— Во-первых, никакой дочки у меня нет и никогда не было. Во-вторых, у меня к тебе просьба совсем другого толка, — вкрадчиво разъяснил Павел Игнатьевич.
— А я это… думал… есть… — невнятно промямлил Рафаэль Рудольфович. — Так что тебе от меня надо?
— Слышал я, ты заказ от Министерства юстиции на съемки некого реалити-шоу получил, — произнес Дугин.
Повисла напряженная пауза. Режиссер даже приложился к бутылочке с водой. Пил маленькими глоточками — в общем, делал вид, что его вдруг одолела жажда. А на самом-то деле лихорадочно соображал, что ему ответить. Когда в пластмассовой емкости не осталось ни капли, он, наконец, проговорил:
— Да.
— И в каком ключе будешь снимать? — поинтересовался Павел Игнатьевич.
— Я человек подневольный. В каком сказали — в таком и буду, — развел руками Макарский.
— Значит, исключительно в позитивном? — уточнил Дугин.
— Это же заказ. Кто же захочет, чтобы про него за его же деньги один негатив по ящику показывали? Негатива-то и в телевизионных новостях, и в Интернете предостаточно.
— Сценарий уже готов? Актеры приглашены? — допытывался Павел Игнатьевич.
— Это будет принципиально новое шоу, не похожее на все те, что я раньше делал. Никаких актеров в нем не будет. А главным его героем будет только один человек — простой судья. Моя цель — показать его будни. От того самого момента, как он с постели встает и идет на кухню кофе заваривать, до того, как спать ложится. Естественно, будет присутствовать и психологический рисунок. То есть нужно показать, с каким нелегким моральным выбором он сталкивается, принимая судьбоносные решения — оправдать или признать виновным в совершении того или иного преступления, — принялся объяснять Рафаэль Рудольфович.
— Ага, понимаю. Получится этакий страдающий за правду представитель правосудия, не спящий ночами и живущий на одну зарплату. Прямо хоть к сердцу прикладывай, — криво улыбнулся Дугин, и его лицо тотчас же сделалось серьезным. — А также в рамках шоу ты должен будешь осветить судебный процесс над Погореловой, которую этот самый, как ты выразился, простой судья и будет судить. Не так ли?
— Ну, да, — непонимающе вскинул брови маститый режиссер. — А что тут такого? Дело резонансное — какая-то баба, сотрудничающая с некой тайной антикоррупционной организацией, труп бизнесмена, как заправский мясник, разделала. Эдакий врач-вредитель. По-моему, можно ожидать хороших рейтингов.
Естественно, Макарский не мог знать, что его бывший приятель Дугин, помимо работы в МВД, руководит той самой организацией, о которой он как раз только что упомянул.
— Да не резала она никаких трупов. Подстава все это, — вздохнул Павел Игнатьевич и, наконец, решил озвучить свою просьбу: — Короче, давай непосредственно к делу. От тебя мне нужно лишь одно. Помочь мне на этого судью, который главным героем твоего шоу будет, компромата нарыть. Причем убойного, чтоб не в бровь, а прямо в глаз.
— Не понял? — удивился Рафаэль Рудольфович.
— А что тут непонятного? Ты же доступ к его квартире, рабочему кабинету иметь будешь. Так вот, установишь там втихаря скрытую видео— и аудиозаписывающую аппаратуру. На его одежду пару «жучков» и миниатюрных камер нацепишь. Судья ничего и не заподозрит. Будет думать, что когда тебя с твоей съемочной группой рядом нет, за ним никто и не следит. А значит, решит воспользоваться удобным моментом. Скажем, встретится с заказчиком судебного процесса над Погореловой, чтобы кое-какие моменты дела уточнить да инструкции получить. Или взятку у кого-нибудь возьмет. В конце концов, может, он в клуб анонимных алкоголиков ходит. Все мы, знаешь ли, не без грешка, — Дугин на мгновение замолчал, посмотрев на удивленное лицо режиссера, и продолжил: — Спросишь — зачем мне это нужно? К сожалению, этого я тебе сказать не могу. Зато могу расписать бонусы, которые ты поимеешь в итоге, — и он принялся загибать пальцы. — По-настоящему зрелищное шоу, аналогов которого на телевидении еще не было. Сопутствующую шумиху в СМИ. Правдорубом прослывешь. Народную любовь за то, что не побоялся показать правдивую жизнь судьи без прикрас. И, как говорится, вернешь мне старый должок.
Озадаченный Макарский морщил лоб, переваривая услышанное. Со стороны казалось, что он решает в уме какое-то сложное алгебраическое уравнение, взятое из учебника по высшей математике. Наконец маститый режиссер произнес:
— Не знаю, что ты там задумал. Но в этом я участвовать не буду.
Что ж, Павел Игнатьевич был готов услышать нечто подобное, хотя и до последнего верил, что Рафаэль Рудольфович пойдет ему навстречу, согласится помочь своему бывшему приятелю. Но не судьба. А потому Дугину пришлось вытащить из рукава припасенный козырь:
— Это, конечно, не мое дело. Но недавно к нам в МВД пришли очень любопытные документы от некоего анонима. В них подробно расписана схема отмывания бюджетных денег, выделенных Национальным агентством кинематографии на твои прошлые киноработы. И бухгалтерская отчетность к ним прилагается. В общем, просмотрел я все эти бумажки, сопоставил цифры и пришел к выводу, что на каждый отснятый тобою фильм было потрачено приблизительно от восьмидесяти до восьмидесяти пяти процентов от выделенных агентством средств. Куда подевались остальные проценты, я думаю, ты в курсе. Пока эти документы у меня на столе лежат, и никто, кроме меня, об их существовании не знает. Я вот и думаю — давать им ход или пожалеть старого знакомого. Мы ведь все не без грешка, — вновь повторил одну из своих любимых фраз Павел Игнатьевич.
Макарский вмиг поник, осунулся. Дугину даже показалось, что режиссер вот-вот потеряет сознание. Но нет, тот медленно встал и, еле волоча ноги, побрел в раздевалку. Затем вдруг замер у двери, обернулся и, заикаясь, промямлил охрипшим голосом:
— Я п-п-подумаю над-д твоей просьб-б-ой.
— Только недолго думай, — предупредил его Павел Игнатьевич.
— Я п-п-подумаю и п-п-перезвоню, — вновь прозвучало невнятно, и Рафаэль Рудольфович исчез за дверью.
Последние несколько дней Андрей Ларин занимался непривычной для себя работой. Вместо того чтобы вести слежку или планомерно втираться в доверие к какому-нибудь высокопоставленному чиновнику-коррупционеру, прикидываясь своим в доску парнем, он безвылазно сидел за компьютером и составлял в специальной программе фоторобот одного из тех амбалов, которые засекли его на рынке и от которых ему с таким трудом удалось уйти. Впрочем, это было делом нужным и полезным. Ведь своего врага нужно знать в лицо, равно как и то, от чьего имени он действует.
Когда же фоторобот был готов, Ларин тут же прогнал его через базу данных видеозаписей, сделанных камерами наружного наблюдения на московских улицах. Однако результат себя не оправдал.
Программа выдала ему под сотни людей, замеченных в тех или иных оживленных местах столицы, но при этом ни одно лицо не совпало с фотороботом на все сто процентов. Все они имели сходство с фотороботом, но лишь в некотором смысле. К примеру, у кого-то был такой же нос с горбинкой и высокий лоб, а вот разрез глаз и губы не те. Или наоборот — совпадала нижняя часть лица, а вот верхняя нет. Короче, только зря время потратил.
Однако Андрей не отчаивался. Прогонял и прогонял фоторобот через различные базы данных и картотеки всяких ведомств и министерств, которые удалось добыть благодаря связям Павла Игнатьевича Дугина. Однако искомый объект в них не числился. Ларин даже начал подумывать, что имеет дело с каким-то тайным агентом сверхзасекреченной спецслужбы, о существовании которой знают лишь на самом верху.
И все-таки в конце концов кропотливая работа принесла свои плоды. Фоторобот амбала полностью совпал с одной фотографией из картотеки Министерства юстиции. Этим человеком оказался заместитель начальника отдела по борьбе с экстремизмом при Минюсте — Игорь Владимирович Быковский тысяча девятьсот семьдесят восьмого года рождения. Ошибки быть не могло. Это был тот самый мудак с рынка. Андрей даже мысленно одел его в кожаную куртку, так как на фотоснимке из картотеки он был облачен в деловой костюм и галстук.
Ну а дальше все было делом техники. Ларин пробил адрес Игоря Владимировича, парочку дней проследил за ним, изучая распорядок дня: во сколько уходит из дому, каким маршрутом добирается до работы, где обедает, в каком часу возвращается домой… В общем, изучил объект от и до. В ходе слежки Андрей заметил одну любопытную деталь. Несколько раз в неделю Быковский «забывал» о своей основной квартире и пользовался другой. При этом он приезжал туда не один. Его сопровождал белобрысый пацан на вид лет пятнадцати-шестнадцати, не больше, с сережкой в правом ухе и абсолютно девичьей фигурой. Они вместе заходили в подъезд, а уже через пару минут в окне спальни зажигался приглушенный голубоватый, прямо-таки интимный свет, и задергивались шторы. По прошествии трех часов Игорь Владимирович и парень покидали квартиру. Первый довозил последнего до ближайшей станции метро, вручал тому конверт, возвращался домой и ложился спать.
