— Но вы рассказывали мне о мистере Харпере, — перебил его Маллет.
— Да-да, именно. Вчера, например, сюда пришел ваш сержант Франт и попросил дать ему посмотреть договор об аренде, подписанный мистером Джеймсом. Так вот, мистер Харпер не смог его найти! Представляете? Не смог. Говорит, что положил его куда-то, но мы все перерыли, а так и не нашли. Вот это я и называю «горько», инспектор.
— Раз уж мы коснулись этой темы, — сказал Маллет, — у вас вообще есть какие-нибудь письма или документы, подписанные мистером Джеймсом?
— Ни одного, — ответил Браун. — Помимо договора об аренде, был только чек. Мистер Харпер лично взял его, внес им оплату.
— Но мистер Джеймс вернул вам ключи по почте, не так ли? Не прилагалось ли к ним письма?
— Сейчас спрошу мистера Льюиса, — откликнулся Браун.
Из соседнего помещения был вызван Льюис, и ему задали тот же самый вопрос.
— Да, к ключам прилагалось письмо, — ответил он. — Я помню, как Харпер говорил мне об этом.
— Тогда не подшили ли его в обычном порядке? — предположил Браун.
— Конечно, так следовало поступить, — проговорил Льюис, явно довольный тем, что он может свести счеты со своим товарищем по работе. — Но этого не было сделано. Я сам искал это письмо, а когда спросил о нем Харпера, он сказал, что не придал ему значения и выбросил.
Мистер Браун в отчаянии всплеснул руками.
— Ну вот, сами видите! — воскликнул он. — В этом он весь! И что прикажете делать с таким человеком? Он вроде бы влюблен, инспектор, — не то помолвлен, не то еще что-то, но это ведь не оправдание для подобных вещей.
— Полностью с вами согласен, — кивнул Маллет. — Всего хорошего, мистер Браун, и дайте мне знать, если позднее прибудет мистер Харпер.
На обратном пути в Скотленд-Ярд Маллету было над чем поразмыслить. Оставалось только диву даваться, насколько Джеймс преуспел в заметании своих следов. Внешне вроде бы ничто не могло быть более открытым, даже нарочитым, чем его действия: открыл счет в банке, нанял дом с обстановкой и слугу, взял билет до Парижа через агентство — налицо ряд действий, за которыми должен тянуться шлейф улик, позволяющих установить его личность или, по крайней мере, добыть его почерк. А между тем не было ничего или почти ничего, если только второй визит Франта в банк не окажется более плодотворным, чем первый. Оказалось невозможным даже отыскать кого-то, кто когда-либо разговаривал бы с ним, за исключением Крэбтри и Харпера. Инспектор нахмурился. Но с чего это Харпер проявил такую вопиющую небрежность в отношении договора о найме жилья и письма? Маллету нелегко было поверить, что этот хорошо воспитанный, симпатичный молодой человек мог приложить руку к безжалостному преступлению, но если это всего лишь совпадение, то оно на редкость неудачное: Харпер — единственный человек, у которого была возможность предоставить ценные вещественные доказательства, — сознательно или нет их уничтожил.
Итак, подумал Маллет, Джеймс в Париже, это не вызывает особых сомнений. Вероятно, французская полиция сумеет его разыскать. Но у них мало исходных данных, нет даже толкового описания этого человека. Казалось, никто не заметил в нем ничего, что бросалось бы в глаза, за исключением бороды, а ее легко сбрить. Где-то в Лондоне должны быть люди, которые могут рассказать о нем больше. Где-то должны быть улики, которые свяжут его с Баллантайном и объяснят, как получилось, что Баллантайн пошел навстречу своей смерти в этой тихой маленькой кенсингтонской заводи. Все указывало на то, что это тщательно подготовленное преступление, а его нельзя было провернуть, не оставив никаких следов. Они, конечно, есть, и не кому иному, как ему, Маллету, предстоит их найти. Он подкрутил кверху свои усы и посмотрел так свирепо, что дама, сидевшая напротив него в поезде, бегло глянув на него поверх журнала, нервно вздрогнула.
На своем письменном столе в Скотленд-Ярде он обнаружил телеграмму из парижского управления Сюрте. В переводе она гласила:
«Следы пребывания Джеймса обнаружены в отеле „Дюплесси“. Розыск продолжается. Подробности письмом».
— Ох уж эти французы с их проклятой экономией, — проворчал Маллет. Теперь нам придется ждать подробностей до завтра.
Вошел сержант Франт. Он выглядел несколько взволнованным.
— Я добыл то, что вам нужно, сэр, — сообщил сержант.
— И что же это?
Франт положил перед ним письмо. Оно было отпечатано на бланке «Лондон энд империал эстейтс компани ЛТД» и адресовано управляющему филиалом «Сазерн банк». В нем говорилось:
«13 октября, 19…
Глубокоуважаемый сэр!
Настоящим рекомендуем мистера Колина Джеймса, джентльмена, хорошо нам известного. Уверены, что вы окажете ему все посильные для вас услуги.
С совершенным почтением,
Генри Гейвстон,
директор „ЛОНДОН & ИМПЕРИАЛ ЭСТЕЙТС КОМПАНИ ЛТД“.»
— Гейвстон! — воскликнул Маллет. — Подумать только! Лорд Генри Гейвстон!
— Ну что же, даже у лордов порой заводятся странные друзья, — заметил Франт. — Но это то, что нам нужно, не так ли? Вот связь между Джеймсом и Баллантайном.
— Да, и совсем не та, что мы ожидали, — ответил инспектор. — Вы связались с ним?
— Лорда нет в городе, как сообщил мне его камердинер, — ответил Франт. Он не пожелал или не смог сообщить адрес.
— Вряд ли нам стоит беспокоиться по этому поводу, — заметил Маллет. Такой человек, как лорд Генри, не станет долго прятаться. Но мы должны побеседовать с ним, и чем раньше, тем лучше!
Испытывая большое облегчение, инспектор, продолжая сидеть за письменным столом, принялся насвистывать какой-то мотивчик. Наконец-то дело сдвинулось с места!
Четверг, 19 ноября
Письмо из Парижа оказалось в руках Маллета на следующее утро. Читая письмо вслух, он одновременно переводил его для Франта.
«Автор уведомляет о получении запроса от своего уважаемого коллеги и в ответ спешит довести до его сведения следующее. По получении вышеупомянутого запроса он, нижеподписавшийся, немедленно лично провел расследование в отеле „Дюплесси“, (авеню Мажента, Париж, 9е), где подверг строжайшему расспросу управляющего и персонал отеля. Из бесед с ними и просмотра соответствующей корреспонденции выяснилось, что подозреваемый Джеймс действительно появился в вышеозначенном отеле приблизительно в 5.50 в субботу и поселился в номере, предварительно зарезервированном для него агентством „Брукс“ (номер 323, на третьем этаже, с отдельной ванной, стоимостью 65 франков). Таким образом, предположение английских коллег, что подозреваемый Джеймс переправился на континент по маршруту Нью-Хейвен-Дьепп, полностью подтверждается. К сожалению, по оплошности, возможно неумышленной, но оттого не менее преступной, служащий отеля такой-то не выполнил необходимой формальности, предписанной законом, а именно вышеозначенный Джеймс поднялся в свой номер, не подписав анкеты, которая во Франции специально заведена для надзора за иностранными туристами. За данное нарушение владелец отеля такой-то будет подвергнут суровому преследованию через исправительный трибунал департамента Сены…»
— Что очень справедливо и правильно, — буркнул Маллет, — хотя это не поможет нам увидеть почерк Джеймса. — Он продолжил чтение.
«Как установлено, служащий отеля такой-то подал завтрак в номер вышеозначенного лица в 10.30, после чего тот немедленно спустился вниз и, уладив вопрос со счетом, отбыл пешком, со своим чемоданом. Нижеподписавшийся отдал официальное распоряжение о его задержании, но пока не удалось найти никого соответствующего описанию подозреваемого. Персонал отеля охарактеризовал его как человека серьезного во всех отношениях…»
— Что это означает? — спросил Франт.
— Да просто то, что он не похож на мошенника, — пояснил Маллет, — потому что имеет ярко выраженную британскую наружность и акцент.
«Работники отеля утверждают, что смогли бы опознать его даже без бороды, от которой он, без сомнения, постарался незамедлительно избавиться. Учитывая те меры, которые введены во Франции для контроля за приезжими, маловероятно, что убийца сумеет долго скрываться от правосудия, если только он уже не вернулся в свою страну…»
— Это звучит как довольно сомнительный комплимент в наш адрес, прокомментировал инспектор.
«Нижеподписавшийся с живым интересом ожидает дальнейших подробностей относительно вышеозначенного лица и просит своего коллегу принять уверения в совершеннейшем к нему расположении».
— И это все, — заключил Маллет, положив тонкие листки с машинописным текстом на стол. — Не считая подписи, которая все равно совершенно неразборчива.
