Он снова повернулся на бок.
— Не знаю почему, — проговорил он, — но по каким-то причинам мне вдруг захотелось предложить вам выпить. Может, это потому, что вы чем-то похожи на моего зятя? Там у меня в чемодане бутылка шотландского виски, это он мне подарил. Наливайте себе сами. Я не хочу.
— Спасибо, но я, пожалуй, воздержусь. Как-нибудь в другой раз.
— Ну, как хотите. Насчет того, что я свалял дурака, так это точно было, один раз, двадцать шесть лет назад, еще в тысяча девятьсот двадцать девятом. Я тогда сколотил себе пару миллионов долларов, и все они уплыли. Правда, тогда вместе со мной в дураках оказалось еще пятьдесят миллионов человек, но от этого никому легче не было. Вот тогда я решил, что все, с меня хватит, нанялся на работу, занимался продажей арифмометров, но на биржу с тех пор ни ногой. А несколько лет назад зять вообще заставил меня уйти с работы; он архитектор, дела у него шли очень хорошо, все было в порядке, я ни в чем не нуждался, но мне все время хотелось найти себе какое-нибудь занятие. И вот однажды я увидел объявление об этом конкурсе и сразу же понял, что завяз по уши. Я решил, что сделаю дочке и зятю какой-нибудь очень шикарный подарок.
Он откашлялся, закрыл глаза, немного отдышался и продолжил:
— Все дело в том, что двадцать шесть лет назад я уже один раз в своей жизни свалял дурака, и если бы вы и все прочие дураки понимали, что это за штука, вы бы знали, что одного раза вполне достаточно. Из всего, что вы могли бы мне рассказать, меня интересует только одно, а именно, что они собираются дальше делать с этим конкурсом? Сейчас, похоже, дело идет к тому, что тайна ответов вроде бы все равно раскрыта и призы присуждать не будут. Но я буду бороться. Эта молодая женщина, Сьюзен Тешер, она живет здесь, в Нью-Йорке, и служит репортером в журнале «Часы», она ведь и сейчас продолжает работать над стихами. Но и я тоже буду бороться.
— Бороться? Но как?
— А-а-а… В этом-то и весь вопрос, — он провел пальцами сначала по правой щеке, потом по левой. — Я сегодня не брился. Вообще-то не вижу причины, почему бы мне не поделиться с вами одной идейкой?
— Я тоже не вижу.
Он не спускал с меня глаз, и они уже выглядели не такими больными.
— Знаете, вы производите на меня впечатление удивительно разумного молодого человека.
— Я такой и есть.
— А эта мисс Тешер, ведь не исключено, что и она тоже вполне разумная молодая женщина. Если она попытается пробиваться, придерживаясь того, о чем мы договорились вчера вечером, то после того, что произошло, она, вполне возможно, просто проклянет тот день, когда впервые услышала об этом чертовом конкурсе. Так вот, мне кажется, что мы, все остальные, могли бы с ней договориться и разделить все призы на пять равных частей. Пять первых призов это восемьсот семьдесят тысяч долларов, получается по сто семьдесят четыре тысячи на брата. По-моему, это может всех устроить. И не вижу, почему бы и вам тоже против этого возражать, а? Ведь судя по всему… кто-то стучится в дверь?
— Очень похоже.
— Я ведь им уже говорил, что не хочу. Ох, ну ладно уж, войдите!
Дверь медленно открылась, и на пороге появилась Кэрол Уилок, без пальто и без шляпы. Когда я поднялся со стула, она остановилась и явно собралась удрать, но тут я заговорил:
— Эй, привет. Да входите же.
— Только дверь не закрывайте. Оставьте её открытой.
— Но ведь я же здесь, — успокоил я его.
— Я знаю, что вы здесь. Но когда у меня в номере женщина, дверь всегда остается открытой.
— Мне не надо было сюда приходить, — она остановилась. — Мне надо было сперва позвонить, но они тут все время подслушивают…
— Все в порядке, — я придвинул ей второй стул. — Мистер Янгер отдыхает, потому что у него был приступ, но ничего особенно серьезного.
— Дерьмо, — смирился Янгер. — Ладно уж, садитесь. Я все равно собирался с вами поговорить.
Она все еще колебалась, потом вошла и села. Если она за это время что-нибудь и съела, то никаких результатов заметно не было. Она взглянула на меня.
— Он уже знает про мисс Фрейзи?
Я помотал головой.
— Нет, я еще до этого не дошел.
Она взглянула на Янгера.
— Мне не удалось найти мисс Тешер, а с вами я хотела поговорить раньше, чем с мистером Роллинсом. Вам ведь известно, что мисс Фрейзи является главой лиги «За естественную женщину»? Помните, об этом упоминали вчера вечером, мистер Далманн еще все время острил по этому поводу. Он говорил, что будет забавно, если именно она получит приз, а она его, конечно, получит, во всяком случае один из пяти.
— Я не нашел в этом ничего остроумного, — заявил Янгер.
Она не настаивала.
— Хорошо, во всяком случае ему так казалось. Впрочем, это не имеет значения. Я хотела вам рассказать совсем о другом. Вы знаете, что вместе с мисс Фрейзи над конкурсом работает еще триста женщин, они члены её лиги, она уже по междугородному телефону сообщила им стихи, которые нам раздали вчера вечером, и они уже над ними работают… целых триста человек.
— Одну минуту, — вмешался я. — Как вам уже сказал мистер Вульф, она призналась, что они ей помогали, но она ничего не говорила ему относительно новых стихов. Это всего лишь предположение. Хотя, согласен, вполне логичное.
Янгер приподнялся на локте, из распахнувшейся пижамы показалась волосатая грудь.
— Триста женщин? — не поверил он.
— Именно так. Так что сомневаюсь, чтобы мисс Фрейзи соблазнилась вашим планом. Придется вам придумать…
— Уходите отсюда! — скомандовал он. Это относилось не ко мне, а к миссис Уилок. — Я вам говорю, уходите. Я хочу встать, а я совсем без штанов… Нет, погодите минутку! Вы будете в своей комнате? Сидите у себя, пока я вам не позвоню. Я разыщу Роллинса, и мы будем бороться втроем. Мы им такое устроим, что они костей не соберут. Сидите у себя в номере!
Он пинком сбросил одеяло, продемонстрировав, что отнюдь не шутил насчет штанов, и она тут же исчезла. Я посмотрел на часы и снял со спинки стула свою шляпу.
— Мне пора, у меня назначена встреча, — сказал я ему, — да и вам, похоже, предстоит куча дел.
В расположенной над крышей оранжерее было время цветения орхидей рода каттлея — Cattleya mossiae. В холодной комнате, первой, куда вы попадали сразу же из вестибюля, простирали свои ветви кусты одонтоглоссума, в средней, тропической, комнате расположились на двух скамьях, загородив весь проход своими двухметровыми корнями, самые нежные и прихотливые фаленопсисы. Но главное шоу во время цветения mossiae ждало вас в третьей комнате. Из четырнадцати различных сортов этого рода орхидей, имевшихся в коллекции Вульфа, моей любимицей была reineckiana, вся в переливах белого, желтого, лилового и фиолетового. Но в тот день, проходя мимо, я едва взглянул на них.
Вульф был в питомнике, он мыл в раковине руки и одновременно обсуждал что-то с Теодором. Увидев меня, он помрачнел и недовольно пробурчал:
— Неужели нельзя подождать?
— Чисто риторический вопрос, — ответил я. — Сейчас без десяти шесть, и к тому времени, когда вы спуститесь, возможно, уже появится мисс Тешер. Я подумал, вдруг у вас возникнет желание прослушать мой отчет о встрече с Янгером прежде, чем вы увидитесь с ней. Если нет, то я пойду полюбуюсь орхидеями.
— Ладно, давай. Раз уж ты все равно здесь.
Я представил ему дословный пересказ. Он не вызвал у него ни вопросов, ни комментариев. К тому времени, как я закончил, он уже успел отмыть руки, почистить ногти и теперь перешел к рабочей скамейке, чтобы повздыхать над горшком, где росло довольно жалкое, все какое-то словно перепачканное растение.
— Нет, вы только посмотрите на этот экземпляр, — жалобно проворчал он. — Где это видано, сухая гниль в апреле месяце. Такого у нас еще никогда не было, и это просто невозможно объяснить. Теодор уверен, что…
Жужжание внутреннего телефона помешало мне узнать, что же думает по этому поводу Теодор, зато я смог выяснить обстоятельства, огорчившие внизу Фрица.
— Арчи, ты сказал мне, чтобы я впустил только одну мисс Сьюзен Тешер. Так вот, она пришла, но с ней еще трое мужчин. Что делать?
— Они уже в доме?
— Ну что ты, Арчи, конечно, нет. Они на пороге, за дверью, а там начался дождь.
Я пообещал ему немедленно спуститься, сообщил Вульфу, что появилась мисс Тешер в сопровождении незнакомцев, и сразу же поспешил вниз. Я вообще редко пользуюсь лифтом и уж никогда не втискиваюсь туда вместе с телесами Вульфа. Быстро преодолев три пролета, отделявшие меня от прихожей, я прильнул к глазку и убедился, что подсчет Фрица оказался совершенно точен. Женщина и трое мужчин, не видя меня, смотрели в мою сторону и терпеливо мокли под апрельским дождиком. Мужчины были мне незнакомы, но это были явно не шпики — если, конечно, они там, не предупредив меня, не сменили фабричное клеймо. Так что, судя по всему, не было никакой необходимости и дальше выдерживать их под дождем. Поэтому я подошел поближе, снял цепочку, открыл настежь дверь, и они наконец смогли войти. Мужчины молча раздевались; они даже обошлись без приличествующих случаю глубокомысленных замечаний о высокой влажности дождя. Женщина же чистым, звонким голосом сообщила:
