— Что это, Ватсон?
— Турецкий кофе, Холмс. Один из подчиненных Орман-паши вручил его мне, когда мы уезжали из Ройстон-мэнор. Он сказал, что паша велел ему передать: это возбуждающее средство куда лучше многих других.
Холмс улыбнулся и отхлебнул кофе.
— Превосходно, Ватсон, — сказал он.
Фергюс Гуинплейн Макинтайр
Загадка Уорикширской воронки
(рассказ, перевод Э. Меленевской)
Согласно записям Ватсона, в 1903 году Шерлок Холмс расследовал всего три дела: «Камень Мазарини», «Происшествие на вилле „Три конька“» и «Человек на четвереньках». Закончив последнее, Холмс принял решение уйти на покой. Возможно, он сделал это ввиду своего пятидесятилетия. Поселившись в Южной Англии, в домике на известковых холмах вблизи Истбурна, он занялся разведением пчел, обобщив свой опыт в «Практическом пособии по пчеловодству», и привел в порядок свои заметки, из которых сложился впоследствии главный труд его жизни, «Искусство раскрытия преступлений»[91].
К своей отставке он отнесся не шутя и категорически отказывался вернуться к сыщицкой практике. Тем не менее к этому периоду относится разгадка дела, которое не переставало занимать его в течение долгих тридцати лет. Заключалось оно в том, что некто Джеймс Филлимор, выйдя было из дому, вернулся за зонтиком — и больше его никто никогда не видел. Холмс пытался разобраться с этим казусом в самом начале своей карьеры, но разобрался ли, оставалось неясным. По счастливой случайности, Фергюс Гуинплейн Макинтайр, занимаясь историей развития кинематографа в Нью-Йорке, все-таки сумел выяснить, в чем было дело. И до него предпринималось немало попыток разгадать эту головоломку — но вот наконец ответ.
Поразительное исчезновение местного бизнесмена
Удивительный и необъяснимый случай, сообщают нам, произошел в Лемингтоне. Утром в среду два местных финансиста явились к дому 13-а по Тэвисток-стрит, где проживал мистер Джеймс Филлимор, тридцати трех лет от роду, чтобы совместно с ним отправиться к месту своей службы в банк и обсудить там некую финансовую операцию.
Выйдя на улицу, мистер Филлимор поднял глаза к небесам и, хотя погода последние две недели держалась отменная, сказал своим спутникам: «Похоже, пойдет дождь. Если не возражаете, схожу-ка я за зонтом». После чего вернулся в дом, прикрыл за собой дверь, оставив ее незапертой, а финансисты остались дожидаться его на тротуаре.
Не прошло и минуты, как два джентльмена услышали донесшийся изнутри крик мистера Филлимора: «Помогите! Я не могу…» Крик оборвался на полуслове. Друзья мистера Филлимора поспешили войти в дом, где в прихожей глазам их предстало самое странное зрелище.
Доски пола по центру прихожей были опалены, образуя след в форме круга приблизительно шести футов в диаметре, как будто таинственный огненный вихрь пронзил собой эту часть комнаты, ничего более не затронув. Отчетливо были видны глинистые следы мистера Филлимора, которые шли на направлению к этому кругу. Задняя часть следа, каблук, выступала за внешнюю его границу. Передняя часть, носок правой ступни мистера Филлимора, по всему судя, должна была находиться в пределах загадочной окружности, однако же никакого следа внутри не оставила.
Подставка для зонтов, целая и невредимая, стояла в углу прихожей, на порядочном расстоянии от выжженной окружности. Наконечник зонта мистера Филлимора вместе с остатком трости длиной в несколько дюймов валялся на полу у внешней ее границы.
Отсутствующая часть зонта, во всей видимости попавшего в руках мистера Филлимора внутрь окружности, выглядела аккуратно срезанной.
Оба свидетеля этого поразительного происшествия — известные в Лемингтон-Спа банкиры, правдивость и здравомыслие которых не подвергаются никакому сомнению.
Весь дом тщательно обыскан местной полицией, не обнаружившей никаких подвалов, провалов и всякого рода потайных камер. В момент публикации этого сообщения местонахождение мистера Филлимора неизвестно.
Выдержка из «Южноуорикширских новостей» за 26 августа 1875 г.
Мой друг Шерлок Холмс изложил мне дело Филлимора лишь в самом коротком пересказе, поскольку терпеть не мог обсуждать свои нечастые неудачи. Я знал лишь, что этот казус произошел в самом начале его карьеры сыщика, вскоре после дела «Глории Скотт». Мистер Филлимор, житель городка Лемингтон-Спа в графстве Уорикшир, исчез с лица земли так, словно она разверзлась и поглотила его, и вряд ли появится вновь — разве что земля снова разверзнется и исторгнет его обратно.
Днем 18 апреля 1906 года я осматривал пациента у себя в приемной, когда пришло сообщение, что сильнейшее землетрясение погубило огромный город Сан-Франциско.
К ночи ужасная весть подтвердилась: сотни погибших и пострадавших, тысячи остались без крова. В течение следующих тридцати часов по трансатлантическому кабелю поступили сведения, что в Сан-Франциско разрушены проложенные под улицами трубы, по которым доставлялся в дома каменноугольный светильный газ, вследствие чего в городе полыхают пожары. Сидя в тепле и комфорте моего кабинета на Харли-стрит, я принял решение сделать посильный взнос в какую-либо из благотворительных организаций, которые будут по этому случаю основаны в Лондоне, и таким образом хоть сколько-нибудь помочь жертвам землетрясения.
Две недели спустя мне на квартиру принесли телеграмму со знакомым обратным адресом. Текст ее состоял только из трех слов: «Приезжайте немедленно. Холмс». Ничего большего мне не требовалось.
Я поспешил на вокзал Виктории, где приобрел билет в вагон первого класса на поезд, который следовал в Брайтон. Прибытия поезда на перрон пришлось дожидаться на удивление долго; зато сама поездка до Брайтона после того показалась довольно быстрой. Там я взял кэб, и возница доставил меня к пункту моего назначения.
По своему внешнему виду дом Шерлока Холмса мало чем отличался от обычного холостяцкого обиталища, однако же сад, в котором располагалось это жилище, не мог не вызывать удивления. Со всех сторон дом окружали длинные, узкие деревянные комоды, которые при ближайшем рассмотрении оказались ульями. Стены их были испещрены сочащимися струйками бледного воска и более темных секреций, выделяемых пчелами, обитавшими в ульях. В воздухе стоял неумолчный гул, многоголосие под стать вавилонскому. Шагая по дорожке к парадному входу под эскортом любознательных пчел, я заметил в одном из окон лицо моего друга, — и не успел я вычистить подошвы о скребницу у входа, как меня поторопили войти. Пчелы, к счастью, предпочли остаться на воле.
Минута — и вот я уже сижу на набитом конским волосом канапе в гостиной моего доброго друга Шерлока Холмса.
— Очень рад вашему приезду, Ватсон. — Он протянул мне открытый портсигар, я выбрал черную «перфекто» и принялся обрезать ее и раскуривать. Холмс же тем временем продолжил: — Вы не должны сердиться на моих пчел. В одном из ульев сегодня родилась новая матка, и она весь день занималась тем, что убивала своих предшественниц, которые находятся в спячке.
— Вот уж никак не предполагал, что пчела согласится обитать в деревянном комоде! — покачал я головой.
Холмс выбрал себе гаванскую «панателлу» и зажег ее не обрезая.
— Пчелы живут в дупле дуба, который растет неподалеку. А комоды — моих рук дело. Я вдохновился примером одного американского пчеловода, преподобного Лангстрота. Соты располагаются в выдвижных ящиках, и при нужде каждую можно изъять, не беспокоя весь улей. — И тут Холмс резко сменил тему: — Я сожалею, Ватсон, что вам пришлось потратить столько времени, дожидаясь поезда на вокзале Виктории.
— Так вы знали об этой задержке? — удивился я.
— Ничего я не знал. Просто я сразу, едва вы вошли в дом, понял, что поезд подали не вовремя.
Я снисходительно улыбнулся.
— Понятно. Вы выучили наизусть железнодорожное расписание и догадались о задержке по времени моего приезда.
— Вот еще! Я ничего не заучиваю наизусть, Ватсон. Мой мозг — мастерская, а не кладовка. — Длинным указательным пальцем Холмс ткнул мне в ноги. — Ваши ботинки! Я вижу, они свежевычищены. Вряд ли вы с моей срочной телеграммой в кармане отложили бы свой отъезд из Лондона ради такого пустяка, как сверкающая обувь. Скорее всего, вам поневоле пришлось задержаться на железнодорожном вокзале, и, коротая вынужденное безделье, вы прислушались к зазывам чистильщиков обуви, что подвизаются вдоль той стены вокзала, которая выходит на Белгрейв-роуд.
— Это поразительно, Холмс. Именно так все и было.
— Более того, — продолжил мой друг. — Там на Белгрейв-роуд есть один особый чистильщик, у него коричневый крем для обуви имеет отчетливый красноватый оттенок. Такого нигде не купишь. Подозреваю, он изготавливает этот крем сам, по оригинальному рецепту. Ваша обувь, Ватсон, определенно несет на себе печать руки именно этого умельца.
