться войны, потому что только сумасшедшие рискнут напасть на страну, зная, что от возмездия спасения нет. Только те, кто наверху, меньше всего озабочены проблемами управляемого ими народа, потому что их избирают не для того, чтобы они заботились, а для того, чтобы правили. В этом—то и заключается настоящая проблема — пока будут избирать правителей, а не руководителей, до тех пор и будут горе—избиратели жить в дерьме и убогости.
Домой Шевчук добрался рано утром и немного отдохнув, поехал на завод. Встречая его, многие руководящие сотрудники виновато прятали глаза — на заводе всем уже заправлял Сироткин — главный инженер, который получил от Дёмина обещание занять должность генерального директора. У всех работников были семьи, которые нужно кормить, и они, опасаясь предстоящих увольнений, выражали лояльность тому, кто скоро станет их начальником.
