— Элен! Мне нужно съездить в Лондон после обеда. Возможно, вернусь поздно вечером сегодня, но если задержусь, не беспокойся. У меня есть ключи.
— Оо! — В тот момент она не хотела рисковать, выражая свои мысли яснее.
— Вода в ванной теплая?
— Ага!
— Подождешь с омлетом, пока я искупнусь по-быстрому?
Она подождала, пока он вошел в ванную. Подождала, пока не услышала шум текущей воды, даже подождала еще пару минут на всякий случай, после чего легко и тихо ступила на дорожку и, почти трясясь от напряжения, нажала на ручку передней левой дверцы темносинего «БМВ». Она была не заперта.
Через два часа после того, как мистер Джон Смит залег в свою ванную в Рединге, Филлипа Палмер лежала и глядела в потолок спальни в своей со вкусом декорированной и недавно обставленной мебелью квартире на втором этаже в Чизвике. Она заприметила мужчину, который сейчас лежал рядом с ней, в 12:30 в баре отеля «Экзекьютив» недалеко от Парк-Лейн. Он был высок, одет в темный костюм, с преждевременными залысинами, вероятно чуть старше сорока лет. Для Филлипы он был человеком, который мог оплатить ее услуги, хотя никогда нельзя быть уверенной заранее в таких вещах. Экстравагантные цены в этом отеле (который был любимым местом охоты Филлипы) были почти всегда связаны с организацией бизнеса и не имели прямой связи с клиентурой отеля (преимущественно мужской).
Она сидела у стойки бара, скрестив ноги в прозрачных чулках, в короткой юбке с разрезом. Она услышала «Привет», сказанное приятным голосом; приняла его предложение что-нибудь выпить — джин с тоником; после, не теряя времени, спросила его, не хочет ли он «пошалить» — по опыту зная, что этот термин весьма эффективен и привлекает большинство мужчин. Он заколебался, и она прижалась к нему, по его телу прошел чувственный трепет, когда она погладила рукой с темнокрасными ногтями его бедро. Цена, время и место были оговорены с быстротой, неизвестной другим видам переговоров, и вот теперь — лежала — знакомая история! — в собственной комнате, в собственной постели и с едва скрываемой досадой ждала, когда истекут оговоренные два часа (по 60 фунтов за час). Она с самого начала оценила его верно: человек с пассивными и даже вуайеристскими наклонностями, чего никак не ожидаешь от того, кто ступил на путь прелюбодеяния. За прошедшие два часа они дважды механически занимались любовью, что не заняло и нескольких минут, а Филлипа была этим почти довольна. Он собирался после «минутного отдыха», как он выразился, попытаться еще раз реализовать свою накопленную сексуальную энергию. Но, к счастью (с точки зрения Филлипы), минутный отдых перешел в дремоту с похрапыванием.
Телефон прозвонил в первый раз в 14:30. Настойчивый звонок сильно обеспокоил мужчину, который был раздет, но она ему сказала, что звонит сестра, и он вроде бы поверил и успокоился. Он спросил ее, не оденет ли она пижаму пока они в постели — просьба знакомая ей, поскольку большинство клиентов предпочитали полураздетость, а не полную обнаженку. Она знала также, что медленное расстегивание пуговиц на платье со спины мучительное и более эротичное переживание, чем простое одевание ночной рубашки через голову или спускание ее по бедрам.
Было 15:15, когда телефон зазвонил снова, и Филлипа склонилась к трубке, при этом почувствовала на себе жадный взгляд мужчины.
— Миссис Палмер? Миссис Филлипа Палмер? — Голос звучал сильно и ясно, и она знала, что мужчина возле нее все слышит.
— Даа.
— Это сержант Льюис, из полиции в Темз-Вэлли. Я бы хотел поговорить с вами о…
— Видите ли, сержант. Можете перезвонить мне через десять минут? Я только что искупалась…
— Хорошо. Вы ведь будете там, миссис Палмер?
— Разумеется! Почему же мне не быть?
Мужчина седел на краю постели и натягивал носки, видимо встревоженный словами «сержант Льюис», и Филлипа почувствовала облегчение от того, что денежные вопросы были решены до начала сеанса. Филлипа редко видела человека, который одевался бы так быстро, и была довольна, что он простился и ушел, не мешкая, хотя и был, вероятно, неплохим человеком. Его нижнее белье было самым чистым из того, что она видела за последние недели, а кроме того, он не вспоминал о жене, если таковая вообще имелась.
Когда телефон вновь зазвонил через десять минут, голос на другом конце был иным: интересным и воспитанным, он ей понравился, и он представился как главный инспектор Морс.
Морс считал, что будет разумнее, если именно он (а не Льюис) поедет и допросит женщину, которую они, наконец, нашли на другом конце телефонной линии в Чизвике. Он оценил готовность Льюиса поехать, но подчеркнул важность того, что кто-то (Льюис) должен остаться в отеле и «быть на стреме». Льюис, который слышал подобные доводы сотни раз, усмехнулся про себя, и повез Морса на вокзал Оксфорда, чтобы успеть на поезд в 16:34 до Паддингтона.
Шестнадцатая глава
Четверг, 2го января после полудня
Возвращаясь с Оксфордского вокзала, Льюис чуть не соблазнился мыслью закончить рабочий день пораньше и вернуться домой. Он был на ногах с 5 часов утра, а сейчас уже без малого 17:00. Это было слишком для любого. Но он не исполнил свое намерение, и это решение стало ключевым при поиске ответа на загадку Пристройки 3.
Он решил перед возвращением домой осмотреть в последний раз комнаты в пристройке и с этой целью вышел из Оперативного штаба через главный вход (ограждение между главным входом в пристройку и четырьмя используемыми комнатами не было убрано). Потом прошел наискосок к уже знакомому боковому входу, у которого все еще стоял на посту полицейский в форме.
— Открыто, сержант, — услышал Льюис, пока копался в многочисленных ключах.
— Останетесь до семи, а потом можете идти, — сказал Льюис. — Я только гляну еще разок.
Льюис прежде всего по-быстрому осмотрел единственный номер, на который до сих пор никто не обращал внимания, Пристройка 4, и в ней сделал одно открытие — увы, совершенно бесполезное. На верхней полке встроенного гардероба он нашел глянцевый журнал, изобилующий вульгарными порнографическими снимками, сопровождаемые краткими пояснениями на языке, который Льюис определил как скандинавский (из-за многочисленных букв «и»). Если бы Морс был здесь (Льюис в этом уверен), он уселся бы на ближайшую постель и подробно просмотрел бы журнал. Льюиса всегда удивляло как такой разумный и чувствительный человек как Морс, может вести себя в тоже время таким бесподобно грубым образом. И все же он знал, что ничто и никогда вероятно не изменит меланхоличного и равнодушного Морса. Льюис оставил журнал на той же полке, решив, что шефу лучше не знать о нем.
В самой Пристройке 3 было так много следов от мела, так много покрытых порошком поверхностей, а мебель так переставлена, что было невозможно рассчитывать найти какую-либо улику, не замеченную ранее. Льюис погасил свет и закрыл дверь на ключ.
В Пристройке 1, комнате Палмеров, Льюис не нашел ничего, что пропустил бы при предыдущем осмотре; прежде, чем погасить лампы и закрыть дверь за собой, он остановился всего на момент у окна, разглядывая собственную тень в продолговатом желтом свете, протянувшуюся по снегу. Оставалась последняя комната, в которой жили Смиты, и тогда действительно закончится этот длинный, предлинный день.
В Пристройке 2 он не нашел ничего особенно важного. Льюис знал, что Морс уже осмотрел здесь все с педантичным вниманием. Во всяком случае, у Морса было творческое воображение, с которым Льюис не мог тягаться, и в прошлом случались вещи — такие странно неуловимые вещи — которые Льюис пропускал, а Морс находил почти мимоходом. Но все же, не будет особого вреда, если он бросит последний взгляд, прежде чем будет дано разрешение Биньону продолжать использовать эти комнаты в гостиничной деятельности.
Пять минут спустя Льюис сделал волнующее открытие.
Сара Джонстон видела отъезд Льюиса незадолго до 18:00, когда он развернул машину перед пристройкой, а по стенам и потолку ее неосвещенной комнаты заметались желтые отблески фар. Потом вновь опустился зимний мрак. Она никогда ничего не имела против темноты; даже когда была маленькой девочкой, всегда предпочитала закрытые двери спальни и погашенные лампы. И сейчас, поглядывая наружу, она была довольна, что уже стемнело. У нее все еще побаливала голова; она опустила в стакан с водой две таблетки растворимого аспирина и покачивала его, ожидая пока лекарство растворится. Мистер Биньон попросил ее остаться еще на одну ночь, и, при сложившихся обстоятельствах, было бы не любезно с ее стороны не согласиться.
Погода была странно непоследовательна: после сильных ветров и снегопада, сегодняшняя ночь была спокойной, огни в пристройке погашены, включая и лампы в большой комнате сзади пристройки, которой пользовались Морс и Льюис. Пресса, полиция, зеваки — все вроде бы разошлись. Разъехались и новогодние гости, все вернулись по домам — все за исключением одного, того, кто уже никогда не увидит своего дома. Единственными следами, напоминающими о празднике, были украшенные лентами веревки, которые опоясывали пристройку, а также единственный полицейский в фуражке с черно-белыми клетками. Дыхание его замерзало на морозе, время от времени он притоптывал ногами и все плотнее закутывался в пальто. Она подумала, что надо бы предложить ему что-нибудь, когда услышала, как Мэнди точно под ее окном спрашивает его, не хочет ли он чашку чая.
