— Друзья мои! — её голос звучал приглушённо, но всё равно был слышен каждому — таково было его удивительное свойство. — Я знаю, что есть особые слова, которые обязан сказать каждый повелитель в такую минуту — и именно поэтому я не буду их произносить. Я скажу то, что чувствую, и простите меня за откровенность.
Она подошла к самому большому костру.
— Откликнувшись на мой зов, вы сражались храбро, не щадя своей жизни — и я благодарю вас за это, — негромко промолвила Пэнтекуин. — Вы спасли не только этот мир, но и Лоно Хара — ибо именно наша империя была бы следующей целью Уничтожителей. Своей грудью вы закрыли им дорогу — и погибли… Но мы будем вечно помнить ваш подвиг, и этот день станет днём вашей славы — увы, посмертной… Прощайте.
Валькери низко поклонилась павшим, и все лонохарцы повторили её движение. Выпрямившись, она повернулась к другому костру:
— Баалтазар! Ты был учителем почти всех лонохарцев — и никто не мог сравниться с тобой в искусстве некромантии. Ты прожил долгую насыщенную событиями жизнь — четыре тысячи лет — и ушёл из неё достойно, пожертвовав собой ради других, а такое может лишь истинно сильный духом. Мы не забудем тебя и сохраним и преумножим то знание, что ты передал нам — своим ученикам… Прощай.
Ещё один поклон — гораздо ниже. И третий костёр…
— Алукард, — голос Валькери предательски дрогнул, — мы с тобой часто не ладили, и кое-кто даже считал нас врагами. Но… мне будет не хватать тебя, клыкастик, и без тебя Ашкелон опустеет. Своим жизнелюбием ты разгонял скуку и запустение древних коридоров, и мог вызвать улыбку даже у вечно мрачных некромантов. — Пэнтекуин помолчала. — Последними твоими словами были «Прости меня за всё, Фиона». Но я не могу выполнить твою просьбу — потому что мне нечего тебе прощать. Те глупые шутки, что мы разыгрывали друг с другом — это просто забавы, и я никогда на них не обижалась, потому что знала: несмотря ни на что, я всегда могу на тебя положиться в тяжёлые времена. Ты спас мне жизнь, Алукард. Я у тебя в долгу — и никогда не смогу расплатиться. — Она горько усмехнулась. — Даже сейчас ты бросил мне вызов, а я не могу ответить. Ты выиграл наше затянувшееся соревнование, Алукард. Прощай…
Валькери вернулась на своё место, и Вольдеморт, стоящий рядом, незаметно сочувственно пожал ей руку, а Драко прошептал что-то ободряющее. Девушка благодарно им улыбнулась, и вновь стала следить за происходящим.
Лонохарцы по одному выходили вперёд и произносили добрые, тёплые слова в адрес умерших. В конце каждой речи непременно звучало слово «Прощай» — и в этом коротком слове соединилось всё: и боль от расставания, и осознание неизбежности разлуки, и просьба тех, кто остался жив, чтобы погибшие не держали на них зла… Говорить на похоронах было не обязательно — но сейчас почти каждый нашёл у себя в душе что-то, что хотел бы произнести на прощальной церемонии. Даже Драко и Вольдеморт вышли, чтобы говорить, потому что Алукард был их другом, а Баалтазар — учителем, пусть и недолго. Гарри и Дамблдор промолчали — они почти не знали ни того, ни другого, а говорить пустые фразы здесь было не принято — лишь искренняя скорбь нашла себе место среди лонохарцев.
И когда последний говоривший умолк, Пэнтекуин снова выступила вперёд и, закрыв глаза, негромко запела древнюю похоронную песнь Лоно Хара. Печаль звучала в ней — но печаль светлая, в которой не было места тьме и отчаянию, и старинная мелодия отзывалась щемящей болью в сердце каждого, кто её слышал. Вначале Валькери пела одна — но вскоре к ней присоединился другой голос — мужской мягкий, бархатный баритон, и два голоса слились в волшебную гармонию, похожие, как два близнеца, как и их владельцы — Пэнтекуин и Вольдеморт. Лорд Тьмы и Леди Хаоса пели для ушедших в бесконечность…
Песню подхватил ещё один голос, ещё… И вскоре уже все отдались во власть мелодии, и прямо к сияющим в безоблачном густо-чёрном небе звёздам неслись торжественные звуки. Вся природа, казалось, замерла, слушая их — стих ветер, умолкли немногочисленные ночные птицы, даже кузнечики прекратили стрекотать, зачарованные величественным реквиемом. И в тот момент, когда мелодия, достигнув кульминации, взвилась невероятно высоко, словно пытаясь достичь небес, мощное пламя взметнулась над кострами, озарив всё вокруг на расстоянии десятков миль. Мгновенно занялись дрова, и вскоре тела погибших были объяты пламенем. Но вместо запаха палёной плоти в воздухе разлился дивный аромат цветов, которые лонохарцы, продолжая петь, начали бросать в костры. Цветы аэйлэсса не горели в огне, и их белоснежность странно смотрелась среди бушующего пламени — как будто они своими нежными лепестками пытались смягчить ярость стихии, бросая вызов палящему жару.
Наконец дрова догорели, но цветы, по-прежнему нетронутые, белыми жемчужинами лежали среди чёрных дымящихся углей, словно символизируя торжество жизни над смертью, созидания над разрушением, нового над древним…
— Сегодня заседание Ордена проходит в новом, необычном месте — замке Хогвартс, ставшем для лонохарцев родным за эти дни, — так начала своё выступление Валькери. — Не будем обсуждать прошедшие события — увы, мы ничего не можем изменить, — а лучше подумаем о настоящем. Мой отец хотел обратиться к Ордену и попросил меня об этом. Не знаю, зачем ему это нужно, ведь из нас двоих у него выше уровень знания, а значит он автоматически становится Верховным Заседателем, — улыбнулась она.
— Нет, маленькая леди, теперь ты — правительница, — отозвался Люцифер и встал. — Архонт Люцифер, — он кивнул головой собравшимся, которые поклонились в ответ — мастерство отца Пэнтекуин стало почти легендой в Лоно Хара, а его исчезновение стало загадкой и породило много домыслов. — У меня есть к вам предложение… хотя нет, сначала я должен рассказать свою историю. Вы знаете, что сорок лет назад я внезапно исчез, передав всё Валькери. Я сделал это потому, что ещё до рождения моей девочки я нашёл в открытом мною тайнике Ашкелона — который, я был уверен, раньше никто не обнаруживал — старинную рукопись, и что удивительнее всего, в ней говорилось, чтобы я, Люцифер Дракула, оставил своё состояние своей дочери и обучил её всему, что знаю сам, до её тринадцатилетия, так как после этого я исчезну из её жизни. Подписи не было, но что-то заставило меня поверить написанному, и я сделал так, как мне было указано.
Все внимательно прислушивались к словам Дракулы, а он продолжил:
— В день моего исчезновения я попал во временную петлю. Немногие из вас знают, что это, поэтому я поясню: время вовсе не является прямой, как некоторые думают, а, наоборот, закручивается в неясном порядке, и бывает, что его участки соприкасаются — в определённый момент и определённом месте. И меня угораздило очутиться в точке соприкосновения, из-за чего меня вышвырнуло в совершенно иной момент времени; если быть точным, за пять тысяч лет до нашей эры. Обратно вернуться было нельзя — временной портал снова закрылся — и мне пришлось вновь устраивать свою жизнь — в ином времени и ином мире, том, где мы находимся сейчас. В Лоно Хара мне соваться не было смысла — там как раз был разгар войн Лордов, и я остался в этом мире, создал философский камень, чтобы продлить свою жизнь, и стал ждать, предварительно написав письмо для самого себя — то самое, которое я получил только шестьдесят лет назад — и, дождавшись начала строительства Ашкелона, спрятав его в тайнике. Семь тысяч лет отделяло меня от этой эпохи, и я решил потратить отпущенное мне время на оттачивание своего мастерства. Века проходили, а я продолжал жить, работать и наблюдать. Я видел много поселений людей, но они отличались от теперешних одним: полным отсутствием магии. Это показалось мне странным, и я стал следить за ними внимательнее. В конце-концов я обнаружил, что один очень сильный маг — не человек, видимо, пришелец из иного мира — вытягивает из них всю магию, чтобы остаться единственным волшебником в этом мире. Меня он не замечал, потому что в простой магии я, увы, не силён, а высшая для него была чуждой. Люди приносили ему жертвы, моля, чтобы он помог им, и иногда он снисходил до их просьб, сотворяя «чудеса». Этого волшебника люди звали Богом.
Люцифер помолчал немного и снова продолжил рассказ:
— Я не выдержал этой несправедливости, сразился с магом и одержал победу. Это случилось где-то за тысячу лет до нашей эры. Но он не сдался так просто, и скрылся, а людям сказал, что магия — это зло, а я — враг человечества. Ему поверили, так как ему поклонялись уже тысячи лет, и магов начали преследовать — не везде, но во многих странах, особенно в Европе в средние века, где, по-видимому, в то время он скрывался от меня. А я… моё имя было проклято людьми…
— Дьявол… — изумлённо прошептал Вольдеморт.
— Ты и в самом деле один из нашего рода — сообразительный, — довольно кивнул Люцифер. — Да, я — тот самый дьявол, которого ненавидят все святоши этого мира. Забавно, правда? Но не в этом дело — я рассказал гораздо больше, чем было нужно. Видимо, мне присуще хвастовство, — чуть улыбнулся он. — За семь тысяч лет я научился многому, и в числе моих умений — распознавать приближающиеся временные петли, подобно таким, в которые я попал. И одна из них скоро будет здесь — через три дня, если быть точным. Теперь, побывав внутри такой петли, я узнал, как они устроены, и могу управлять ими, изменяя их радиус действия и выбирая нужное время. Лишь себя самого я не могу переносить с точностью — как видите, я ошибся на сорок лет, пытаясь вернуться домой из 1816 года. Другие мои опыты проходили удачно — я словно сросся с этой реальностью, и могу повелевать ей, так же, как своим телом. Но я могу управлять петлёй даже из другого мира — и, если хотите, этот мир вернётся в прошлое ровно на год, точнее, к началу лета — ведь именно тогда Валькери сообщила двум Алас’сарам, кто они, не так ли?
