Артур Дойль - Пестрая банда

ПРОСМАТРИВАЯ свои заметки по поводу семидесяти таинственных случаев, над которыми практиковался, в течении последних восьми лет, мой друг Шерлок Гольмс, я нашел, что одни из них были трагическими, другие комическими, но все в равной степени необычайными. Работая, скорее из любви к искусству, чем ради денег, Шерлок Гольмс, принимал только те дела, которые имели в себе что нибудь необыкновенное или даже фантастическое. Из всей этой массы разнообразных дел я, однако, не могу припомнить ни одного более странного, чем таинственный случай в семействе Ройлоттов, в Сток-Морене. Данный случай произошел еще в первые годы моей дружбы с Шерлоком Гольмс, когда мы оба были холостяками и жили в одной квартире, в Бекер-Стрит. Весьма возможно, что предлагаемый рассказ уже давно появился бы в печати, но я дал клятву, что в течении известного срока буду хранить его в тайне, и лишь недавно безвременная кончина той самой лэди, которой была дана эта клятва, позволила мне взяться за перо. Разъяснение этого темного дела будет особенно интересно теперь, когда таинственная смерть д-ра Гримсби Ройлотта возбуждает в обществе такие мрачные и ужасные подозрения.

В одно прекрасное утро, в первых числах апреля 18… г., я внезапно проснулся и увидел возле постели Шерлока Гольмса, совершенно одетого и готового принимать клиентов. Обыкновенно Шерлок вставал позже меня и, видя, что часы показывают всего половину восьмого, я посмотрел на него с некоторым удивлением и даже неудовольствием, потому что не любил такого нарушения своих привычек.

— Очень жаль, что пришлось вас потревожить, Уатсон, — проговорил он. — Но что делать! М-рисс Гудсон подняла меня до свету, а я вас.

— В чем дело? Пожар?

— Клиент. Молодая лэди, в состоянии крайнего возбуждения. Она желает меня видеть тотчас же. Если молодая лэди является в такой ранний час и подымает людей с постели, то я надеюсь, что она имеет дело чрезвычайной важности. Вследствие этого я подумал, что может быть следует разбудить вас и доставить вам интересный случай для наблюдения.

— Конечно, я не упущу такого случая! — воскликнул я, вставая.

Для меня не было высшего наслаждения, как присутствовать во время приемов Гольмса и наблюдать с восхищением, как быстро, умно и проницательно он разрешал темные проблемы запутанных и таинственных дел. Я быстро оделся и через несколько секунд вместе с моим другом спустился в гостиную. Лэди, одетая в черном и закрытая густым вуалем, сидела у окна гостиной. При нашем входе она встала.

— Доброго утра, мадам! — весело приветствовал ее Гольмс. — Меня зовут Шерлок Гольмс. А это мой близкий друг и товарищ — доктор Уатсон. Можете говорить при нем совершенно свободно. А! отлично! М-рисс Гудсон позаботилась затопить камин. Пожалуйста придвиньтесь ближе к огню, и я прикажу подать вам горячего кофе, потому что вы дрожите, как в лихорадке.

— Я дрожу не от холода, — тихо промолвила лэди и пересела ближе к огню.

— Отчего же?

— От страха, м-р Гольмс, от ужаса.

Она подняла вуаль при этих словах, и мы увидали, что бедная женщина была действительно в ужасном состоянии: ее искаженное, бледное лицо и блуждающий, полный ужаса, взгляд напоминали затравленного зверя. По лицу и фигуре ей нельзя было дать более тридцати лет, но ее волосы серебрились преждевременной сединой, и вид у нее был страшно изнуренный и болезненный. Шерлок Гольмс окинул ее своим быстрым и проницательным взором.

— Не бойтесь! — сказал он ласково и, наклонившись, погладил ее руку. — Мы все отлично устроим, я в этом не сомневаюсь. Я вижу, вы прибыли с утренним поездом.

— Вы видели меня в вагоне?

— Нет, но я вижу, под вашей левой перчаткой спрятан обратный билет. Вы встали очень рано и ехали на станцию в простой телеге, по грязной дороге.

Эти слова заставили лэди вздрогнуть, и она в изумлении посмотрела на Гольмса.

— Не трудно догадаться об этом, дорогая лэди, — с улыбкой продолжал он. — Левый рукав вашего жакета забрызган грязью по крайней мере в семи местах. Эти брызги совершенно свежие. Только в телеге можно таким образом забрызгаться грязью, и лишь в том случае, когда вы сидите по левую сторону от кучера.

— Вы совершенно точно все угадали, — ответила лэди. — Я выехала из дома в шестом часу, в двадцать минут седьмого была в Литерхиде и приехала сюда с первым утренним поездом. Я не могу более выносить этого. Я сойду с ума. Мне не к кому обратиться за советом. Единственное существо, которое мне предано, ничем не может мне помочь. Я услышала о вас, м-р Гольм. Вы помогли м-рисс Феринтош в горькую минуту ее жизни. Она дала мне ваш адрес. О, сэр! не можете ли вы помочь также и мне, или хоть рассеять этот ужасный мрак, который меня давит со всех сторон! В настоящее время я не могу вознаградить материально ваш труд, но через месяц я выхожу замуж и, получив свою наследственную часть, сумею быть вам благодарной.

Гольм подошел к конторке, вынул записную книжку и стал ее перелистывать.

— Феринтош! — проговорил он. — А, да, припоминаю: случай с опаловой тиарой. Это было еще до вас, Уатсон. Могу лишь одно сказать, миледи, что я буду чрезвычайно счастлив приложить к вашему делу такие же заботы, как и к делу вашей приятельницы, м-рисс Феринтош. Что касается вознаграждения за мой труд и необходимые издержки, то вы можете не стесняться и заплатить тогда, когда вам будет удобнее. А теперь я попрошу вас изложить перед нами все, что может послужить к разъяснению дела.

— Увы! — ответила лэди. — Ужас моего положения заключается в том, что мой страх слишком велик, а подозрения основываются на таких ничтожных фактах, что даже мой будущий супруг, к которому я имею право обращаться за помощью и советом, считает мои опасения нервным расстройством. Он не говорит этого прямо, но я чувствую, что он так думает, по его успокоительным ответам и по выражению его глаз. Но я слышала, м-р Гольмс, что вы обладаете глубокой опытностью и умеете проникать в глубину преступного человеческого сердца. Вы поможете избежать мне тех страшных опасностей, которые меня окружают со всех сторон.

— Я весь внимание, милэди.

— Мое имя Елена Стонэр. Я живу с отчимом, который представляет последний отпрыск древнейшей шотландской фамилии Ройлоттов, из Сток-Морена.

Гольмс наклонил голову.

— Это имя небезызвестно мне, — сказал он.

— Некогда Ройлотты считались одной из богатейших фамилий в Англии. Их владения простирались на север до Беркшира, а на запад — до Гампшира. Но в прошлом столетии, четыре наследника, один за другим, начали расточать и проигрывать в карты громадное состояние, пока не осталось ничего, кроме нескольких акров земли да старого дома, который выстроен двести лет назад и обременен долгами. В этом старом замке покойный эсквайр влачил свое существование, как нищий-аристократ. Но его единственный сын, мой теперешний отчим, решил устроить свою жизнь иначе. При помощи дальнего родственника он поступил в университет, добился докторского диплома и уехал в Калькутту, где, благодаря своему искусству и настойчивости, имел большую практику. Но однажды в припадке злобы он убил своего дворецкого туземца за какой-то проступок, и едва не попал на виселицу. Ему пришлось несколько лет просидеть в тюрьме, по выходе из которой он возвратился в Англию мрачным и разочарованным.

Будучи в Индии, доктор Ройлотт женился на моей матери, м-с Стонэр, молодой вдове артиллерийского генерал-майора Стонэра. Я и сестра Юлия родились близнецами, и во время вторичного замужества матери нам было всего два года. Матушка имела хорошее состояние, приносившее 1,000 фунтов дохода. Это состояние она завещала мужу, с тем, чтоб мы жили при нем, а в случае нашего замужества он обязан был выплачивать нам ежегодно известную сумму.

Вскоре после нашего возвращения в Англию матушка скончалась: она была убита при крушении поезда. В то время доктор Ройлотт уже отказался от всяких надежд иметь практику в Лондоне и переселился с нами на житье в старый наследственный дом в Сток-Морене. Деньги, оставленные матерью, вполне обеспечивали нашу жизнь, и будущее казалось нам безоблачным.

Но в это время с нашим отчимом произошла страшная перемена. Вместо того, чтобы познакомиться и подружиться с соседями, которые были рады видеть Ройлотта опять в его старом гнезде, он заперся в своей комнате, откуда выходил лишь за тем, чтобы ссориться со всеми и бранить каждого, кто встречался ему на дороге. Эти приступы бешенства, доходившие у него до безумия, были наследственной болезнью Ройлоттов и у моего отчима выразились в особенно резкой форме, чему причиной, как я думаю, было его продолжительное пребывание под тропиками. Происходило множество неприятных столкновений, на сцену являлась даже полиция и, наконец, отчим сделался грозой для всего населения.