Декок пожал плечами.
— Вы говорили о наказании, — спокойно произнес он, изо всех сил стараясь держать себя в руках. — Пусть так и будет. Какое отношение к этому имеет мой послужной список? Я пренебрег своими обязанностями — вы знаете, что должны делать. Что тут еще обсуждать?
Комиссар внимательно присмотрелся к нему: он не доверял ни робости Декока, ни его тону. Затем он взглянул на прокурора в поисках поддержки:
— Прокурор разделяет мое мнение по поводу того, что арест был полностью оправдан, а в данных обстоятельствах — обязателен.
Декок подавил усмешку. Все это было пустой болтовней, жаль только, что он не мог позволить себе назвать вещи своими именами. Огромным усилием воли он подавил желание высказаться от души и просто беспомощно развел руками:
— Я не стал арестовывать садовника миссис Бюилдайк.
Мистер Шооп презрительно хмыкнул.
— Мы не могли не заметить, — сказал он.
Декок проигнорировал его вмешательство.
— Я не стал арестовывать садовника миссис Бюилдайк, — повторил он, — потому что не считаю его виноватым. Несмотря на бытующее мнение, полиция не должна тратить время, силы и деньги налогоплательщиков на арест невинных людей.
Мистер Шооп покачал головой:
— Он далеко не невинен.
Декок слабо отмахнулся:
— Помимо всего прочего, моя совесть не позволила мне лишить этого человека свободы.
Чаша терпения комиссара переполнилась. Он оттолкнул кресло назад и встал.
— С каких это пор вопрос об аресте зависит от вашей совести?
Декок взирал на него, не пытаясь защищаться.
— С того самого дня, как я стал инспектором. А это было очень давно.
Комиссар явно выходил из себя. На его щеках появились красные пятна.
— Нас… плевать я хотел на твою совесть! — заорал он, теряя самообладание.
Декок спокойно смотрел на него.
— Мне же не наплевать, — сказал он. Он кивнул сам себе, как бы подтверждая сказанное. — Не наплевать, — повторил он.
Затем глубоко вздохнул и принялся ровно дышать, чтобы не показать, что он чувствует.
— Если вы оба решили, — продолжил Декок, окончательно взяв себя в руки, — что садовник виновен, у любого из вас достаточно власти, чтобы отправиться в «Счастливое озеро» и самостоятельно произвести этот арест. Или вы можете поехать вместе.
Казалось, Бюитендам сейчас взорвется.
— Не тебе решать, что нам делать! — взвизгнул он.
Декок сжал губы и еще раз глубоко вздохнул.
— А я, — наконец сказал он, — не собираюсь поступаться своей совестью.
Комиссар Бюитендам вышел из-за своего письменного стола. На мгновение показалось, что он ударит Декока. Затем он остановился. Лицо и шея были красными, почти пурпурными, на лбу вспухла вена, а глаза готовы были вылезти из орбит. Вытянутой рукой он показал на дверь.
С этим жестом Декок был отлично знаком. Он повернулся, чтобы выйти. Разъяренный комиссар только собрался открыть рот, как в кабинет влетел Фледдер. Он остановился посредине комнаты.
— Садовник, — запыхавшись выдохнул он.
Декок внимательно посмотрел на него:
— Что с садовником?
Фледдер проглотил ком в горле:
— Его убили… по-видимому, в каретном сарае.
Декок мрачно взглянул на обоих мужчин, стоящих около стола: один за ним, другой сбоку. Они медленно сошлись, как будто ища друг у друга поддержки, посмотрели друг на друга, все еще не оправившись от шока. От величественной, аристократической позы Бюитендама ничего не осталось. Мистер Шооп уже не казался одетым с иголочки, он был просто маленьким и растерянным.
Декок сделал шаг в их сторону. На языке крутилось едкое замечание, но в последнее мгновение он передумал, резко повернулся и вслед за Фледдером вышел из кабинета.
Фледдер рванул по коридору к лестнице, инспектор за ним. Мчащийся Декок обычно представлял из себя комичное зрелище. Но в его суровом, решительном лице не было ничего смешного.
Фледдер вел потрепанную полицейскую машину в направлении Олдкерка. Он слишком быстро въехал в туннель под Уисп-стрит. На полдороги до поворота Фледдер вдруг резко затормозил. Декок ударился лбом об дверцу машины и с негодованием взглянул на него.
— Подумай о моем преклонном возрасте. Я хотел бы успеть получить удовольствие от выхода на пенсию, — недовольно сказал он. — Мне уже совсем немного осталось… — Он тяжело вздохнул. — Зачем тебе мчаться как угорелому на место преступления? Мертвый он и есть мертвый. У меня в этих делах имеется некоторый опыт — еще ни разу не доводилось видеть мужчину или женщину, оживших только потому, что полиция приехала на пять минут раньше.
Фледдер опять резко затормозил, потому что загорелся красный сигнал светофора. На этот раз он подставил руку между бортом машины и головой Декока.
— Простите, — извинился он. — Не хочу, чтобы вы снова ударились головой. — Когда загорелся зеленый свет, он добавил: — Я просто не ожидал.
— Этот поворот был в туннеле с момента его строительства, — проворчал Декок, только слегка остыв.
Фледдер покачал головой:
— Я о смерти Виллема. Не понимаю, зачем убивать такого старика, как он?
— Кто сказал, что это убийство?
— Звонил Иво Бюилдайк. Он был явно расстроен и бормотал довольно невнятно. Тетя заставила его пойти в каретный сарай и поговорить со стариком. Вне сомнения, она хотела убедиться, что Виллем писал эти письма.
— И тут он его обнаружил.
Фледдер кивнул:
— У него на голове глубокая вмятина. — Он вздохнул. — Я велел Иво ничего не трогать, разбудить всех родственников и собрать их в «тронном зале» для допроса.
Декок нахмурился:
— Они уже легли спать?
— Ну да, так я понял из слов Иво, хотя он говорил невразумительно. Это случилось после приезда их зятя, Миллера.
Декок осторожно потрогал на голове увеличивающуюся шишку.
— Миллера? — перебил он.
— Да, мужа Ирмгард, отца троих детей.
— Бизнесмена?
— Точно. После его приезда они слегка поужинали и отправились спать. Однако миссис Бюилдайк заснуть не удалось. Она позвала Иво, чтобы поговорить о деле.
Декок понимающе кивнул:
— И разговор привел Иво в каретный сарай.
— Вроде того. Разумеется, я не мог его подробно расспросить по телефону — Иво был явно перевозбужден. Не говоря уже о Чокнутом Крисе, который сидел рядом и впитывал каждое слово. Мне пришлось сдерживаться. — Он пожал плечами. — Но я никак не мог помешать ему услышать больше, чем полагалось.
Декок улыбнулся:
— Чокнутый Крис. Я почти забыл про него. Он сказал что-нибудь полезное?
Фледдер достал из кармана блокнот и помахал им.
— Я кое-что записал. Похоже, что, несмотря на печальные слухи, Немка Инга жива и здорова. Она послала открытки из Ганновера тем девушкам, которые работают на ее старом участке на Лейден-стрит.
— Случайно не подделки?
Фледдер снова засунул блокнот в карман:
— В смысле, открытки?
Декок кивнул:
— Несколько лет назад я занимался одним делом о грабеже. Этот грабитель поручил своему другу посылать мне открытки с юга Италии. Таким образом они собирались обеспечить его алиби или хотя бы отвлечь мое внимание. Я поймал этого грабителя на краже в тот же день, когда получил открытку. — Инспектор ухмыльнулся: — Кто знал, что я пойду в тот вечер выгуливать свою собаку именно в том районе, где он грабил дом?
Фледдер пожал плечами и развел руками:
— Разумеется, я сам этих открыток не видел. Чокнутый Крис божится, что девушки получили открытки из Ганновера несколько дней назад. Они узнали почерк Инги.
Декок осуждающе взглянул на него:
— Пожалуйста, не делай этого снова.
— Чего именно?
— Не снимай руки с руля, когда ведешь машину.
Фледдер промолчал.
Декок решил смягчить свое замечание:
— Она ведь из Ганновера, верно?
Молодой инспектор утвердительно кивнул:
— Там родилась, там и выросла. Наверное, ей тяжело приходится в Квартале. Может быть, на нее снизошло прозрение, и она решила вернуться домой.
Декок пожевал губами:
— Может быть, но надолго ли? Наркоманы, особенно те, которые ведут такой образ жизни, очень скоро возвращаются к старым привычкам. Когда они… — Он не закончил предложение. — Касательно этого дела… ты поставил в известность двадцать третий участок?
— Нет, во всяком случае, не по поводу последних событий. Думаю, нам следует попросить их прислать стадо.
Фледдер имел в виду бригаду экспертов, специалистов-криминалистов, и офицеров полиции, которые, как правило, слетаются к месту преступления. Декок обычно называл их шумным стадом и сравнивал с большой бандой. Деликатностью они не обладали.
Декок задумчиво кивнул. Фледдер занялся радио, выключив его только после того, как передал информацию двадцать третьему участку. Декок недолюбливал все эти современные штучки и отказывался слушать голос через какую-то штуковину. Он тосковал по старым временам, когда полицейские патрулировали улицы пешком, а связь с участком поддерживалась только с помощью специальных ящиков вызова.
