Дороти Ли Сэйерс
Смертельный яд
На судейском столе стояли пурпурные розы. Они походили на пятна крови.
Судья был очень стар — настолько стар, что, казалось, над ним уже не властны были ни время, ни перемены, ни даже смерть. Его алая мантия создавала резкий диссонанс с пурпуром роз. Он уже три дня заседал в душном зале суда, но признаков усталости не проявлял.
Не глядя на подсудимую, он собрал свои записи в аккуратную пачку и повернулся к присяжным; подсудимая смотрела на него, не отводя взгляда. Ее глаза, казавшиеся темными пятнами под густыми резко очерченными бровями, не выражали ни страха, ни надежды. В них было только ожидание.
— Господа присяжные…
Терпеливые старческие глаза обвели разношерстную компанию присяжных, словно оценивая их коллективный разум. Три респектабельных торговца: долговязый лавочник, любитель поспорить; стеснительный толстяк с обвисшими усами и сильно простуженный брюзга. Директор большой компании, не желающий тратить драгоценное время; владелец питейного заведения, неуместно жизнерадостный; двое относительно молодых мастеровых; незаметный пожилой мужчина с интеллигентной внешностью. Художник с рыжей бородой, скрывающей безвольный подбородок. Три женщины: пожилая старая дева, солидных габаритов дама (владелица кондитерской лавки), и забитая мать семейства, чьи мысли постоянно устремлялись к оставленному без присмотра семейному очагу.
— Господа присяжные, вы с огромным терпением и вниманием выслушали свидетелей по этому весьма неприятному делу, и теперь я обязан обобщить те факты и доводы, которые изложили вам генеральный прокурор и главный защитник, и постараться изложить их как можно более упорядоченно и понятно, чтобы помочь вам прийти к справедливому решению.
Но, прежде всего мне, наверное, следует сказать несколько слов относительно самого решения. Я уверен, что вам известен основополагающий принцип английского правосудия: любой человек считается невиновным до тех пор, пока его вина не будет доказана. Ему — или ей — не нужно доказывать свою невиновность. Доказательство вины — это, выражаясь современным языком, проблема власти. И если вы не считаете, что обвинение доказало это достаточно убедительно, то ваш долг — вынести решение о невиновности. Это не обязательно означает, что подсудимый убедительно доказал свою невиновность: это значит только, что обвинению не удалось стопроцентно убедить вас в его виновности.
Сэлком Харди на секунду оторвал свои водянисто-фиолетовые глаза от репортерского блокнота, нацарапал пару слов на листочке бумаги и передвинул его к Уоффлсу Ньютону. «Судья настроен против». Уоффлс кивнул. Оба были опытными гончими на этой охоте.
Судья тем временем продолжал скрипуче вещать:
— Полагаю, вы захотите услышать от меня точное и однозначное толкование слов «достаточно убедительно». Они не несут в себе никакого тайного смысла и означают то же, что и в обычных повседневных обстоятельствах. Поскольку слушалось дело об убийстве, то вы могли бы счесть, что в подобном случае эти слова могут означать нечто большее. Однако это не так. Это вовсе не означает того, что вы должны искать фантастические объяснения тому, что представляется вам простым и ясным. Вы просто должны все продумать и взвесить, как поступаете в своей обычной повседневной жизни, когда совершаете любую деловую операцию. Вы не должны стараться убедить себя в невиновности подсудимой, и, конечно, не должны и принимать доказательства ее виновности без самого внимательного рассмотрения.
Я позволил себе это отступление, чтобы вы не пугались той огромной ответственности, которую возложило на вас государство. Разрешите мне начать с самого начала. Я постараюсь как можно яснее изложить вам обстоятельства дела, с которым мы ознакомились.
Обвинение утверждает, что подсудимая, Харриет Вэйн, убила Филиппа Бойса, отравив его мышьяком. Не стану отнимать у вас время, повторяя подробно те доказательства, которые привели сэр Джеймс Люббок и другие врачи, выступавшие в качестве свидетелей, излагая вам причину смерти. Обвинение утверждает, что смерть наступила от отравления мышьяком, и защита этого не оспаривает. Таким образом, доказано, что смерть наступила в результате отравления мышьяком, и вы должны принять это как факт. Единственный вопрос, на который вам остается ответить, заключается в том, был ли мышьяк намеренно дан жертве с целью убийства.
Погибший, Филипп Бойс, был, как вы слышали, литератором. Ему было тридцать шесть лет, он опубликовал пять романов и большое количество эссе и статей. Все эти произведения принадлежали к тому направлению в искусстве, которое иногда называют «прогрессивным». В них пропагандировались взгляды, которые некоторым из нас могут показаться аморальными и противоправными: атеизм, анархия и то, что называется «свободной любовью». Частная жизнь его, судя по всему, шла в соответствии с этими взглядами — по крайней мере, некоторое время.
Как бы то ни было, в 1927 году он познакомился с Харриет Вэйн. Они встретились на одном из тех артистических и литературных собраний, где обсуждались «прогрессивные» взгляды, и спустя какое-то время стали очень дружны. Подсудимая тоже романист по профессии, и позволю себе напомнить вам очень важную деталь: она — автор так называемых «детективных» историй, где речь идет о всевозможных хитроумных методах, с помощью которых можно совершить убийства и другие преступления.
Вы слышали и саму подсудимую, и показания тех людей, которые вызвались дать свидетельства относительно ее характера. Вам рассказали, что она — очень способная молодая женщина, которую растили в строгих религиозных убеждениях. Волею судьбы в возрасте двадцати трех лет она осталась одна и должна была искать себе место в жизни. С того момента (а сейчас ей двадцать девять) она усердно работала, зарабатывая себе на жизнь, и следует отдать ей должное — она смогла своими силами и совершенно законно обеспечить себя, ни у кого не одалживаясь и не принимая ни от кого помощи.
Она сама очень откровенно рассказала вам, как случилось, что она глубоко привязалась к Филиппу Бойсу и как в течение достаточно долгого времени не поддавалась на его уговоры жить с ним гражданским образом. В действительности же ничто не мешало ему жениться на ней — но, насколько можно судить, он заявлял, что по идейным соображениям не признает официального брака. Вы слышали показания Сильвии Мариотт и Эйлунд Прайс о том, что подсудимая очень болезненно переживала такую позицию покойного. Вам также известно, что он был очень привлекательным мужчиной, отказать которому было бы нелегко любой женщине.
Как бы то ни было, в марте 1928 года подсудимая, по ее словам, измучилась от его непрекращающихся домогательств и согласилась жить с ним под одной крышей, не связав себя узами брака.
Вы можете счесть — и вполне оправданно — что так поступать не следовало. Даже приняв во внимание беззащитное состояние этой молодой женщины, вы можете, тем не менее, заключить, что ее моральные устои не столь уж крепки. Вас не введет в заблуждение фальшивый блеск, который писатели определенного рода придают «свободной любви», и вы не станете смешивать простой и вульгарный проступок с подвигом во имя любви. Сэр Импи Биггс, вполне законно используя все свое красноречие для защиты клиентки, представил нам поступок Харриет Вэйн в розовых тонах. Он говорил о бескорыстии и самопожертвовании и напомнил вам, что в подобной ситуации женщина всегда вынуждена расплачиваться гораздо больше, чем мужчина. Я уверен, что вы не станете придавать этому слишком большое значение. Вам прекрасно известна разница между черным и белым, и, естественно, вам придет в голову, что если бы Харриет Вэйн не была в какой-то степени затронута недобрым влиянием той среды, в которой жила, она проявила бы истинный героизм и перестала бы встречаться с Филиппом Бой-сом.
Но, с другой стороны, вам следует проявить осторожность, чтобы не придать этому проступку слишком большого значения. Одно дело вести аморальный образ жизни, и совсем другое — совершить убийство. Возможно, вы сочтете, что один шаг по неверному пути неминуемо влечет за собой следующий, но вам не следует придавать этому расхожему мнению слишком большой вес. Вы имеете право принять это соображение во внимание, но не должны допускать предубежденности.
Судья на секунду замолчал, и Фредди Арбетнот ткнул погрузившегося в мрачную задумчивость лорда Питера Вимси локтем в бок.
— Да уж, хотелось бы надеяться! Черт подери, если бы любая шалость вела к убийству, то половину из нас повесили бы за то, что мы соблазнили вторую половину.
— И в которой половине оказался бы ты? — осведомился его светлость, бросив на Фредди холодный взгляд. В следующую секунду его глаза снова устремились к скамье подсудимых.