— Понятно, — произнес Аллейн, — что же вы предприняли?
— Сказал Фабиану, — ответил Дуглас. — Сразу же.
Аллейн перевел взгляд на Фабиана.
— О, да. Он рассказал мне, и мы совершенно разошлись во мнениях по данному вопросу. Собственно говоря, мы поспорили и даже поссорились, не так ли, Дуг?
— Нет необходимости преувеличивать, — промолвил Дуглас. — Просто мы разошлись в оценках.
— Вот именно, — согласился Фабиан. — Предположим, Маркинс действительно шпионил. Если начать его расспрашивать о ночной вылазке, он мог бы ответить: а) что у него был расстроен желудок, поэтому он не хотел спускаться вниз, в соответствующие места, а посетил наши; б) что это был вообще не он. Что касается его фотографического рвения, если оно существовало, ему мог подарить «Лейку» благодарный наниматель или он сам мог понемногу накопить требуемую сумму и купить второсортную камеру в Америке. Ведь не каждый любитель фотографии непременно член Пятой колонны. А держать проявители запертыми он мог либо из-за крайней аккуратности, либо из-за недоверия к нам, в чем, как доказывает случай с Дугласом, он не сильно ошибался.
— То есть вы не собирались ничего предпринимать?
— Нет, не собирался. Я считал, что нужно было держать наши исследования в секрете и быть аккуратными. Если же мы подозревали Маркинса, нам следовало обратиться к людям, занимающимся проблемами шпионажа.
— А вы согласились с этим планом, Грейс?
Дуглас был решительно не согласен. У него, заметил он с коротким смешком, сложилось самое нелестное мнение об официальных службах, занятых шпионажем, и он бы предпочел заняться этим делом сам. К тому же он был очень зол на Маркинса, и ему хотелось отреагировать немедленно. Он отмел предложение Фабиана как совершенно неразумное. Зачем ждать? Конечно, следует подать рапорт, а еще лучше обратиться к тому армейскому начальнику, с которым они были знакомы, и раз навсегда избавиться от этого парня. Они проспорили некоторое время и разошлись, так и не придя к единому мнению. Дуглас, расставшись с Фабианом, отправился к своей тетушке, которая, как и следовало ожидать, встала на защиту своего любимого слуги.
— Что я буду делать без Маркинса? Слава Богу, он возвращается сегодня вечером. Я стучу по дереву, — сказала Флосси, шутливо постукивая своим узловатым пальцем по собственному лбу, — каждый раз, когда он говорит, что ему нравится здесь. Было бы невыразимо ужасно, если б мы его потеряли.
Это, как выразился Дуглас, было уже слишком. Он последовал за тетей в кабинет и взял ее в оборот.
— Я не терпел, когда Флосси несла вздор, — произнес Дуглас, расчесывая усы. — Обычно мы неплохо понимали друг друга. Я ее немного поддразнивал, но ей это нравилось. С ней можно было пойти в разведку, если не позволять ей ездить на себе верхом. Я поговорил с ней напрямик. Я рассказал, почему придется избавиться от Маркинса.
Флосси была сильно расстроена. Она оказалась меж двух огней. С одной стороны, ей очень не хотелось расставаться со своим секретарем, как она называла Маркинса, с другой стороны, она неоднократно выступала по вопросам, связанным с государственной безопасностью. Дуглас не преминул напомнить ей ее собственную речь на открытом заседании, где она произнесла поистине афористическую фразу: «Даже если наша собственная жизнь в опасности, долг каждого из нас не только сохранять бдительность самому, но и быть примером в этом отношении для каждого, будь это незнакомец или ближайший друг, если он, в той или иной мере теряя бдительность, ставит под угрозу хотя бы в малой степени безопасность нашего региона. Не сомневайтесь, — патетически воскликнула она в конце, — что среди нас скрывается враг, и мы должны помнить об этом, чтобы, не разгадав его истинных намерений, не оказать ему поддержки». Этот образчик ораторского искусства потерял весь свой шарм при воспроизведении, и с минуту Флосси созерцала своего племянника с самым несчастным видом. Затем она взорвалась.
— Ты слишком много работал, Дуглас, — сказала она. — У тебя нервное перенапряжение, милый!
Но Дуглас отмел этот довод и с негодованием подчеркнул связь Маркинса с мистером Курата Кан, при упоминании о котором Флосси нервно моргнула. Не преминул он упомянуть и о туманном прошлом Маркинса, важности их работы, невозможности подвергнуться малейшему риску и чувстве долга. Будет лучше, сказал он, если Маркинс останется на подозрении, чтобы именно Флосси, а не Дуглас или Фабиан, отправила по этому поводу рапорт в соответствующие инстанции.
Бедная Флосси заломила руки.
— Подумай, сколько он делает, — запричитала она. — И он так добр к Артуру. Он прекрасно относится к Артуру. А какой он обязательный! Подумай, Дуглас, единственный слуга в таком большом доме! И все всегда в наилучшем виде. А кто поможет нам, если он уйдет? Никто.
— Девушки справятся.
— Я не верю! — воскликнула она, снова взрываясь. — Я всегда права в своих суждениях о людях. Я никогда не ошибаюсь. Я не верю в это!
Но, как сказала Урсула, Флосси была честна. И слова Дугласа не могли не возыметь действия. Она бродила по комнате, постукивая по передним зубам кончиком карандаша: верный знак того, что она расстроена. Он ждал.
— Ты прав, — сказала, наконец, Флосси. — Я этого так не оставлю. — Она опустила подбородок и посмотрела на Дугласа поверх пенсне.
— Ты правильно сделал, что сказал мне, милый, — добавила она. — Я займусь этим.
Это не сулило ничего хорошего.
— Что вы собираетесь делать? — спросил он.
— Мыслить, — последовал величественный ответ, — и действовать.
— Каким образом?
— Не беспокойся. — Она довольно чувствительно потрепала его по щеке. — Предоставь это своей старой Флузи, — сказала она. Это было отвратительное прозвище, которым она сама себя наградила.
— Но, тетя, — запротестовал он, — мы имеем право знать. В конце концов…
— И узнаете. В надлежащий момент. — Она с трудом уселась за свой письменный стол. Несмотря на крошечный рост, Флосси двигалась тяжело и шумно. — Иди, — сказала она. Дуглас продолжал торчать в комнате. Она заскрипела пером и через минуту бросила ему: — Я с ним справлюсь.
Дуглас был в ужасе:
— Ой, нет, тетя Флосси. Честное слово, не надо. Это всех выдаст с головой. Послушайте, тетя Флосси…
Но она резко сказала ему, что, если уж он выложил ей все как на духу, то она сама разберется со своими слугами. Ее ручка торопливо заскрипела. Когда, расстроенный, он повысил голос, она тоже вышла из себя и велела ему замолчать. Дуглас, никак не решаясь уйти, смотрел в окно и внезапно увидел Маркинса, весьма опрятно одетого, который проходил мимо, вытирая пот со лба.
— Тетя Флосс, послушайте меня!
— Я, кажется, ясно тебе сказала…
Он удалился, крайне удрученный содеянным.
Дуглас прервал свое повествование, поднялся и теперь стоял, широко расставив ноги, на каминном коврике.
— Должен сказать, — заключил он, — что наши прежние отношения уже не восстановились. Она была раздражена и обращалась со мной, как с мальчишкой.
— Мы заметили, — сказал Фабиан, — что твоя популярность несколько увяла. Бедная Флосси! Ты навязал ей угрызения совести. Совершенно безрассудный и непростительный поступок. Очевидно, она стала испытывать к тебе отвращение.
— Ну, это уж слишком, — рассердился Дуглас.
— А по сути дела, — хмыкнул Фабиан, — у тебя появился повод к убийству.
— Бездарная шутка, Фабиан! — воскликнул Дуглас.
— Заткнись, Фэб, — сказала Урсула, — ты невыносим.
— Извини, дорогая.
— Я и сейчас считаю, — Дуглас все еще кипел негодованием, — что у меня не было другого выхода. В конце концов, она подчеркнула: это ее дом, а он был ее слугой.
— Ты временно забыл об этом, когда сбивал замок на его двери, — заметил Фабиан.
— Я не сбивал замок, Фабиан, и это было совершенно другое дело.
— Занялась ли им миссис Рубрик? — спросил Аллейн.
— Я думаю, да. Она мне ничего не говорила, а я не хотел спрашивать и нарываться на ссору.
Дуглас, закурив, глубоко затянулся. «Очевидно, — подумал Аллейн, — он чего-то недоговаривает».
— Собственно говоря, — оживленно сказал Дуглас, — я вполне допускаю, что она занялась им и, возможно, из-за этого Маркинс и убил ее.
— Ах, вот оно что, — сразу воодушевился Фабиан, — значит, Флосси заявляет Маркинсу: «Мой племянник сообщил мне, что вы агент вражеской разведки. Получите выходное пособие и готовьтесь к аресту и расстрелу по прибытии на станцию». «Ну нет, этому не бывать!» — говорит себе Маркинс. Он замышляет убийство — подходит к овчарне, выслушивает шедевры Флосси в области риторики, тихонько подкрадывается и приканчивает ее. По-моему, это звучит совершенно бессмысленно.
— Но ты же сам преподносишь это как бессмыслицу, — горячо возразил Дуглас.
