«О господи, мои нервы ни к черту!» — пробормотал Макферлейн, проснувшись на следующее утро. Он припомнил все происшествия минувшего вечера: автомобиль; спуск к гостинице; неожиданный туман, из-за которого чуть не потерял дорогу, сознавая, что опасное болото совсем рядом. Потом угольное ведерко, упавшее с окна, и тяжелый запах гари ночью от тлеющего на ковре уголька. Ничего особенного! Вовсе ничего особенного, если бы не ее слова и не эта глубокая непонятная внутренняя убежденность, что она знала…
С внезапной энергией он отбросил одеяло. Прежде всего ему надо пойти и увидеть ее! И он избавится от наваждения.
Избавится… если… дойдет. Господи, ну что за глупость!
Он едва притронулся к завтраку. И в десять утра уже поднимался по дороге. В десять тридцать его рука нажимала кнопку звонка. Теперь, и только теперь, он позволил себе вздохнуть с облегчением.
— Миссис Хаворт дома?
Дверь ему открыла все та же пожилая женщина.
Неузнаваемым было только ее лицо. Изменившееся от горя лицо.
— Ах, сэр! Ах, сэр, вы разве не слышали?!
— Не слышал чего?
— Миссис Элистер, наша козочка… Это все тоник. Каждый раз на ночь она пила его. Бедный капитан вне себя от горя, он чуть не сошел с ума. Он перепутал бутылки на полке в темноте… Послали за доктором, но было поздно…
И Макферлейн тут же вспомнил слова: «Я всегда чувствовала, что над ним тяготеет злой рок. Мне хотелось спасти его… если кто-то вообще может…» Да, но разве можно обмануть судьбу! Странная ирония — трагедия пришла оттуда, откуда, казалось, ждали спасения…
Старая служанка продолжала:
— Моя милая козочка! Такая добрая и ласковая, и вечно она за все переживала. Не могла спокойно видеть, что кто-то страдает. — Потом помолчала и добавила: — Вы подниметесь наверх взглянуть на нее, сэр? По тому, как она говорила, я поняла, что вы давно ее знаете… Она сказала — очень давно…
Макферлейн поднялся вслед за женщиной по лестнице, через гостиную, где еще вчера раздавался поющий голос, в другую комнату с цветными верхними стеклами в окнах. Красный отсвет витража падал на голову лежащей… Цыганка с красным платком на голове… «Чушь какая, опять разыгрались нервы!»
Он долго смотрел на Элистер Хаворт, в последний раз.
— Сэр, вас спрашивает какая-то леди.
— Что? — Макферлейн отрешенно взглянул на хозяйку гостиницы. — О, простите, миссис Роуз, мне почудились призраки.
— Только почудились, сэр? Я знаю, на болоте с наступлением сумерек можно увидеть диковинные вещи. Там и дама в белом, и чертов кузнец, и моряк с цыганкой…
— Как вы сказали? Моряк с цыганкой?
— Так говорят, сэр. Эту историю рассказывали еще в дни моей юности. Они любили друг друга много лет назад… Но уж давненько их здесь не видели.
— Не видели? Хотелось бы знать, появятся ли они вообще когда-нибудь теперь…
— О боже, о чем вы говорите, сэр! Да, а как же с молодой леди?
— Какой молодой леди?
— Да той, что ждет вас. Она в гостиной. Представилась как мисс Лоэс.
— О!
Рэчел! Его охватило странное чувство мгновенной судорожной смены пространства. Будто до этого он глядел в другой мир! Он забыл о Рэчел, принадлежавшей только этой жизни… И снова — эта удивительная смена пространства и возвращение в мир привычных трех измерений.
Он распахнул дверь гостиной. Рэчел с ее честными карими глазами! И внезапно, как это бывает у только что проснувшегося человека, его охватила теплая волна радости, радости реального мира. Он был жив, жив! «Вот она, эта настоящая жизнь! Только одна — эта», — подумал он.
— Рэчел! — произнес Макферлейн, и наклонившись, поцеловал ее в губы.
Вне всяких сомнений, это был старый дом. И вообще, от всей площади, где он стоял, веяло той назидательной величественной старостью, которая столь характерна для городов со своей епархией. Но дом номер 19 производил впечатление старейшины среди старцев. Он отличался поистине патриархальной внушительностью, возвышаясь серой громадой над остальными — самый надменный и самый холодный среди этих угрюмых особняков. Суровый и неприступный, с печатью того особого запустения, присущего домам, в которых подолгу не жили, он напоминал господина в окружении своих вассалов.
В любом другом городе его бы непременно нарекли «обителью призраков», но жители Вейминстера очень уж не жаловали привидений, делая исключение разве что для предков графских семейств. Так что дом номер 19 никогда не входил в реестр «домов с привидениями». Тем не менее уже не один год на нем висела табличка: «Сдается внаем; продается».
Миссис Ланкастер с одобрением оглядела дом. Разговорчивый агент по продаже недвижимости, с которым она приехала, был в отличном настроении, предвкушая, как он наконец-то сбагрит «номер 19». Он вставил ключ в замок, не прекращая нахваливать товар.
— Как долго дом оставался пустым? — осведомилась миссис Ланкастер, довольно бесцеремонно оборвав его излияния.
Мистер Рэддиш (из фирмы «Рэддиш и Фолпоу») несколько смутился.
— И.., э.., некоторое время, — промямлил он осторожно.
— Так я и предполагала, — сухо проговорила миссис Ланкастер.
Тускло освещенный холл был пронизан прямо-таки могильным холодом. Женщина более впечатлительная почувствовала бы трепет, но только не энергичная и практичная миссис Ланкастер. Она была высокого роста, с темно-каштановыми, чуть тронутыми сединой волосами и холодными голубыми глазами.
Она обошла весь дом — от чердака до подвала — время от времени задавая каверзные вопросы. Завершив осмотр, миссис Ланкастер и ее провожатый вернулись в большую гостиную, окна которой выходили на площадь. Она пытливо посмотрела на агента.
— Так что все-таки с этим домом?
Мистер Рэддиш был застигнут врасплох.
— Без мебели дом всегда выглядит несколько мрачноватым, — попытался выкрутиться он.
— Чепуха, — отрезала миссис Ланкастер. — И все-таки, почему такая смехотворная цена — за целый особняк! Должны же быть какие-то причины… Видимо, тут обитают призраки.
Мистер Рэддиш нервно повел головой, но ничего не сказал. Миссис Ланкастер снова пытливо на него посмотрела.
— Естественно, все это чушь. Лично я не верю во все эти привидения и прочую нечисть, но вот что касается слуг.., все они такие трусливые и суеверные. Я настоятельно прошу вас сообщить мне, что за существо сюда является.
— И.., э.., я действительно не знаю.
— Но вы обязаны знать, — сказала его клиентка. — Я не могу арендовать этот дом, как следует обо всем не разузнав. Что здесь произошло? Убийство?
— О нет! — воскликнул мистер Рэддиш, потрясенный самой мыслью о чем-либо подобном в столь респектабельном месте. — Это.., это всего лишь ребенок.
— Ребенок?
— Да.
— Я только в общих чертах знаю эту историю, — продолжал он неохотно. — Конечно, существуют различные версии… Лично я слышал, что лет тридцать назад дом купил некий мистер Уильяме. Он не держал прислугу и редко выходил на улицу. Друзей у него тоже не было, и поэтому о нем практически ничего нельзя было узнать. У него имелся ребенок — маленький мальчик. Прожив здесь два месяца, мистер Уильяме отправился в Лондон, и там он сразу попал под пристальное внимание полиции. Совершил ли он какое-то преступление — не знаю. Но, видимо, дело было настолько серьезным, что он предпочел застрелиться. Таким образом сын его остался один. У него был какой-то запас пищи. Так день за днем мальчик ждал возвращения отца. Должно быть, тот строго-настрого запретил ему выходить из дома и с кем-либо общаться. Малыш был весьма болезненным и робким и даже не помышлял о том, чтобы ослушаться отцовского приказа.
Мистер Рэддиш сделал паузу.
— И.., э.., ребенок умер от голода, — заключил он таким тоном, будто речь шла всего лишь о перемене погоды.
— И его призрак теперь разгуливает по дому? — спросила миссис Ланкастер.
— Нет-нет, — поспешил успокоить ее мистер Рэддиш. — Никогда его не видел. Говорят только, что… Сомнительно, конечно, но горожане уверяют, будто из дома доносится иногда плач — детский плач…
Миссис Ланкастер, выслушав его, двинулась к выходу.
— Мне здесь очень понравилось, — сказала она. — Ничего лучшего за такую цену я не найду. Я еще раз все обдумаю и сообщу вам о своем решении.
— Он действительно выглядит очень приветливым, верно, папа?
Миссис Ланкастер с явным удовольствием осматривала свои новые владения. Яркие коврики, тщательно отполированная мебель и множество нарядных безделушек совершенно преобразили мрачные комнаты.
Миссис Ланкастер обращалась к сухощавому, чуть сгорбленному старику с утонченным отрешенным лицом. Мечтательно-рассеянный мистер Уинберн совсем не был похож на свою рассудительную и на редкость практичную дочь.
