– Обиделся. Говорит, пурга у них. Ничего не летает, не ползает. Искать нельзя… Честное слово! – Сомов в сердцах бросил трубку на рычажки и отодвинул телефон. – Аэропорты Приморья закрыты «до погоды». Ветер сто двадцать метров в секунду. Снежные заряды, мать их!
– Как надолго все это? – спросил Олег Скворцов.
– А кто знает? Это не пробка на Новорижском.
– … твою мать! – в сердцах сказал Володя Орлов. – Если не убился, так замерзнет, к …аной тетушке!
– Вова, заткнись, немедля! – пробурчал Скворцов и больно наступил Орлову на ногу, взглядом указывая на сидевшую в дальнем углу кабинета Алину.
Но Орлова понесло.
– Я правильно сказал! В тайге, в снегу, в минус сорок три, да на таком ветрище… А если ранен? Тут ни одна спецподготовка не поможет!
– Н-да-а… Погоде наплевать на людей. Она может издеваться над ними, сколько ей вздумается! – подытожил Сомов. – Что я-то могу?!
Сомов виновато смотрел на подчиненных, будто именно из-за него срывалась спасательная операция.
– Андрей Сергеевич, вы решили, кто полетит? – спросил Лавриков.
– Вот вы точно останетесь дома! – Сомов обвел взглядом притихших Скворцова, Орлова и Лаврикова. – Хватит с вас геройства! Опять полезете черту в пасть, а мне из-за вас валидол глотать! Честное слово! Сима! – крикнул он секретарше. – Погоду мне по Приморью. Быстро! И два чая сделай, мне и Алине Кимовне. С лимоном. Вы, Алина Кимовна, с лимоном будете? – мягко уточнил Сомов.
– Да, спасибо.
– Андрей Сергеевич, у вас на десять совещание. Что делать-то? – возникшая на пороге сомовского кабинета Серафима растерянно хлопала ресницами.
– Хрен бы с этим совещанием! – махнул рукой Сомов. – Погоду давай!
Сомов встал, заходил туда-сюда по кабинету, все поглаживая и поглаживая потевшую лысину.
– А ведь я не пускал! Как я его не пускал в отпуск! Как чувствовал! Честное слово… Нет, выпросил. Достал! Хабаров мертвого достанет! Так кабы в теплые края махнул, понятно бы было. А тут… Что он вообще забыл в этой пурге?
Секретарша принесла чай, аккуратно и, как показалось Сомову, нарочито нерасторопно, исподтишка разглядывая Алину, расставила на журнальном столике чашки, вазу с конфетами и чайник.
– Что-нибудь еще, Андрей Сергеевич?
Сомова раздражала и эта ее нерасторопность, и беспечная довольная улыбка. Он сел в кресло напротив Алины, пододвинул ей чашку.
– Да! Позвони наверх, пусть на пару часов небо станет голубым.
Он достал, наконец, носовой платок и вытер лысину.
– Простите, а зачем разгонять облака? Небо и так голубое.
– Уйди!
– Сим, что с погодой-то? – крикнул ей вдогонку Скворцов.
– Я карты погоды не делаю. Ждем факс из Раменского. Извините, мне нужно идти, делами заниматься.
Мужчины обменялись выразительными взглядами.
– Уволю! Честное слово! – подытожил Сомов. – Только с эпопеей этой, хабаровской, развяжусь и… Уволю!
– Да, совсем забыла, – секретарша вновь возникла на пороге. – Там по телевизору в новостях про ваше Приморье говорят. Первый включите.
Лавриков бросился к телевизору.
– … в настоящее время неизвестна, – говорил ведущий «Новостей». – По предварительным данным вертолет Ми-2, принадлежащий Управлению МЧС России по Приморскому краю, упал в тайгу примерно в ста километрах от поселка Отразово, что на побережье Амурского залива. Вертолет совершал плановый полет по доставке продовольствия и медикаментов геологам в труднодоступный район Приморья. Как нам сообщили в краевом Управлении МЧС, поиски пострадавших затруднены метеоусловиями. В Приморье бушуют сильные метели, и вылет к месту падения вертолета пока невозможен. Приходится признать, что аварии вертолетов Ми-2 происходят с завидным постоянством. Авария Ми-2 сегодня – первая в наступившем году. 16 сентября прошлого, 2002 года, близ Тбилиси потерпел аварию вертолет Ми-2 пограничных сил Грузии. Вертолет упал в озеро Кумиси, погибли два человека. 17 октября 2002 года вертолет Ми-2 упал в местечке Ярково под Ярославлем. 2 июня 2001 года Ми-2 потерпел катастрофу в Хабаровском крае. Две катастрофы Ми-2 произошло в 2000 году: 3 мая у села Сокиричи Киверцовского района Волынской области Украины – погибли два члена экипажа и пилот-наблюдатель, семь человек получили травмы различной степени тяжести, 4 июля разбился Ми-2 в Темрюкском районе на Кубани, пилот погиб. 8 марта 1999 года на острове Вайгач потерпел катастрофу вертолет Ми-2 компании «Мурманские авиалинии», а спустя месяц, 31 мая, потерпел катастрофу вертолет Ми-2 в Хабаровском крае, пять человек погибли. 15 февраля 1998 года на севере Польши произошла авария вертолета Ми-2, в которой пострадали наши соотечественники. 2 сентября 1998 года на Камчатке потерпел катастрофу вертолет Ми-2 авиакомпании «Кречет», погибли два человека. Таким образом, за последние пять лет…
– Евгений, выключите! Выключите эту балаболку! Не уподобляйтесь бабушкам на скамейке! – гневно потребовал Сомов от Лаврикова. – И вообще, что за собрание вы у меня в кабинете устроили? Марш по домам! Быстро, быстро вон из кабинета! – он притопнул. – С красивой женщиной чаю попить спокойно не дают. Честное слово!
…Сырой холодный туман разъедал легкие. Поздняя осень нависала над миром серым промозглым утром. Тяжелые, как намокшая вата, тучи выдавливали из себя редкие капли последнего в этом году дождя. Упадет температура еще на пару градусов, и вместо дождя с неба полетит ледяная крупа. Он помнил, как больно барабанят такие льдинки по щекам, заставляя щуриться, защищая глаза, и кутаться в теплый шерстяной шарф.
Лес уже сбросил листву и стоял серый, невеселый, пустой, кронами мокрых деревьев сходясь над головой.
Дорога шла через лес, прямая, точно пущенная стрела. Это была странная дорога. Ему даже показалась, что дорога была протоптана босыми ногами. Не было сомнения, что по ней часто ходили, но никогда не ездили. Он осторожно ступал по длинной рыжей жухлой траве. Трава была мокрой, с запутавшимися в ее патлах прелыми листьями. Трава была чуть тронута не успевшим сойти инеем и от этого что-то жалобно шептала под его шагами.
Хмурое осеннее утро, сумрачный угрюмый лес, с умершей в нем жизнью, тяготили.
Он обернулся, с тоской посмотрел назад, на свои следы, тянущиеся темной цепочкой по белому. Странно, но параллельно шел еще чей-то след. Этот второй след обрывался рядом – только руку протянуть.
Он осмотрелся. Что-то неясное, тревожное вдруг нахлынуло, стало звать назад.
«Ве-ер-ни-ись…» – чувствовалось едва уловимо.
Он поднял голову, прислушался. Звуки нанизывались на голые мокрые ветки и жалкими флажками телепались на ветру. По одному они уже не звучали.
Он тряхнул головой, избавляясь от наваждения. Он пошел вперед, все ускоряя и ускоряя шаг.
Пошел дождь. Порывы холодного северного ветра швыряли ледяные брызги ему в лицо. Дождь пожрал иней. Больше не было видно его следов. Исчезли, смытые дождем, и следы кого-то невидимого, шедшего рядом.
Он шел, стараясь не думать, не анализировать.
– Вперед! Прочь из этого гиблого леса!
Дыхание то и дело заходилось.
– Вперед! – гнал и гнал он себя. – Вперед!
Дыхание перешло на хрип. Сердце бешено колотилось. Холодный пот застилал глаза. Упругие злые ветки хлестали его по лицу. Голова гудела, все тело саднило, болело, будто он всю дорогу продирался через терновник.
Наконец остекленевшими, налитыми кровью глазами он поймал луч света, робко пробивающийся впереди, вероятно, там, где дорога выходила на открытое пространство. Там – он знал это точно! – хорошо и покойно. Там нет боли, ни телесной, ни душевной. Там небо не давит черными тучами и нет ядовитого, рвущего легкие, тумана.
Теперь он знал, куда идти.
Чем ближе он подходил к зияющему впереди просвету, тем отчетливее осознавал: лес кончится и все станет другим.
Лес кончился внезапно.
Яркий свет полоснул по привыкшим к сумраку глазам. Он зажмурился, инстинктивно вскинул руку. Но свет нельзя было заслонить, прикрываясь ладонью. Свет был всепроникающим. Он попытался рассмотреть, что впереди, но кроме беспредельного ничего, заполненного светом, льющимся откуда-то сверху, не смог ничего разглядеть.
Он понял, что здесь проходит граница бытия и небытия. В бытие он зачислил этот угрюмый, неприветливый, сырой, холодный, но все-таки настоящий, с чувствами и запахами, понятный, «свой» лес. Небытие заполнял никогда невиданный им ранее и от того пугающий и манящий свет. Он чувствовал, что нужно сделать выбор. Нужно сделать всего один шаг. Один шаг – и не будет больше боли, изнуряющей тело, рвущей душу. Он бы этот шаг уже сделал, но у него было стойкое ощущение того, что тогда он потеряет что-то важное, без чего там ему точно будет не в радость.
Ему нужно было додумать. Ему нужно было допонять. Ему нужно было дочувствовать.
Когда все это соберется воедино, он сможет принять решение. Его нельзя было упрекнуть в неумении или боязни принимать решения…
