Они долго шли длинными гулкими коридорами, переходили с этажа на этаж, и Максим удивлялся, сколько же здесь мальчишек. В общем-то, ему довольно часто приходилось бывать в больницах. Как правило, пострадавших от дедовщины отправляли в гражданские стационары, в военные госпитали реже. И Максим ожидал увидеть все ту же больничную суету — молодых девушек, дам бальзаковского возраста, совсем стареньких бабуль, морщинистых, иссохших стариков, мужчин и, может быть, пацанов, но пацанов мало. Кто-то будет болтать по телефону, кто-то — смотреть кино, кто-то — обсуждать новости из дома. Но оказалось-то: кругом совсем молодые пареньки примерно такого же возраста, что и убитый солдат. Лег девятнадцать-двадцать. Несколько раз он видел людей постарше. Наверное, офицеров, попавших сюда все с тем же туберкулезом. Но основной контингент составлял все-таки молодняк.
— У нас, — объяснял на ходу врач, — реабилитационное отделение маленькое, да и хирургия, в общем-то, не лучше. Лекарств не хватает, доктора все либо поувольнялись, либо в отпусках без сохранения. — Он хмыкнул, помолчал и добавил: — Даже не знаю, зачем этих двоих сюда прислали. Их же всех либо в полевых госпиталях зашивают, либо уж в Москву, в Бурденко. Там госпиталь классный: и медикаменты есть, и доктора обученные.
— А у вас необученные? — поинтересовался Максим тускло.
— И у нас обученные, — дернул худощавым плечом доктор. От этого движения вся его фигура словно встряхнулась. Максиму даже показалось, что он. слышит, как затрещали одна о другую кости доктора: ребра, позвонки, суставы. — Но наших-то учили на древнем оборудовании, лекарства опять же те еще. Рынок медикаментов обновляется, оглянуться не успеваешь. Одних антибиотиков за последний год штук десять новых появилось. А мы все по старинке. Анальгин — игла — нитки. Да здесь и условий никаких для приема подобных раненых.
«Потому-то они и живы, — подумал Максим. — Проглядел Саликов этих двоих. Думал, наверное, что никого в живых не осталось после той мясорубки, о которой говорил Лемехов. Не уследил. Может быть, и узнал потом, кинулся искать, да поздно. Концов уже не найдешь. И хорошо. Если бы нашел, не жить бы этим двоим. Убили бы. Здесь же, в госпитале. Устроили бы что-нибудь. Какую-нибудь подлость вроде смертельной инъекции. Повезло ребятам. Возможно, люди Саликова проверили наиболее вероятные больницы да госпитали, ну и решили, что раненые Богу душу отдали. Повезло этим двоим».
— Но повезло этим двоим, — словно прочитав его мысли, произнес врач. — Честно, повезло. Думаю, они не дважды заново рожденные, а трижды. Первый раз — когда матери рожали, второй — когда из этой мясорубки живыми выбрались, ну а третий — здесь. На их счастье как раз из Москвы комиссия пожаловала, нам и медикаменты подбросили, и препараты разные. Так что ребята как раз вовремя подоспели. Их сразу на стол, мужик какой-то из комиссии зашел, головой покачал, языком поцокал, но больше двух минут не сдюжил. Убежал. А привезли бы денька на три пораньше, и преставились бы, пожалуй.
«Вот тебе и сбой, — размышлял Максим. — Тот самый сбой, которого никто не в состоянии предусмотреть. Ни Саликов, ни иже с ним».
— Здесь, — указал доктор, толкнул дверь и вошел. — Мы ведь, — договорил он, уже входя в палату, — хотели их в разные палаты положить — офицер все-таки с рядовым, — так лейтенант ни в какую. Впрочем, ничего странного тут нет. Он ведь паренька этого, солдатика, прямо из-под огня вытащил.
Палата оказалась на удивление большой, наверное, коек на шесть. Но стояли всего две, обе рядышком, у самого окна. Максим подошел ближе, осмотрелся. Кнопки для вызова сестры, вмонтированные в панели над железными дужками в изголовье, небольшие ночники, у кровати солдатика, который лежал, отвернувшись лицом к окну, алюминиевые костыли. Лейтенант, подогнув ноги, читал газету, придерживая ее правой рукой.
— Так, бойцы, — громко и преувеличенно бодро сказал врач. — К вам посетитель.
Лейтенант медленно повернул голову и тяжело уставился на Максима. Взгляд раненого казался пустым, остывшим. Максим почему-то подумал, что тот решает, не послать ли гостя подальше. Однако лейтенант только кивнул молча и вновь углубился в газету. Будто отгораживаясь от всего мира, и от незваного посетителя в частности, этим тонким бумажным листком.
Максим испытывал некоторую неловкость. Как обращаться к раненым? По званию, по имени-отчеству? «Пожалуй, — решил, — по имени-отчеству будет лучше».
— Олег Борисович, я — военный прокурор Латко Максим Леонидович.
Лейтенант снова кивнул, не поворачивая головы. На лице его не отразилось ни любопытства, ни облегчения — ничего. Только та же угрюмость, какая-то почти звериная настороженность.
— Мне нужно поговорить с вами, Олег Борисович. Разрешите присесть?
Лейтенант дернул плечом, закутанным в плотный кокон бинтов, что, видимо, должно было означать: «Присаживайтесь, если хотите».
Максим взял у противоположной стены стул, придвинул к кровати и сел.
— Олег Борисович, я, собственно, к вам по делу. — Он открыл папку, вытащил бланк протокола допроса, быстро вписал звание, фамилию, имя, отчество лейтенанта. — Вы ведь, — он поднял голову и наткнулся на злой, острый взгляд лейтенантских глаз, — из разведроты воинской части номер такой-то? Я ничего не путаю?
— Ничего, — хрипло ответил тот, и Максим четко различил звенящее в голосе офицера бешенство.
— Ну и хорошо, что не путаю. — Максим примирительно улыбнулся. — Олег Борисович, у нас есть сведения, что солдат вашей роты используют сейчас для проведения какой-то махинации. Мы пока не можем сказать точно, в чем она заключается, но в свете вышеизложенного мне необходимо снять с вас показания о том, что произошло с разведротой в ходе боевых действий в Чечне.
— Наши солдаты, — медленно проговорил лейтенант, — не могут использоваться ни в каких махинациях, потому что они погибли. Все до единого. Остались только мы двое. Больше никого. Ни одного человека.
— Олег Борисович, расскажите мне, что это была за операция? Я имею в виду тот рейд, в котором погибли ваши люди. В чем он заключался?
Лейтенант спокойно, без всякого выражения объяснил:
— Мы должны были дойти по улицам до железнодорожного вокзала.
— И что же произошло? — поинтересовался Максим.
— Что произошло? — Губы лейтенанта перекосила злая усмешка. — Да ничего особенного. Нас просто загнали под пули. Всего-навсего. Мы не успели пройти и двух кварталов, как нас взяли в кольцо. Они знали, что мы пойдем. Знали время. Знали маршрут. Знали, сколько будет техники. Они все знали. Нас просто убили. Свои же и убили.
— Скажите, — продолжал Максим, — по официальным сведениям, вы шли выручать головной отряд разведгруппы…
— Да не было никакого головного отряда, — почти выкрикнул лейтенант и тут же понизил голос, посмотрев на спящего солдата. — Не было никакого головного отряда. Мы должны были пройти по городу — четыре танка, шесть «БМП», — определить подступы к железнодорожному вокзалу. Нас зажали в кольцо и расстреляли из гранатометов, а потом еще и самолетом проутюжили. Но тогда уже живых почти не осталось.
— Значит, головного отряда не было?
— Нет, — ответил лейтенант, — никакого головного отряда.
— Скажите, в состав вашей разведроты сколько единиц бронетехники входило?
— Я же вам уже сказал: четыре танка, шесть «БМП».
— В сводках указывается около двадцати единиц танков «Т-80» и тридцать «БМП».
— На разведроту? — усмехнулся лейтенант. — Да вы смеетесь, наверное? С таким количеством техники мы половину Грозного разворотить могли бы.
— Хорошо, а вот эти фамилии, — Максим показал лейтенанту список, — эти рядовые были в составе вашей роты?
Лейтенант прижал развернутую газету левой рукой, и Максим вдруг увидел, что у раненого нет кисти, только культя, уродливая, забинтованная, пропитанная каким-то раствором. Взяв список правой рукой, лейтенант прочел его.
— Нет, об этих не слышал. Вот последний… Якушев… Был у нас один Якушев, но здесь написано Илья, а тот был Семен. Так что, наверное, не он. Нет, я не слышал об этих людях.
— Понятно. И вы, значит, уверены, что вас подставили?
— Уверен? Ну еще бы! Представьте, в нашей разведроте сорок автоматов, четыре танка и шесть «БМП». Вот вам еще десять пулеметов и четыре пушки. — Лейтенант продолжал сверлить Максима недобрым взглядом. — Тогда ведь ни о каком штурме речи. не было. Так что, все эти «духи» собрались на пути следования колонны чайку попить? Случайно там оказались? И дорогу заминировали? У нас ведь головной танк на мину налетел.
— А почему назад не отошли? — спросил Максим.
— Да потому что не успели. Замыкающие бронемашины сразу же расстреляли из гранатометов, пехоту отсекли, зажали в кольцо и уничтожили. Ребята стали выпрыгивать из «БМП», оборону занимать, но там со всех сторон «духи» были, во всех домах. Я вам могу чем угодно поклясться: ждали нас. А потом еще «утюги» прилетели.
