— Какой ужас! Ей было всего тридцать два года. Ее можно было спасти, если бы я проявила настойчивость!..
— Не вините себя, — утешил ее Абель. — Когда вы сможете прийти в управление и дать показания?
— Когда хотите. Я пенсионерка, у меня много свободного времени.
— Тогда я буду ждать вас завтра в четыре.
— Хорошо, лейтенант. До завтра…
Марта Пруэтт вошла в отдел по расследованию убийств ровно в четыре. Абель познакомил ее с Фредом Уотерсом, высоким красивым мужчиной лет тридцати пяти с волнистыми черными волосами и ровными, ослепительно белыми зубами.
Узнав, что Джанет много раз хотела убить его, Уотерс растерялся. В последнее время у нее были приступы депрессии, рассказал он, но у него и в мыслях не было, что дело могло зайти так далеко.
— Я думал, что она любит меня, — твердил пораженный дантист.
— Так оно и было, — подтвердила Марта. — Вам следует смириться с мыслью, доктор, что ваша жена была психически нездорова.
Марта рассказала все, что узнала от Джанет, и подписала каждую страницу своих показаний. Абель тем временем позвонил в приемную доктора Маннерса и убедился, что Джанет действительно записалась на прием. Поскольку миссис Уотерс совершила самоубийство, дело быстро закрыли…
Мисс Пруэтт регулярно, два раза в год, проверяла зубы. Но ее дантист уехал во Флориду, и она вспомнила, что Фред Уотерс был дантистом. В мае, спустя три месяца после самоубийства Джанет, она позвонила к нему в приемную и записалась на пятницу на половину пятого.
Она опоздала на пять минут, но оказалось, что можно было не спешить. Доктор все равно не мог принять ее раньше пяти — все еще возился с очередным пациентом.
— Я могу уйти до того, как доктор вас примет, — предупредила ее рыжая медсестра. — Мне нужно успеть на шестичасовой автобус. Я дам вам карту, вы сами передадите ее доктору.
Марта нашла на столике женский журнал и углубилась в чтение. Через десять минут тишину нарушило кукование кукушки, высунувшейся из висевших на стене деревянных часов. Совсем как во время бесед с Джанет Уотерс, печально подумала мисс Пруэтт.
— Мисс, вы случайно не знаете, у доктора Уотерса дома есть такие же часы? — спросила она у медсестры.
— Я не знаю, — ответила девушка. — Я работаю здесь всего две недели, но эти часы скоро сведут меня с ума. Лучше бы мистер Уотерс после свадьбы их сюда не вешал.
— Но ведь он женился десять лет назад, — удивилась Марта.
— Я говорю о последней свадьбе, — улыбнулась медсестра. — Он женился три недели назад на Джоанн. До замужества она была здесь медсестрой.
Марта Пруэтт хмуро покачала головой. Надо же, возмущенно подумала она, этот Уотерс женился через каких-то два месяца после смерти жены. У нее сразу изменилось отношение к доктору.
— Эти часы висели дома у Джоанн, — продолжала словоохотливая девушка. — Когда она переезжала к доктору Уотерсу, то большую часть своих вещей продала, а кое-что, в том числе эти часы, принесла сюда.
Марта Пруэтт растерянно уставилась на часы. Если все три звонка были сделаны не из дома доктора Уотерса, а от его медсестры, то выходит, она разговаривала не с Джанет Уотерс, а с Джоанн, которая два месяца спустя стала новой миссис Уотерс!
Ровно в пять часов дверь кабинета распахнулась, и в приемную вместе с пациентом вышел доктор Уотерс.
— Запишите мистера Кэртиса на следующую среду, Руби, — сказал Фред медсестре, — и можете идти. Я закрою все сам.
И тут он увидел Марту. На его лице промелькнуло что-то вроде испуга.
— Здравствуйте! — поздоровался он. — Я и не знал, что моим последним пациентом будете вы. Извините, что заставил вас ждать, мисс Пруэтт. Проходите.
Марта встала, словно на деревянных ногах, прошла вслед за Уотерсом в кабинет и села в кресло. Он повязал ей на шею салфетку, она покорно открыла рот.
Следующие пятнадцать минут Фред Уотерс чистил камни на ее зубах, а Марта сидела и думала, что же ей делать дальше. Когда она выпрямилась, чтобы прополоскать рот, на пороге кабинета показалась красивая блондинка лет двадцати пяти.
— Прости, милый, — извинилась она слегка хрипловатым голосом. — Я думала, что ты уже освободился.
— Вы, должно быть, и есть Джоанн, — обратилась к ней Марта, сразу же узнавшая голос. Она понимала, что нужно промолчать, но не смогла сдержаться. — Я — Марта. Помните меня, Джоанн?
Побледневшая блондинка пристально посмотрела на Марту и, задумчиво нахмурив лобик, покачала головой.
— Разве мы с вами знакомы? — спросила она.
— Только по телефону, — холодно ответила мисс Пруэтт, которую не обмануло притворство красавицы. — Какое идеальное убийство! С моей помощью вы сделали из Джанет психопатку, мечтающую о самоубийстве, тогда как она, наверное, была совершенно нормальной женщиной. Как вы отравили ее, доктор? — Марта перевела гневный взгляд на дантиста. — Подсыпали снотворное в кофе?
— Конечно, смерть пациента от чересчур большой дозы анестезии изрядно подпортит тебе репутацию, милый, — спокойно произнесла блондинка, — но это лучше, чем отвечать по обвинению в убийстве.
— Я ухожу, — с притворной уверенностью заявила Марта, пытаясь встать.
— У тебя нет выбора, милый. — Джоанн не обращала на нее никакого внимания. — Все подумают, что это несчастный случай.
Доктор Уотерс, схватив Марту за плечи, толкнул обратно в кресло. Он без особого труда справился со слабой пожилой женщиной.
— Надень ей газовую маску, — велел он жене.
Марта Пруэтт отчаянно сопротивлялась, но Джоанн схватила ее одной рукой за подбородок и силой надела маску. Марта уже была готова сдаться, когда из приемной донесся голос Руби, рыжей медсестры.
— Я забыла билет на автобус, доктор. Пришлось вернуться… — И после непродолжительной паузы: — Что здесь про…
От неожиданности доктор Уотерс на мгновение отпустил плечи Марты, испуганная Джоанн тоже ослабила хватку. Марта резко вывернулась и впилась зубами в ее руку. Закричав от боли, блондинка выронила маску. Пруэтт изо всех сил ударила Уотерса обеими ногами в живот, и он отлетел к столику с инструментами.
Марта бросилась из кабинета мимо потрясенной медсестры. К счастью, машину она припарковала прямо у дверей здания. Она уже тронулась с места, когда из здания выбежали доктор с женой.
Марта Пруэтт посигналила им и направилась в полицейское управление.
Совершенно СЕКРЕТНО № 5/180 от 05/2004
Перевод с английского: Виктор Вебер
Рисунок: Юлия Гукова
Похороны не удались. Нет, задумывалось-то все правильно, строго, чопорно, как и положено. Но понаехала толпа друзей Глории, телевизионщики из Лос-Анджелеса. И оделись они вроде пристойно, но все равно напоминали ярких тропических птиц, что мужчины, что женщины. Их глаза сверкали, в пристальных взглядах читались вопросы. Они присутствовали и при расследовании, и в таком количестве, что это удивило официальных лиц. Меня-то нет. Любопытство этих людей не знало границ — живя с Глорией, я в этом неоднократно убеждался. Плевать они хотели на нормы приличия, на право человека на личную жизнь.
После похорон надо было уладить всякие формальности. Адвокат приготовил мне на подпись все необходимые бумаги. Глории удалось отложить на черный день гораздо больше, чем я ожидал, и деньги она инвестировала очень удачно. У меня наоборот наметился застой. Бернард, владелец галереи, как обычно, извинился, что пока ему не удалось продать ни одной моей картины, и в десятый раз выразил соболезнование по поводу внезапной, безвременной кончины моей очаровательной супруги. Наконец, я запер дом над заливом и улетел на Багамские острова.
Элен встретила меня с распростертыми объятиями. Маленького росточка, не из красавиц, но очень богатая, на несколько лет старше меня, она смотрела на меня с обожанием. Даже после ослепляюще яркой Глории ее компания грела душу. Природа не обидела Элен и фигурой. За несколько недель, которые мы провели вместе, она пару-тройку раз намекала на узы брака, но неожиданно большое наследство Глории позволило мне воспринимать Элен скорее как мецената, чем потенциальную жену.
В Сан-Франциско мы вернулись на круизном лайнере и тепло расстались. Ей предстояло навестить в Нью-Йорке детей и решить некоторые финансовые вопросы, связанные с наследством покойного мужа, после чего она собиралась прилететь ко мне.
Я вновь поселился в доме над заливом, одновременно выставив его на продажу через хорошего риэлтора. Дом был отличный, но содержание его обходилось дорого, а для холостяцкой жизни, которую я намеревался вести, вполне подошло бы и более скромное жилище. К тому же тишина действовала мне на нервы, я не мог работать в большой студии, в проектировании которой Глория принимала самое деятельное участие.