Я ничего не понимал. Я не имел представления, о чем он говорит, но это начинало походить на то, что у Сэнди были причины выбить Джо из седла.
А Джо продолжал:
– Ты всегда хорошо относился ко мне, Аллан, ты не такой, как другие. Ты мой друг... – Он тяжело положил мне руку на плечо, прислонился ко мне. Послушный руль «лотоса» реагировал на этот неожиданный толчок мне в плечо, машину резко бросило к обочине.
Я отпихнул его.
– Ради бога сиди прямо, Джо, или мы угодим с тобой в кювет.
Но он был слишком погружен в собственные заботы, он даже не слышал меня. Он снова схватил меня за плечо. Я съехал на обочину и остановил машину.
– Или сиди как следует, Джо, и оставь меня в покое, или можешь вылезать и идти пешком, – сказал я, стараясь, чтобы мой грубый тон дошел до его сознания.
Но он продолжал свое и теперь уже рыдал в голос.
– Ты не знаешь, какие у меня неприятности, – всхлипывал он.
Я решил выслушать его до конца. Чем скорее он выложит все, что у него на душе, тем скорее успокоится и заснет, подумал я.
– Какие неприятности? – спросил я. Мне это было ничуть не интересно.
– Аллан, я тебе скажу потому, что ты мой товарищ, настоящий товарищ. – Он положил мне руку на колено я сбросил ее.
Между новыми взрывами рыданий Джо забормотал:
– Договорились, что я должен «придержать» лошадь, а я этого не сделал, и Сэнди проиграл кучу денег, и он сказал, что рассчитается со мной, и он все ходил за мной и повторял это день за днем, и я знал, что он сделает что-нибудь страшное, и он сделал, – Он умолк, чтобы перевести дух. – Еще хорошо, что я упал на мягкую землю, а не то я сломал бы себе шею. Это совсем не смешно. А этот сволочной Сэнди, – он задохнулся на этом имели, – он смеялся! Ну ничего! Он у меня посмеется! Я ему сверну на затылок его сволочную рожу!
Эта последняя сентенция заставила меня улыбнуться. Джо с его младенческим лицом и слабым характером, хотя, может быть, и сильный физически, был для грубого, могучего Сэнди не страшнее самонадеянного десятилетнего мальчишки. Хвастовство Джо, так же как и его нытье, шло от неуверенности в себе. Но содержание начатой им речи – это было нечто совсем новое.
– Какую лошадь ты не стал «придерживать»? – спросил я. – И откуда Сэнди знал, что ты должен ее «придержать»?
Одну секунду я думал, что осторожность заставит его замолчать, но после небольшого колебания он разговорился. Алкоголь исходил из него вместе со слезами. Слушая этот полный жалости к себе, прерываемый икотой, наполовину неразборчивый рассказ, я узнал довольно жалкую историю. В очищенном от непристойностей и сокращенном до самой сущности виде она сводилась к следующему: Джо получал щедрый гонорар за то, что несколько раз «придерживал» лошадей. Два раза я видел это сам. Но когда Дэвид Стампе сказал о последнем таком случае своему отцу, Джо едва не потерял жокейские права, и это разохотило его рисковать. Когда в следующий раз его попросили «придержать» лошадь, он было согласился, но потом разнервничался, не придержал в начале, а у финиша сообразил, что если он проиграет эту скачку, то уж точно лишится жокейских прав. И пришел первым. Это было десять дней тому назад.
Я был удивлен.
– Значит, единственный человек, который навредил тебе, был Сэнди?
– Он меня перебросил через канат... – Джо был готов начать все сначала. Я прервал его.
– Но ведь, наверно, не Сэнди платил тебе за то, что ты не придешь первым?
– Нет... Не думаю... Не знаю... – захныкал Джо.
– Ты хочешь сказать, что так и не знаешь, кто тебе платил? Ни разу не дознался?
– Какой-то мужчина звонил мне по телефону и говорил, когда нужно «придержать» лошадь. А потом я получал по почте пухлый конверт с деньгами.
– Сколько раз ты это проделывал? – спросил я.
– Десять, – сказал Джо, – и все за последние полгода.
Я молча смотрел на него.
– Часто это бывало просто. Эти дохляки все равно бы не прибежали первыми, даже если бы я помогал им.
– Сколько ты получал за это?
– Сотню. А два раза по двести пятьдесят. – Джо все еще без удержу болтал языком, и я верил ему. Это были большие деньги, и тот, кто готов был платить их, теперь, конечно, захочет жестоко отомстить Джо. Ведь он ослушался приказа и пришел первым. Но Сэнди? Я не мог этому поверить.
– Что сказал тебе Сэнди, когда ты выиграл скачку? – спросил я.
Джо все еще плакал.
– Он сказал, что он ставил на лошадь, которую я обогнал, и что он со мной рассчитается, – сказал Джо. Похоже было, что Сэнди выполнил свою угрозу.
– Ты не получил свой пакет с деньгами, я полагаю?
– Нет, – сказал Джо, втягивая воздух носом.
– Ты что же, не имеешь даже представления, откуда приходили деньги? – спросил я.
– На некоторых конвертах были лондонские штемпеля, – сказал Джо. – Я не обращал внимания. – Без сомнения, он был слишком занят содержимым конвертов, чтобы обращать внимание на остальное.
– Ну хорошо, – сказал я, – но теперь-то, когда Сэнди отомстил тебе, ты в безопасности. Может быть, ты перестанешь реветь? Чего ты раскис?
Вместо ответа Джо вытащил из кармана куртки бумагу и протянул ее мне.
– Раз уж на то пошло, я тебе все выложу. Я не знаю, что делать. Помоги мне, Аллан. Я боюсь.
В свете приборного щитка я видел, что Джо действительно перепуган. Он стал постепенно трезветь.
Я развернул листок. Обычная бумага для пишущей машинки. Печатными прописными буквами на ней было написано шариковой ручкой пять слов: «БОЛИНГБРОК ТЫ БУДЕШЬ КРЕПКО НАКАЗАН».
– Болингброк – это лошадь, которую ты должен был «придержать», да?
– Да. – Он больше не плакал.
– Когда ты это получил? – спросил я.
– Я нашел это сегодня в кармане куртки, когда переодевался перед пятой скачкой. Когда я снимал куртку, там той бумажки не было.
– И все послеобеденное время ты провел в баре, трясясь от страха? – спросил я.
– Да... Я вернулся туда, когда ты повез мистера Тюдора в Брайтон. Я и не думал, что со мной что-то случится из-за Болингброка, хотя все время боялся, с тех пор как Болингброк пришел первым. И как раз когда я подумал, что все в порядке, Сэнди перебросил меня через канат, а потом я нашел у себя в кармане это письмо. Скверно. – В его ноющем голосе опять зазвучала жалость к самому себе.
Я вернул ему бумажку.
– Что теперь делать? – спросил Джо.
Я не знал, что ему сказать. Он здорово запутался, и ему было чего бояться. Люди, которые в таких масштабах ворочают лошадьми и жокеями, конечно, ведут жестокую игру. Промежуток в десять дней между победой Болингброка и этой запиской мог означать, подумал я, что игра ведется не на прямую. Но это было слабым утешением для Джо.
Он шмыгал носом и время от времени икал, но, казалось, оправился от слез. Самая тяжелая стадия опьянения у него прошла. Я включил фары и выехал на дорогу. Джо вскоре заснул. Он громко храпел.
У Доркинга я разбудил его. У меня было к нему несколько вопросов.
– Джо, кто он, этот мистер Тюдор, которого я отвез в Брайтон? Он тебя знает.
– Это владелец Болингброка. Я часто езжу на его лошадях.
Я был удивлен.
– Он был доволен, когда Болингброк победил? – спросил я.
– Думаю, что да. Его тогда не было. Хотя потом он прислал мне мои десять процентов и письмо с благодарностью. Обычное дело.
– Он недавно занимается скачками, верно? – спросил я.
– Свалился к нам на голову одновременно с тобой, – сказал Джо, возвращаясь к своему развязному тону. – Оба вы появились черные от загара в середине зимы.
Я прилетел на самолете из африканского, летнего пекла в ледяные объятия английского октября, но через восемнадцать месяцев моя кожа стала бледной, как и у любого англичанина. Между тем Тюдор оставался черным.
Джо захихикал.
– Ты знаешь, почему мистер Клиффорд – этот сволочной Тюдор – живет в Брайтоне? Это дает ему возможность не объяснять всем и каждому, почему он ходит загорелым круглый год. Будто его просмолили, правда?
Я без всякого сожаления высадил Джо у остановки автобуса на Эпсом. Выложив мне свои заботы, он, казалось, восстановил собственное "я", по крайней мере в настоящий момент.
Я повернул в Котсуолд. Сначала я думал о Сэнди Мэйсоне. Я не понимал, откуда он мог узнать, что Джо собирался «придержать» Болингброка?
Но весь последний час моего путешествия я думал о Кэт.
Сцилла спала на софе, прикрыв ноги пледом. Рядом с ней на низеньком столике стоял полный стакан. Я поднял его и понюхал. Коньяк. Обычно она пила джин и кампари. Коньяк был только для черных дней.
Она открыла глаза.
– Аллан! Как я рада, что ты вернулся. Который час?
– Половина десятого, – сказал я.
– Ты, наверно, умираешь с голоду, – сказала она, сбрасывая плед. – Почему ты не разбудил меня сразу? Обед давно готов.
