Его зоркий взгляд безошибочно выделил из собравшихся мосье Отэ.
– Полагаю, вы ведете следствие по этому делу? Рад познакомиться, сэр. Какое чудовищное преступление! Как мадам Рено? Как она перенесла этот удар? Для нее это ужасное потрясение.
– Ужасно, ужасно, – сказал мосье Отэ. – Позвольте представить – мосье Бекс, комиссар полиции, мосье Жиро из Сюртэ. Этот джентльмен – мосье Эркюль Пуаро. Мосье Рено вызвал его, но мосье Пуаро прибыл слишком поздно, непоправимое уже свершилось. Друг мосье Пуаро – капитан Гастингс.
Стонор с интересом посмотрел на Пуаро.
– Он что, правда вызвал вас?
– Стало быть, вы не знали, что мосье Рено намеревался вызвать детектива? – удивился мосье Бекс.
– Нет, не знал. Однако эта новость нисколько меня не удивляет.
– Почему?
– Старик был здорово напуган. Причина, правда, мне неизвестна. Он не посвящал меня в эти дела, мы с ним никогда о них не говорили. Но напуган он был насмерть.
– Гм! И у вас нет никаких соображений на этот счет? – спросил мосье Отэ.
– Именно так, сэр.
– Извините, мосье Стонор, но мы должны соблюсти некоторые формальности. Ваше имя?
– Габриель Стонор.
– Давно ли вы служите секретарем у мосье Рено?
– Около двух лет, с тех пор, как он приехал из Южной Америки. Я познакомился с ним через нашего общего приятеля, и мосье Рено предложил мне эту должность. Между прочим, как босс он был превосходен.
– Рассказывал ли он вам о своей жизни в Южной Америке?
– Да, и немало.
– Не знаете ли вы, мосье Рено приходилось бывать в Сантьяго?
– Думаю, не однажды.
– Не упоминал ли он о каком-нибудь случае, который произошел там и в результате которого кто-то пожелал бы отомстить мосье Рено?
– Никогда.
– Не говорил ли он о какой-либо тайне, связанной с пребыванием в Сантьяго?
– Нет. Насколько я помню, нет. Но тем не менее у него, видимо, было что скрывать. Я никогда не слышал, чтобы он говорил о своем детстве, например, или о каких-либо событиях своей жизни до приезда в Южную Америку. По происхождению он, кажется, канадский француз, но я никогда не слышал, чтобы он говорил о своей жизни в Канаде. Бывало, слова лишнего из него не вытянешь.
– Итак, насколько вам известно, врагов у него не было и вы не можете нам дать ключ к разгадке тайны его смерти?
– Да, именно так.
– Мосье Стонор, не приходилось ли вам слышать имя Дьювин в связи с мосье Рено?
– Дьювин… Дьювин… – задумчиво повторил он. – Нет, по-моему, не приходилось. Однако это имя почему-то мне знакомо.
– Знакома ли вам дама, которую зовут Белла? Она приятельница мосье Рено?
Мосье Стонор снова покачал головой.
– Белла Дьювин? Это полное ее имя? Интересно. Уверен, что слышал его. Но не могу припомнить, в какой связи.
Следователь кашлянул.
– Понимаете, мосье Стонор… тут такое дело… Какое-либо умолчание здесь недопустимо. Возможно, вы из деликатности щадите чувства мадам Рено, к которой, я знаю, вы питаете глубокое уважение и сострадание, но, возможно… в сущности… – промямлил мосье Отэ, окончательно запутавшись, – словом, тут не должно быть никаких умолчаний.
Стонор уставился на него, силясь уяснить, что он хотел сказать.
– Я не совсем понимаю, – медленно начал он. – При чем здесь мадам Рено? Я глубоко ее уважаю, сочувствую ей. Она удивительная, необыкновенная женщина. Но о каком умолчании вы говорите и какое это имеет к ней отношение?
– Что, если эта Белла Дьювин больше чем просто приятельница ее мужа, например?
– Ах, вот оно что! – воскликнул Стонор. – Понял. Но вы ошибаетесь, готов прозакладывать последний доллар. Уж что-что, а за юбками старик никогда не бегал. И жену свою он просто обожал. Более любящей пары в жизни не видел.
Мосье Отэ с сомнением покачал головой.
– Мосье Стонор, мы располагаем неопровержимыми доказательствами – любовным письмом, написанным Беллой к мосье Рено, она упрекает его в том, что он охладел к ней. Более того, у нас есть доказательства, что незадолго до смерти он завел интрижку с француженкой, некой мадам Добрэй, которая арендует соседнюю виллу.
Стонор прищурился.
– Постойте-ка, вы забрали не туда. Я хорошо знаю Поля Рено. То, что вы говорите, – категорически невозможно. Тут должно быть другое объяснение.
Следователь пожал плечами.
– Какое же тут другое объяснение?
– Что именно навело вас на мысль о любовной связи?
– Мадам Добрэй имела обыкновение навещать мосье Рено по вечерам. К тому же, с тех пор как он поселился здесь, мадам Добрэй положила на свой банковский счет крупные суммы денег. В общей сложности, если перевести в английские фунты, получится четыре тысячи.
– Вот это верно, – спокойно согласился Стонор. – Я сам переводил ей эти суммы наличными по его требованию. Но любовной связи между ними не было.
– А что же это было?
– Шантаж, – отрезал Стонор, хлопнув рукой по столу. – Вот что это было!
– О! – вскричал потрясенный следователь.
– Шантаж, – повторил Стонор. – У старика просто вымогали деньги – да как ловко! Четыре тысячи всего за пару месяцев! Вот так! Я ведь говорил вам только что – ему есть что скрывать. Очевидно, эта мадам Добрэй что-то знает, вот и давила на старика.
– А ведь вполне возможно! – возбужденно вскричал комиссар. – Вполне возможно!
– Возможно, вы говорите? – прогремел Стонор. – Не возможно, а точно. Скажите, вы спрашивали мадам Рено, что она думает об этой любовной истории, которую вы придумали?
– Нет, мосье. Мы старались не причинять ей лишних страданий.
– Страданий? Да она бы посмеялась над вами. Говорю вам, они с Рено были такой парой, каких разве одна на сотню сыщется.
– Да, кстати, еще один вопрос, – спохватился мосье Отэ. – Мосье Рено посвятил вас в свои планы относительно завещания?
– Да, тут я целиком в курсе: когда мосье Рено составил завещание, я сам отправлял его нотариусу. Могу сообщить вам фамилии его поверенных, и вы ознакомитесь с содержанием этого документа. Завещание хранится у них. Там все просто: половина состояния переходит к мадам Рено в пожизненное пользование, вторая половина – сыну. Разным другим лицам завещаны мелкие суммы. Помнится, мне он оставил тысячу фунтов.
– Когда было написано это завещание?
– Ну, примерно года полтора назад.
– Вы будете очень удивлены, мосье Стонор, но менее чем две недели назад мосье Рено составил новое завещание.
Стонор и впрямь был изумлен.
– Понятия не имел об этом. И каково же оно?
– Все свое огромное состояние он оставил жене. О сыне даже и не упоминается.
Мистер Стонор протяжно свистнул.
– По-моему, довольно жестоко по отношению к парню. Мать, разумеется, обожает его, но в глазах остальных выходит, что мосье Рено не доверял сыну. Конечно, это уязвит самолюбие Жака. Однако такой поворот дела лишний раз доказывает, что я прав: у супругов были прекрасные отношения.
– Возможно, возможно, – сказал мосье Отэ. – Наверное, нам придется кое-что пересмотреть в этом деле. Разумеется, мы телеграфировали в Сантьяго и с минуты на минуту ждем ответа. Думаю, тогда многое прояснится. С другой стороны, если подтвердится факт шантажа, мадам Добрэй придется дать объяснения.
Неожиданно Пуаро тоже включился в разговор.
– Мосье Стонор, а что Мастерс, шофер-англичанин, давно служит у мосье Рено?
– Больше года.
– Как вы думаете, он бывал когда-нибудь в Южной Америке?
– Уверен, что нет. Перед тем как перейти к мосье Рено, он много лет служил в Глостершире[50] у моих близких знакомых.
– Вы можете поручиться, что он вне подозрений?
– Безусловно.
Казалось, его ответ несколько разочаровал Пуаро.
Тем временем следователь вызвал Маршо.
– Передайте поклон мадам Рено и скажите, что я прошу уделить мне несколько минут. Пусть она не утруждает себя. Я поднимусь наверх и подожду ее там.
Маршо взял под козырек и вышел.
А несколько минут спустя дверь отворилась, и, к нашему удивлению, мадам Рено, мертвенно-бледная, в глубоком трауре, предстала перед нами.
Мосье Отэ подвинул ей кресло, бурно выражая огорчение по поводу того, что мадам потревожила себя, спустившись вниз. Мадам Рено улыбкой поблагодарила его. Стонор в порыве сочувствия обеими руками сжал ее руку. Что-либо вымолвить он, видимо, просто не мог. Мадам Рено обратилась к мосье Отэ:
– Вы хотели о чем-то меня спросить?
– С вашего разрешения, мадам. Насколько мне известно, ваш муж по рождению был канадский француз. Не могли бы вы рассказать, как прошла его юность, какое он получил воспитание, где учился?
Она покачала головой.
– Мой муж был очень сдержан и никогда не рассказывал о себе, мосье. Родился он где-то на Северо-Западе; детство, по-моему, у него было тяжелое и несчастливое, и он старался не вспоминать о тех временах. Мы были счастливы настоящим, и у нас было будущее.
– Не было ли у него в прошлом какой-нибудь тайны?
Мадам Рено улыбнулась и покачала головой.
