Проскурин подошел поближе, опустился на корточки и ощупал кирпичи. Они лежали давно, смерзлись, сверху нападал снег, и даже трава кое-где проросла, стремясь вырваться на свет. Сейчас она пожухла и превратилась в скользкую гнилую массу. Значит, пролом старый, как минимум прошлогодний. Конечно, через такую дыру никто не смог бы закатить самолет, а ворота в последний раз открывались очень давно. Уж во всяком случае, не пару дней назад точно.
Проскурин пожалел, что не взял с собой фонарик. Тем не менее он, то и дело оскальзываясь, перебрался через завал и оказался на территории завода. Постоял, озираясь. Вроде бы тихо, никакого движения. Узенькая железнодорожная колея, в дальнем углу несколько вагонов-тендеров, левее — огромная куча песка. «Тоже наверняка смерзшегося», — подумал Проскурин. Дальше куча поменьше — гравийная. Справа — пара высоких строений, кажущихся в полумраке живыми, насторожившимися и дышащими украдкой.
Майор двинулся вперед, то и дело озираясь через плечо. Ему очень не хотелось получить пулю в спину. Один против миллиона, что он попал в нужное место, и все же, когда существует даже такая крохотная возможность нарваться на выстрел, следует быть настороже. Кто знает, может быть, именно за кучами песка или за тендерами сейчас притаились те самые широкоплечие парни с «кипарисами», и рассекут они его выстрелами на две части где-нибудь на уровне живота. И будет он валяться: нижняя половина тела, а метрах в трех от нее — верхняя.
Он оглянулся в очередной раз и… застыл неподвижно, ибо в эту секунду вдруг уловил странный хруст, едва различимый, но явно неприродного происхождения. Кто-то наступил на гравийное крошево. И звук этот доносился изнутри, из здания завода.
«Может быть, крыса или те самые бродячие псы, о которых ты подумал секунду назад?» — спросил себя Проскурин и тут же отмел оба варианта.
Нет, это не был звук тронутого камня, случайно задетого собачьей лапой. Кто-то именно наступил на гравийную крошку, раздавил ее.
Майор медленно пошел вперед, стараясь двигаться бесшумно, утихомиривая бешено стучащее сердце. А впереди, на фоне светло-серой железной стены, неожиданно, словно сам по себе, проявился черный проем двери. Створка, висящая на одной петле, а за ней кромешная темнота. И даже больше, чем темнота. Что-то плотное, осязаемое, неестественно черное. Проскурин постоял секунду, прислушиваясь. Звук не повторялся, но он кожей чувствовал: внутри кто-то есть. Совсем рядом. Человек стоит там, за дверью, кутаясь во мрак, как в плащ. Стоит и наблюдает за ним. Между дверью и косяком темнела щель, достаточно широкая, чтобы в нее можно было протиснуться. Судя по всему, невидимый противник попал внутрь здания именно этим путем.
Проскурин подошел ближе и осторожно просунул в щель плечо, постоял несколько секунд, ожидая непонятно чего — может быть, выстрела или окрика, — а затем быстро, змеей, скользнул в пыльный мрак. И тут же мощный удар сбил его с ног. Уже падая, майор успел подумать, что противник — мужик проворный, но бить толком не умеет. А еще подумал, что зря вошел, надо было дождаться, пока противник выйдет сам, и брать его тепленьким. Затылок Проскурина соприкоснулся с чем-то угловатым, неимоверно твердым, и на пару секунд майор потерял сознание. Нырнул в темноту и тут же вынырнул из нее. В такую же темноту, только реальную.
В глаза ударил яркий луч света. Проскурин поднял руку, загораживая глаза, и увидел четкий силуэт противника. Тот стоял, сжимая в руке его, Проскурина, пистолет. И майор с удовлетворением отметил, что нападавший держит оружие неумело, слишком напряженно. Да и стоит лажово, словно специально подставляется под удар. Не был незнакомец профессионалом. Это и стажер бы заметил. Мужчина допустил самую большую ошибку, свойственную только новичкам. Заполучив пистолет, он расслабился. Решил, что все, теперь ему сам черт не брат. Мало били, видать. Ну ничего, эта беда поправима.
— И что дальше? — спросил, щурясь, Проскурин.
— А дальше вот что. Если ты мне не расскажешь, где спрятаны люди и техника, я отвезу тебя в прокуратуру и устрою допрос по всей форме, с пристрастием. При неукоснительном соблюдении буквы закона в нашей милой стране, — человек язвительно усмехнулся, — любят иногда стражи порядка дубинками поработать.
«Ну да, отвезешь ты меня, — подумал про себя Проскурин. — Дурак».
— О какой технике ты говоришь? Не пойму я что-то, — как можно невиннее ответил он.
— О той технике. О той самой. Знаешь, о какой. О пятнадцати танках и двадцати «БМП».
— Да ты чего, мужик? — тихо засмеялся Проскурин. — Ударил по башке, свалил в грязь, несешь чего-то. Ни о каких танках я понятия не имею. Так, ехал мимо, смотрю, домик интересный. Думаю, надо зайти, посмотреть. Дело свое открывать собираюсь. Помещение подыскиваю.
— Ну да, в час ночи. Самое время. Поэтому, наверное, и пушку с собой прихватил? — насмешливо осведомился человек.
— Конечно. Вдруг крысы накинутся? Или хулиганы? — Проскурин повозился, словно устраиваясь поудобнее.
— Лежи, не двигайся!
Но было поздно. Проскурин зацепил его ногу ступней под пятку, а второй ногой что было сил ударил по колену. Мужчина пошатнулся, взмахнул руками, фонарик полетел в сторону, осветив на мгновение низкий балочный потолок, перфорированные стены, какой-то хлам, сваленный в углу, грохнулся и погас. Майор же рванулся вперед, ухватил противника за запястье и начал выворачивать руку, сжимающую пистолет. Выстрел плеснул отчетливо и звонко, словно кто-то со всей силой грохнул кувалдой по железному листу. И тогда Проскурин ударил предплечьем человека по своему колену. Тот вскрикнул от боли и разжал пальцы. «Макаров» с глухим звоном упал в цементную пыль. Темная мускулистая фигура все еще дергалась, пытаясь освободиться, но Проскурин уже выкручивал руку, до хруста, за спину, одновременно хватая мужчину за волосы и тыча физиономией в пыль и кирпичное крошево.
— Лежать, сука, — выдохнул жестко в самое ухо нападавшего. — Лежать, я сказал! Башку расшибу.
Тот послушно затих.
Продолжая удерживать незнакомца, Проскурин пошарил свободной рукой по полу, нащупал пистолет и стволом ткнул напавшего под ребра.
— Вздумаешь дергаться — мозги вышибу, — сказал жестко, так, чтобы тот сразу поверил: действительно вышибет. — Теперь медленно вставай и топай на улицу.
Он пинком распахнул железную створку, извернулся, навалился всей тяжестью, выскальзывая на улицу первым, вытаскивая за собой спотыкающегося пленника и тут же прижимая его лицом к белесой стене. Затем отступил на шаг, сжимая «ПМ» легко, без напряга, так, чтобы ствол касался коротко стриженного затылка-противника.
— Ну, теперь поговорим за жизнь, голуба моя.
В эту секунду луна вновь проглянула между низкими тучами, и Проскурин сумел разглядеть, что задержанный одет в офицерскую шинель. «Ну вот, — подумалось, — шестерки ушли в сторону. В ход пошли валеты и дамы».
— Так, — рявкнул он зло и напористо, — уперся руками в стену. Быстро! — И посильнее нажал на пистолет, чтобы у незнакомца не появилось желания шутить, выкидывать какие-нибудь героические фокусы в духе западных боевиков. — Руки на стену! Руки, б…, на стену, я говорю!!!
Мужчина послушно поднял руки, уперся ладонями в рифленое, волнистое железо.
— Теперь отступай. Еще.
— Да скользко здесь, — вдруг буркнул военный.
Я же поскользнусь, поеду, а ты с перепугу на курок нажмешь.
— Ничего, жить захочешь — устоишь! — без всякого сочувствия сказал майор. — Ноги на ширину плеч.
Незнакомец выполнил приказание. Проскурин Ловко обыскал его, но, к немалому удивлению, оружия не нашел. «Странно, — подумал фээскашник. — Почему этот человек не вооружен? Он же враг. И если приехал сюда, значит, подразумевал, что и я окажусь здесь. Наверняка появился не просто так, а с целью убить меня. На худой конец, заставить рассказать об Алексее. И вдруг без пушки. Так надеялся на физическую силу? Что-то не очень похоже».
Сейчас, на свету, он получше разглядел задержанного и не мог не отметить, что тот не производит впечатление «крутого». В отличие от Сулимо и его широкоплечих хлопчиков.
— Где остальные? — рявкнул Проскурин, упирая пистолет в затылок незнакомца. — Давай, колись, сука. Остальные где?
— Какие остальные? — непонимающе спросил мужчина.
— Кончай мне гнать, тварь! Отвечай, когда спрашивают! Где эти ваши широкоплечие дрессированные псы? Давай колись, мразь, пока я тебя по стене не размазал. — Он осторожно расстегнул шинель мужчины, полез во внутренний карман, нащупал удостоверение, вытащил и, открывая одной рукой, рявкнул: — Говори давай, говно, а то замочу прям тут, и ни Сулимо тебя не найдет, ни вся остальная му…цкая компания. Говори, б…!
— Я не понимаю, о чем ты.
Что-то не сходилось. Проскурин понимал, что явно зашел в тупик. Не орать же ему до утра. Во времена своей бытности в Москве майору приходилось не раз и не два участвовать в допросах, и он безошибочно определял, когда человек откровенно врет, когда говорит полуправду, а когда «колется на всю катушку». Сейчас ситуация подсказывала ему: задержанный действительно не понимает смысла вопросов. Но тогда выходило, что полковник попал на этот завод по делу о хищении каких-то танков. Не многовато ли хищений для одного округа? С другой стороны, будь полковник человеком Саликова, не стал бы Проскурину «липу» о технике гнать. Да и не пришел бы он сюда один, а прихватил бы с собой пару-тройку этих мордасто-широкоплечих бультерьеров. Странно…
