Рекс Стаут - С прискорбием извещаем

Встреча с Бесс Хадлстон была не первой.

Как-то раз, вечером, года два назад, она позвонила и сказала, что ей надо поговорить с Ниро Вулфом, а когда Вулф взял трубку, кротким голосом попросила его приехать к ней на Ривердейл для деловой встречи. Естественно, он осадил её. Во-первых, если он и выбирался из дома, то только к старому другу или хорошему повару, а во-вторых, то, что какой-либо мужчина или женщина могли этого не знать, было серьёзным уколом его тщеславию.

Не прошло и часа, как она сама появилась в его конторе — комнате, которую он использовал в качестве кабинета в своём старом доме на Западной Тридцать пятой улице, возле набережной, — за чем последовали пренеприятнейшие пятнадцать минут. Я никогда не видел его взбешённым до такой степени. Лично мне предложение показалось заманчивым. Она пообещала ему две тысячи долларов, если он придёт на праздник, который она устраивала для миссис Такой-то, и будет сыщиком в игре в убийство. Она также предложила пятьсот долларов для меня, если я приду с Вулфом и буду работать на подхвате. Видели бы вы, как он оскорбился! Можно было подумать, что он Наполеон, а она попросила его развернуть войско оловянных солдатиков в детской.

Когда она ушла, я осудил его позицию. В конце концов, она была почти так же знаменита, как он, — самая удачливая в Нью-Йорке устроительница праздников для представителей верхней части табели о рангах. Сочетание талантов таких двух мастеров своего дела, как он и она, оставило бы о себе долгую память, не говоря уже о том, сколько радости доставили бы мне эти пять сотен зелёненьких. Но он только надулся.

Описанные события имели место два года назад. И вот жарким августовским утром (особенно жарким в силу отсутствия в нашем доме кондиционера, так как Вулф не доверял технике) она позвонила и попросила его безотлагательно приехать к ней на Ривердейл. Вулф подал мне знак отделаться от назойливой клиентки и повесил трубку. Немного позже, когда он удалился в кухню, чтобы проконсультироваться с Фрицем относительно какой-то проблемы, возникшей у них в связи с приготовлением обеда, я отыскал в справочнике номер её телефона и перезвонил. Уже почти месяц, с тех пор как мы покончили с делом Нойхема, в доме было скучно, как в склепе, так что даже выслеживание мальчонки из прачечной, заподозренного в краже бутылки шипучки, стало для меня желанным занятием. Поэтому я перезвонил ей и сказал, что если она обдумывает возможность визита к нам на Тридцать пятую улицу, то я хотел бы напомнить, что Вулф занят наверху своими орхидеями утром с девяти до одиннадцати и с четырёх до шести после полудня, но в любое другое время он будет рад её видеть.

Однако должен признаться, он не особенно обрадовался, когда в три часа того же дня я ввёл её к нему в кабинет. Он даже не извинился, что не поднялся из своего кресла её поприветствовать, хотя, надо заметить, ни один здравомыслящий человек после одного взгляда на его габариты и не стал бы ожидать от него подобной попытки.

— А, так это вы предлагали мне однажды деньги, приглашая меня на роль клоуна? — проворчал он обиженно.

Она уселась в красное кожаное кресло, достала из большой зелёной сумки носовой платок и вытерла им лоб и шею. Она принадлежала к числу тех людей, которые мало похожи на свои фотографии в газетах, потому что самым примечательным в её внешности были глаза, и эти глаза, стоило в них взглянуть, заставляли вас забыть обо всём остальном. Они были чёрными, искрящимися и производили впечатление, будто она смотрит на вас даже тогда, когда на самом деле этого быть не должно. Глаза делали её моложе своего возраста — вероятно, сорока семи или сорока восьми лет.

— Боже, как здесь жарко, — произнесла она. — Странно, что вы почти не потеете. Я очень тороплюсь, так как должна ещё увидеться с мэром по поводу сценария шествия, устроительство которого он хочет мне поручить, и поэтому не имею возможности пускаться с вами в пререкания, но ваше заявление, будто я собиралась покуситься на вашу честь, — совершеннейшая глупость. Да, глупость! С вами в качестве сыщика получился бы чудеснейший праздник. А так мне пришлось раздобыть полицейского инспектора, но он только и делал, что хрюкал. Вот так… — И она хрюкнула.

— Если вы пришли, мадам, для того, чтобы…

— Нет, не для того. На этот раз вы мне нужны не для праздника. Хотя, может, и жаль. Дело в том, что кто-то пытается меня погубить.

— Погубить вас? В каком смысле? Физически, в финансовых делах…

— Просто погубить. Вам известно, чем я занимаюсь. Я организую праздники для…

— Я в курсе, — оборвал её Вулф.

— Тем лучше. Мои клиенты — люди влиятельные и богатые. По крайней мере, они себя таковыми считают, и, не вдаваясь в детали, скажу, что для меня важно поддерживать с ними хорошие отношения. Поэтому вы можете себе представить, какой бывает эффект, когда… Подождите, я вам сейчас покажу…

Она открыла сумочку и принялась в ней рыться, словно терьер. На пол выпорхнул маленький бумажный листок, и я было поднялся, чтобы вернуть его ей. Но она лишь скользнула по нему взглядом и произнесла:

— Не беспокойтесь, в мусорное ведро.

И я, распорядившись им, как было указано, вернулся на своё место.

Наконец Бесс протянула Вулфу конверт.

— Взгляните, что вы об этом думаете? — сказала она.

Вулф осмотрел конверт с обеих сторон, вынул из него листок бумаги, прочитал и передал мне.

— Это конфиденциально, — встрепенулась Бесс Хадлстон.

— Мистер Гудвин этому критерию удовлетворяет, — сухо произнёс Вулф.

Я обследовал предложенные экспонаты. Конверт с маркой и почтовым штемпелем был разрезан по краю, а адрес напечатан на пишущей машинке:

МИССИС ДЖЕРВИС ХОРРОКС

902, Восточная 74-я улица

Нью-Йорк-Сити

На листке бумаги имелась надпись, также машинописная:

«Что побудило доктора Брейди неправильно выписать лекарство для Вашей дочери? Невежество? А может, что-то ещё? Спросите Бесс Хадлстон. Если захочет, она расскажет Вам, как рассказала мне.»

Подпись отсутствовала. Я вернул листок и конверт Вулфу.

Бесс Хадлстон вновь обтёрла лоб и шею носовым платком.

— Это письмо не единственное, — произнесла она, глядя на Вулфа глазами, которые, как мне казалось, смотрели на меня. — Было и другое, но, к сожалению, у меня его нет. Это, как вы видите, было отправлено во вторник, двенадцатого августа, то есть шесть дней назад. А то, другое, днём раньше. Оно было тоже отпечатано на машинке. Я его видела. Его послали одному очень богатому и известному человеку, и в нём содержалось дословно следующее: «Где и с кем ваша жена бывает по вечерам? Ответ окажется для вас крайне неожиданным. За более подробной информацией рекомендую обратиться к Бесс Хадлстон». Тот человек показал мне письмо. Его жена — одна из моих самых близких подруг.

— Позвольте. — Вулф направил на неё указательный палец. — Вы пришли, чтобы со мной совещаться или чтобы нанять меня?

— Я нанимаю вас, — ответила она. — Нанимаю, чтобы вы выяснили, кто распространяет подобные вещи.

— Дело довольно мутное, никаких гарантий. Пожалуй, приняться за него меня может заставить только алчность.

— Ну, конечно! — нетерпеливо воскликнула Бесс Хадлстон. — Я и сама умею заламывать цены. И сейчас я готова к тому, что буду выжата. В противном случае что со мной станет, если всё это не прекратится, и как можно скорее?

— Замечательно. Арчи, блокнот!

Я достал блокнот и принялся за дело. Пока она выкладывала мне факты, Вулф позвонил, чтобы принесли пива, и теперь сидел, откинувшись в кресле и закрыв глаза. Впрочем, когда она рассказывала мне о бумаге и пишущей машинке, один глаз он всё-таки приоткрыл. Дело в том, что бумага и конверты анонимных писем, сообщила она, были точно такими же, какие использовались для деловой переписки девушкой по имени Джанет Николс, которая работала у неё ассистенткой по организации праздников, причём и письма и конверты были отпечатаны на машинке, которая принадлежала ей самой, Бесс Хадлстон и находилась в ведении другой девушки, Мариэллы Тиммс, работавшей у неё секретаршей. Конечно, при сравнении Бесс Хадлстон микроскопом не пользовалась, но для неискушенного взгляда шрифт машинки и писем казался совершенно одинаковым. Обе девушки жили в её доме на Ривердейл, и большая коробка с бумагой, конвертами и прочими канцелярскими принадлежностями хранилась в комнате Джанет Николс.

Следовательно, если это не одна из девушек… А может быть, это действительно одна из девушек? «Факты, Арчи!» — проворчал Вулф. Слуги? Нет, их не стоит принимать во внимание, сказала Бесс. Ни один слуга у неё долго не задерживался, а значит, ни один не мог успеть проникнуться к ней достаточной ненавистью. Услышав эту фразу, я понимающе кивнул, так как читал в газетах и журнальных статьях об аллигаторах, медведях и других беспокойных обитателях её дома. Жил ли в доме кто-нибудь ещё? Да, племянник, Лоренс Хадлстон, также оплачиваемый в качестве ассистента, но, согласно мнению тётушки Бесс, никоим образом не попадавший под подозрение. Больше никого? Нет, больше никого. Лица, достаточно близкие к дому, чтобы иметь доступ к пишущей машинке и канцелярским принадлежностям Джанет Николс?