— „Кавказская трапеза“ на куске Юаня стоит, — уточнил Кроха.
— Да я знаю, — согласился Ляпа. — Мы тоже, грешным делом, решили поначалу, что ихние братаны наших заделали по ошибке. Но они рубятся, что не при делах. Да и бригада у Юаня правильная. По понятиям пацаны живут, лишнего на себя не взваливают. А моим бойцам руки-ноги переломали, ребра, носы, бошки разбили, зубы вышибли. До сих пор по хавирам лежат, раны зализывают. — Ляпа говорил зло и быстро, но ровно, не сбивался, не мельтешил. Кроха сразу поверил, что тот не врет. — Я бы махновцев объявил, да кого объявлять-то? — Ляпа развел руками. — А главное, лоси эти отмороженные ни болта не боятся.
— Так твои бойцы совсем никого найти не могут? — уточнил Манила.
— Совсем. Как будто их вовсе нет.
— А верблюдов, которые цыганам наркоту возят, прихватить не пробовал? Они бы все выложили.
Ляпа усмехнулся.
— Конечно, пробовал.
— И как? — нахмурился Мало-старший.
— Ни болта, брат, не вышло. — Ляпа плеснул в свой стакан минералки, сделал несколько глотков. — Я уже и бабки обещал, и пугал — без толку. Сознательность у цыганских барыг на нуле, в рот бы им ноги, — Ляпа усмехнулся невесело. — Один, правда, назвал время. Будулай. Мои бойцы подъехали за час, тачку поставили на углу, приготовились верблюда принять, но тут, как назло, ОБНОН налетел. Пришлось пацанам ноги уносить. А Будулай теперь на улицу не выходит. Боится. Заперся в доме, крокодила своего с цепи спустил, ворота не открывает. Из окна орет.
— Будулай — это имя, что ли?
— Кликуха.
— Приставил бы к нему пару пехотинцев для охраны.
— Хотел. Послал трех пацанов. Так он и их не пустил. Базар катался, душегубы его валить собрались реально, как барашка.
— А кто волну пустил? — поинтересовался Малостарший.
— Хрен его знает. Разве на поселке проследишь? Как начнут бабы ихние орать толпой — аж вороны в лесу пугаются.
Если Ляпа не врал, то информация к таинственным беспредельщикам утекала моментально. Ответные меры были жесткими и потому более чем убедительными.
Манила нахмурился, вновь потеребил мочку.
— Может быть, у них менты прикормленные? Слишком уж вовремя ОБНОН появился.
— Насчет ментов не скажу. — Ляпа допил минералку, отставил стакан. — Я по своим каналам пробил, вроде обычный плановый рейд. Бугор Бугрович Какой-то из столицы пририсовался, по ушам нашему ментовскому начальству настучал, вот волки и лютовали. Весь поселок перетрясли, сучье племя. Барыги порошок и траву в сортир килограммами выбрасывали. Потом поутихло, да только бойцы мои мимо кассы пролетели, — Ляпа посмотрел на собеседников. — У цыган два дня ни травы, ни снежка, ни болта не было. В другое время стадо бы у ворот стояло, дозняк вымаливало, а тут — никого.
— Значит, торговал кто-то в это время, — подвел итог Манила.
— Вот именно, — согласился Ляпа. — И не в поселке, а в городе, на улицах.
— Хм… — Мало-старший откинулся в кресле, достал сигареты, покрутил в пухлых, как сардельки, пальцах. — По мне, так чем меньше этого г…а в городе, тем лучше. Если бы ОБНОН заодно с цыганами и махновцев прихватил, я бы их кумовьям спасибо сказал. Да только тут ситуация совсем по-другому поворачивается. Менты твоих барыг гребут, душегубам на руку работают. Им ведь чем конкуренции меньше — тем лучше.
— Так и я о том же, — согласился Ляпа. — Мои пытались выяснить, каким образом наркоту в город доставляют. Я лавэ кидал на это дело конкретное, патрулей на вокзалах и в аэропорте выставил. Мои бойцы даже трейлеры трясли в отстойниках. Ни болта.
— Насчет патрулей мы в курсе, — кивнул Манила. — Наши наблюдающие твоих пацанов засекли.
— Может, на частниках везут? — предположил Малостарший.
— Это вряд ли, — покачал головой Манила. — Слишком много народу пришлось бы задействовать. Информация хоть где-нибудь да прошла бы.
— Пожалуй, — согласился Мало-старший.
Что касательно правил конспирации, думал он, то первое и основное вывел еще папаша Мюллер, сказав: „Что известно двоим, то известно свинье“. Прав был Манила. Кроха это понимал. Слишком много народу пришлось бы задействовать для такой доставки. А информаторы есть не только у братвы, но и у ментов. Кто-нибудь что-нибудь должен был видеть, слышать, знать, догадываться. Скорее всего, первыми сведения получили бы сотрудники ОБНОНа, но потом информация ушла бы в районные отделы. А если бы подобные, данные свалились на голову борцам с преступностью, Кроха и Манила, как люди нескупые и солидные, узнали бы об этом через пару часов после получения сводки. Но… ничего подобного их информаторы не сообщали. Опять же, чтобы реально кормить неделю такой город, травки и порошка требуется — самосвалом зараз хрен вывезешь, какие уж тут легковухи.
— Я думаю так, — Кроха двинул тяжелой челюстью. — Придется тебе, Ляпа, довольствоваться тем, что есть. Пока. Я скажу своим бойцам, они пошерстят по городу. Не может быть, чтобы никто ничего не слышал вообще. Хоть где-то махновцы должны были светануться, а значит, их можно достать. Если появятся какие-то новости — пришлю гонца.
— Базара нет, — согласился Ляпа, поднимаясь.
В общем, он остался доволен. Все срослось даже лучше, чем он мог рассчитывать. Вышли на чистый базар, перетерли, и двое самых нужных „пап“ в городе зарубились дать ему поддержку в войне с душегубами. Структура у Ляпы хотя и не самая слабая, но в серьезной потасовке не устояла бы.
Он кивнул Крохе и Маниле, вышел.
Ляпа не мог знать о состоявшейся на прошлой неделе встрече Крохи и смотрящего по городу Седого.
Седой был крайне обеспокоен развитием ситуации. Только по официальным источникам, с начала года уличная преступность в городе выросла более чем вдвое. На деле же все обстояло еще хуже. Свои люди в ментовке били тревогу. На него давили те, кто стоял выше на иерархической лестнице. Кроха и Данила попали в ту же ситуацию, в которой сейчас оказался Ляпа. Кое-кто наверху вполне мог решить, что Манила и Кроха не способны контролировать ситуацию на собственных участках. Чужаки торгуют „дурью“, как арбузами, внаглую. Вечером на улицы выходить страшно стало. Менты зверятся. Прав Седой, подобное положение дел чревато огромными неприятностями.
Именно поэтому Кроха и пообещал поддержку Ляпе. Сейчас для всех выгоднее объединиться. Неизвестно, кто стоит за махновцами, сколько у них „стволов“ и какие имеются завязки в официальных структурах. Искусство переговоров заключалось не в том, чтобы протолкнуть нужное тебе решение, а в том, чтобы вторая сторона приняла его с благодарностью, да еще и осталась в положении должника. Крохе это вполне удалось.
Сразу после ухода Ляпы в дверь постучали, и в номер заглянул один из приближенных людей Крохи — Боксер, спросил:
— Папа, все в порядке?
— Все нормально. — Мало-старший подумал несколько секунд и добавил: — Вот что, Боксер, свяжись с остальными структурами. Скажи, нам нужно их видеть. Есть серьезный базар, касающийся всех. Очень срочный.
— Понял, — кивнул Боксер. Несмотря на некоторую внешнюю туповатость, соображал он хорошо и быстро. — Когда и где забивать „стрелку“?
— Через три часа, — Кроха посмотрел на часы. — У меня.
— Может, лучше здесь? — спросил Манила.
Вопрос носил вполне конкретный характер. Отказываясь остаться, Мало-старший как бы высказывал недоверие к человеку, „крышующему“ данное заведение.
— Без обид, Манила, — спокойно ответил Кроха. — Но это не недоверие, наоборот. Пусть все остальные знают — мы им доверяем. Поэтому и приглашаем не на нейтралку, а в дом.
Манила хмыкнул, кивнул согласно:
— Хорошо.
Кроха вновь повернулся к Боксеру.
— Через три часа у меня.
— Понял, папа, — тот скрылся за дверью.
— Осталось вызвать Седого, — констатировал Мало-старший. — Но этим я займусь сам…
* * *
Ночью в фиолетово-синем небе висели серые облака, косматые, все в рваных дырах. Они с вечера были обречены и к утру пролились-таки злым студеным дождем. Развезло грязь на окраинах, вымочило дома. Дождь побил деревья, понес листву, оклеивая ею асфальт, оконные стекла и крыши машин, издырявил кустарник. Заполнил дороги глубокими обширными лужами.
— В России одна беда, — пропел Лемехов, когда его „новенькая“ подержанная „восьмерка“ ухнула в разлившееся от тротуара до тротуара дождевое море. — Дураки! Не было бы дураков — и дороги были бы нормальные.
Сидящая рядом девушка только судорожно кивнула. „Восьмерка“ летела по главной улице, ревела сердито двигателем, едва не захлебываясь, с надрывом. С такими же интонациями кашляет по утрам курильщик с тридцатилетним стажем. Стрелка спидометра сползла к ста пятидесяти и дрожала, готовясь полезть еще дальше. Ночь, чего там.
Лемехов резко затормозил, вывернул руль. „Жигули“ пошли юзом, делая полный разворот, а Лемехов довольно засмеялся. Девица охнула, втянула голову в плечи. Ее опрокинуло на Лемехова, и она непроизвольно ухватилась за него. Получилось что-то вроде непроизвольных объятий.
