Когда равнина закончилась, дорога нырнула в ущелье между двумя величавыми холмами, а вскоре перед глазами раскинулось огромное небесно-голубое озеро Вамала с россыпью безымянных изумрудных островов. Путь сюда занял около часа, а еще минут двадцать потребовалось для того, чтобы отыскать бунгало Приходько, затерявшееся среди тропических деревьев.
Ни ограды, ни ворот не было. Затормозив шагах в двадцати от крыльца, Белов выбрался из машины, сплюнул и увидел, что слюна стала оранжевой от пыли.
– Эй! – окликнул он. – Из энибоди хоум?
Никто ему не ответил. Только пестрые птицы орали, носясь среди крон деревьев. Пока Белов дожидался снаружи, через лужайку пробежала стайка небольших обезьян, похожих на кошек с необычайно длинными хвостами. Они смотрели на пришельца без страха и любопытства. Обезьяны чувствовали себя в Африке полноправными царями природы.
– Из энибоди хоум? – повторил Белов громче. – Кто-нибудь дома?
Он говорил на английском языке, предполагая, что на зов могут явиться слуги Приходько, не знающие ни русского, ни украинского языка. Но никто не выглянул в окно, никто не вышел из дома.
– Если гора не идет к Магомету… – пробормотал Белов, поднялся по ступенькам и толкнул дверь.
Большой, беспорядочно обставленный холл был пуст. Беззвучно работал телевизор, на экране которого вертели попками поп-дивы, которые якобы еще и пели. Над остатками трапезы на столе кружились мухи. По углам стрекотали цикады.
Сделав пару шагов, Белов насторожился. В глубине бунгало ему почудился сдавленный стон, а потом вновь стало тихо. Машинально поискав пистолет, Белов вспомнил, что он безоружен, и замер в нерешительности. Идти дальше или воздержаться? Не будь этой поездки по Африке, воскресившей детскую страсть к приключениям, благоразумие взяло бы верх, и он отступил бы за пределы чужого дома, все происходящее в котором его по идее не касалось. Однако, поколебавшись, Белов двинулся вперед.
Он шел крадучись, бесшумный, как ниндзя, обратившийся в зрение и слух, напружиненный, готовый к любым неожиданностям. В очертаниях его красивого, почти женственного лица проступило что-то новое, хищное, опасное. Ноздри и глаза сузились, скулы проступили резче, губы вытянулись в прямую тонкую линию.
За неплотно прикрытой дверью, к которой он приблизился, раздался новый стон. Голос принадлежал мужчине. Кто-то его истязал? Он ранен? При смерти?
Миллиметр за миллиметром Белов начал приоткрывать дверь, когда душераздирающий вопль заставил его оцепенеть и похолодеть, словно его окатили ведром ледяной воды. Кричала женщина. Кричала так, как будто с нее живьем сдирали кожу.
Распахнув дверь, Белов ворвался в комнату, рассчитывая ошеломить возможных противников, выигрывая драгоценные секунды для того, чтобы завладеть чужим оружием. Он больше не колебался, как все время после получения задания. Если бы пришлось убивать, он сделал бы это, не задумываясь.
В поле его зрения возникла широченная кровать под розовым атласным покрывалом. На кровати боролись две человеческие фигуры: бронзовая, мощная, и кофейно-коричневая, стройная и гибкая. На Белова уставились две пары глаз, лихорадочно поблескивающих на обращенных к нему лицах. Одно принадлежало белому мужчине с детским чубчиком на голом бугристом черепе. Второе лицо было женским, молодым и очень привлекательным, несмотря на характерные негритянские черты или же благодаря им. Неудобно вывернув голову, негритянка взвизгнула.
До Белова еще не вполне дошло, что эта пара всего лишь сношалась, причем явно по обоюдному согласию, когда голый мужчина с чубчиком скатился с кровати и тут же вскочил на ноги, словно подброшенный невидимым батутом. В руках у него была двустволка, с которой он обращался чертовски ловко.
– Don’t shoot, Ostap! – крикнула кофейная женщина.
Тот, кого она назвала Остапом, не внял ее призыву не стрелять. Наоборот, он проворно вскинул ружье к плечу, целясь Белову в грудь.
«Так это же Приходько!» – понял он, падая на спину.
Тут же прогремел выстрел, и над Беловым пронеслась россыпь раскаленной картечи, проломившей шкаф и изрешетившей дверцы сверху донизу. Белов, упавший с таким расчетом, чтобы выкатиться из комнаты кувырком до того, как Приходько прицелится снова, понял, что делать этого не следует. Из двустволки, заряженной картечью, совсем не обязательно ловить мишень на мушку, особенно такую близкую и крупную. Знай себе, пали, перезаряжай да соскребай останки жертвы с половиц и стенок.
Эти мысли пронеслись в голове Белова со скоростью, не уступающей той, с которой вылетели кусочки металла из ружейного ствола. Лежа на спине, он подцепил ногами розовый пуфик и с проворством эквилибриста метнул его в Приходько. Выстрел отбросил пуфик в обратном направлении. Еще до того, как он упал на пол, Белов вскочил и, прикрыв руками голову, вывалился из спальни сквозь зашторенное окно.
Плотная материя и стремительность, с которой он прыгнул, уберегли его от травм и порезов. Слыша, как со звоном рушится стекло за его спиной, Белов во все лопатки припустился к зарослям. Садиться в машину, включать зажигание и разворачиваться было некогда. Приходько уже бежал за ним, пыхтя:
– Стой! Стой, падлюка!
Если это был украинский язык, то не вполне чистый.
Оглянувшись, Белов убедился, что Приходько не стал тратить время на перезарядку двустволки или одевание, а гонится за ним нагишом, угрожающе размахивая мачете длиной с римский меч. Не сбавляя темпа, Белов рассекал листву и стебли, подобно живому снаряду, выпущенному из пращи. Полное незнание местности работало не в его пользу, но Приходько ринулся в погоню босиком, и это уравнивало их шансы.
Продравшись сквозь очередной кустарник, Белов оттолкнулся от земли, чтобы развить прежнюю скорость, но…
…вместо того, чтобы побежать дальше…
…лишь бестолково перебирал ногами в воздухе.
Сразу за кустами притаился крутой, высокий обрыв, и теперь Белов падал вниз под злорадный хохот Приходько.
* * *
Свободный полет продлился где-то полторы секунды. Это означало, что обрыв был высотой метров тринадцать-пятнадцать. И не собрать бы Олегу Белову косточек, если бы не озеро, поджидавшее его внизу.
Плоф-ф!
Погрузившись в воду с головой, Белов врезался ступнями в илистое дно, но падение было смягчено настолько, что обошлось даже без вывихов.
Вынырнув, он протер глаза и задрал голову вверх, выискивая там Приходько. Однако украинец куда-то запропастился. Судя по его настырности, вряд ли отправился восвояси. Скорее всего торопился вниз по какой-нибудь знакомой тропинке.
Плавал Белов отлично и вообще чувствовал себя в воде как рыба, поэтому не стал спешить выбираться на сушу. Здесь у него было больше шансов справиться с вооруженным противником. Мачете, конечно, штука серьезная, но в воде им особенно не помашешь.
Оглядывая берег, Белов выплюнул затхлую воду изо рта.
Приходько появился справа, прыгая по валунам с ловкостью человекообразной обезьяны. Сходство усиливали его мускулистые, но коротковатые ноги, мохнатая грудь и тот самый хохолок на бритой голове, поразивший Белова еще в спальне. Лет четыреста назад – где-нибудь в Запорожской Сечи – эта прическа никому не показалась бы странной, но здесь, в дебрях Африки, где никогда не ступала нога казака, чубчик смотрелся весьма экстравагантно. Тем более что его обладатель был в чем мать родила. Не проявляя желания лезть в озеро, он уселся на камне и уставился на Белова с нехорошей улыбкой.
Вода была довольно теплая, так что продержаться в ней можно было хоть до утра. Легкая обувь и одежда почти не стесняли движений. Однако превращаться в водоплавающее не хотелось. Было в положении Белова что-то унизительное.
Следя краем глаза за отставным прапорщиком, он повернул голову вправо, потом влево, обдумывая возможность выбраться из озера где-то дальше. Он бы давно поступил так, если бы не машина, оставшаяся возле бунгало. Как быть? Атаковать Приходько? Но тот вряд ли позволит Белову вскарабкаться на крутой берег. Пустит в ход оружие или забросает камнями. Что же делать? Неужто и впрямь торчать в воде до темноты? Уже вечерело, и небосвод на западе приобрел цвет далекого зарева. Словно где-то там, за горизонтом, полыхал огромный пожар. Стаи птиц казались на этом фоне кружащимися хлопьями сажи.
– Ну, и чего ты ко мне привязался? – спросил Белов, решив попытаться установить перемирие.
Его вопрос произвел на Приходько ошеломляющий эффект. Его нижняя челюсть отвисла, а глаза сделались круглыми.
– Москаль? – спросил он.
«Попал, – пронеслось в голове Белова. – Это же хохол, отпетый бандеровец. Впитал ненависть к русским с молоком матери».
– Из Москвы, а что? – с вызовом произнес Белов.
– Тю! – Приходько выпрямился во весь рост, не стесняясь своей наготы. – Так ты свой? Чего ж раньше молчал?
– Я думал, ты русских терпеть не можешь.