больше не видел рыжеволосого бородача. Хотя второй, чисто выбритый, непримечательный человек определенно вернулся в купальном костюме к своей оставленной на пляже совершенно непримечательной одежде. Вот снимок этого человека…
Он передал фотографию Гарту, который пристально ее рассмотрел, и его брови удивленно поползли вверх. На снимке крепкий мужчина с челюстью бульдога и пустыми глазами, подняв голову, смотрел на море. На нем был легкий пляжный костюм скверного, немодного покроя; и, насколько можно было рассмотреть сквозь тень жесткой соломенной шляпы, его волосы были светлыми. Доктору не нужно было ждать развития цветной фотографии, потому что он хорошо представлял себе этот цвет волос – песочно-рыжий. Он видел его не на фотографии, а на голове, где они росли.
Ибо человеком в жесткой соломенной шляпе был мистер Джозеф Солт, достопочтенный кондитер и новое украшение общества города Кройдона.
– Так Финеас поехал в Маргейт, чтобы встретиться со своим братом, – сказал Гарт. – Ну, само по себе это неудивительно, Джозеф – именно такой тип человека, который поедет отдыхать в Маргейт.
– Да, Джозеф отправился к морю в съемном автобусе, сложившись деньгами с целой толпой других путешественников, и, кажется, вернулся обратно домой тем же вечером. Но никто не знает, когда и куда вернулся его брат Финеас.
– Судя по вашему тону, – очень серьезно сказал Гарт, – вы полагаете, что он не вернулся.
– Я полагаю, что он не вернется уже никогда, – сказал поверенный, – если не случится (по интересному стечению обстоятельств), что тело утонувшего во время купания поэта когда-нибудь прибьет к берегу. Но там сильное течение, тело наверняка давно унесло в море.
– Вся эта история с купанием, конечно, усложняет ситуацию, – сказал доктор.
– Боюсь, что она ее, наоборот, сильно упрощает, – возразил адвокат
– Как упрощает? – резко спросил Гарт.
– А так! – Поверенный, ухватившись за подлокотники кресла, резко поднялся на ноги. – Я думаю, что история эта так же проста, как история Каина и Авеля. И очень с нею схожа…
Потрясенную тишину через некоторое время наконец нарушил Гэйл, который все всматривался в «Подарок из Маргейта». Он воскликнул с детской увлеченностью:
– Ну до чего же забавная кружка! Он, должно быть, купил ее, прежде чем вернуться в автобус. Такой веселенький сувенир, когда ты только что убил собственного брата!
– Да, странно, – нахмурился доктор Гарт. – И как же он смог это провернуть? Наверное, он схватил Финеаса и держал под водой, пока тот не захлебнулся, – даже на переполненном пляже такое трудно заметить с берега. Но будь я проклят, если могу понять – зачем? Что стало мотивом для подобного убийства?
– Мотив старый как мир и, думаю, достаточно очевидный, – ответил Гюнтер. – В отношениях братьев могла возникнуть ненависть – особого, медленно разъедающего толка. И выросла она, конечно, из зависти. Представьте себе двух братьев, сыновей провинциального торговца. Они получили одинаковое образование, выросли в одном окружении. Они близки по возрасту и даже внешне были довольно похожи – крепкие, рыжеволосые, – пока Финеас не отрастил дикую гриву и бороду, как у большевика. Сначала братья соперничают на одном уровне. Но потом… Имя одного гремит по всему миру, он увенчан лаврами Петрарки, он обедает с королями, и женщины поклоняются ему. Другой же… Ну, достаточно просто посмотреть на эту комнату, где он живет…
– Вам не нравится комната? – искренне удивился Гэйл. – Но здесь есть такие прелестные вещицы!
– Пока не совсем ясно, – продолжал Гюнтер, не обращая на него внимания, – как кондитеру удалось заманить поэта в Маргейт и уговорить искупаться в море. Но поэт, по наблюдениям многих, на тот момент был непоследователен в поступках и страдал от творческого кризиса. К тому же у нас нет оснований полагать, что он знал о ненависти брата или отвечал ему взаимностью. Я не думаю, что очень сложно заплыть подальше от остальных купальщиков, подержать человека под водой, а потом отправить тело с течением в открытое море. Вернуться как ни в чем не бывало и сесть в автобус…
– Не забудьте про кружку! – тихо сказал Гэйл. – Он задержался, чтобы ее купить, а затем уже поехал домой. Что ж, мой дорогой Гюнтер, это очень логичное объяснение, весьма подробная реконструкция преступления, и я вас поздравляю. Но в вашем объяснении есть небольшая ошибка. Дело в том, что все было наоборот!
– В смысле – наоборот?
– Вы думаете, что Джозеф завидовал Финеасу, – объяснил Гэйл. – На самом деле Финеас завидовал Джозефу.
– Гэйл, перестаньте валять дурака, – произнес доктор очень резко и нетерпеливо. – Сейчас для этого не время и не место. Я понимаю, что вы живете в мире фантазий и парадоксов, но мы все сейчас в чертовски сложной ситуации – собрались в доме убийцы и ждем, пока он появится.
– Да, ужасный переплет… – сказал Гюнтер, и его жесткое лицо впервые дрогнуло. Он рывком поднял голову, будто ожидая увидеть веревку с петлей, свисающую с тусклого и пыльного потолка.
Именно в эту минуту дверь распахнулась и человек, которого они уже признали убийцей, вошел в комнату. Его глаза блестели, как у ребенка, получившего новую игрушку, румянец заливал лицо до самых корней огненных волос, широкие плечи были расправлены, как у солдата на плацу. В петлицу пальто был продет большой пурпурный цветок, Гэйл припомнил, что видел такие же на клумбе у дома строгой красавицы. Нетрудно было догадаться о причине столь триумфальной радости.
Но тут человек с пурпурным цветком заметил скорбные лица собравшихся по ту сторону стола и замер, разглядывая их.
– Ну и?.. – спросил он
