– Как? Вероятно, это проект?
– Нет, – возразил адвокат. – Мистер Леонидис вернул мне первоначальный проект, и я тогда составил завещание – вот это самое, – он постучал по нему пальцем, – и послал ему на подпись. Согласно вашим общим показаниям, он подписал завещание на глазах у всех, и двое свидетелей приложили свои подписи… И тем не менее завещание осталось неподписанным.
– Но это просто невозможно! – воскликнул вдруг Филип Леонидис с непривычным для него воодушевлением.
– Как у вашего отца было со зрением? – спросил Тавернер.
– Он страдал глаукомой. Разумеется, для чтения он надевал очки.
– В тот вечер он был в очках?
– Конечно. И не снимал до тех пор, пока не подписал завещания. Я правильно говорю?
– Абсолютно, – подтвердила Клеменси.
– И никто – все в этом уверены? – никто не подходил к столу до того, как он подписал бумагу?
– Я в этом не уверена, – Магда возвела глаза кверху. – Если бы мне удалось сейчас сосредоточиться и представить себе всю картину…
– Никто не подходил, – твердо сказала София. – Дед сидел за столом и ни разу не вставал.
– Стол стоял там же, где сейчас? Не ближе к двери, или к окну, или к драпировке?
– Там же, где стоит сейчас.
– Я пытаюсь представить себе, каким образом могла произойти подмена, – проговорил Тавернер. – А подмена явно имела место. Мистер Леонидис находился под впечатлением, что подписывает документ, который только что читал вслух.
– А подписи не могли быть стерты? – подал голос Роджер.
– Нет, мистер Леонидис. Следы остались бы. Существует, правда, еще одна вероятность: это не тот документ, который мистер Гейтскил послал мистеру Леонидису и который тот подписал в вашем присутствии.
– Исключено, – запротестовал адвокат. – Я могу поклясться, что это подлинник. Наверху в левом углу имеется маленький изъян – он напоминает, если дать волю воображению, крошечный аэроплан. Я его заметил тогда же.
Члены семьи обменялись непонимающими взглядами.
– Чрезвычайно странное стечение обстоятельств, – проговорил мистер Гейтскил. – Совершенно беспрецедентный в моей практике случай.
– Невероятно, – проговорил Роджер. – Мы все были там. Этого не могло произойти.
Мисс де Хевиленд сухо кашлянула:
– Какой смысл твердить «не могло», когда это произошло. Меня интересует теперешнее положение дел.
Гейтскил немедленно превратился в осторожного стряпчего.
– Теперешнее положение дел нуждается в самой точной оценке. Этот документ, разумеется, аннулирует все прежние завещания. Налицо многочисленные свидетели, видевшие, как мистер Леонидис подписывал то, что с чистой совестью считал своим завещанием. Гм. Крайне интересно. Настоящий юридический казус.
Тавернер взглянул на часы:
– Боюсь, я задержал вас и отвлек от ленча.
– Не разделите ли вы его с нами, старший инспектор? – предложил Филип.
– Благодарю вас, мистер Леонидис, у меня свидание с доктором Греем в Суинли Дин.
Филип повернулся к адвокату:
– А вы, Гейтскил?
– Спасибо, Филип.
Все встали. Я как можно незаметнее подошел к Софии:
– Уйти мне или остаться?
Мой вопрос до смешного походил на название викторианской песни.
– Я думаю – уйти, – отозвалась София.
Я поспешил выскользнуть из комнаты вдогонку за Тавернером. И тут же наткнулся на Жозефину, которая каталась на обтянутой байкой двери, ведущей в хозяйственную часть дома. Она явно пребывала в отличном расположении духа.
– Полицейские – дураки, – заявила она.
Из гостиной вышла София:
– Что ты тут делаешь, Жозефина?
– Помогаю няне.
– Ты, наверное, подслушивала.
Жозефина скорчила гримасу и исчезла.
– Горе, а не ребенок, – заметила София.
Я вошел в кабинет помощника комиссара Скотленд-Ярда в тот момент, когда Тавернер заканчивал свое повествование о постигших его неприятностях.
– И вот извольте. Я всю эту компанию, можно сказать, наизнанку вывернул и что выяснил? Ровным счетом ничего! Ни у кого никаких мотивов. Никто в деньгах не нуждается. А единственная улика, говорящая против жены и ее молодого человека, – то, что он смотрел на нее влюбленным взглядом, когда она наливала ему кофе.
– Ну, будет вам, Тавернер, – сказал я. – У меня есть кое-что получше.
– Ах так? И что же, позвольте спросить, вы такого узнали, мистер Чарльз?
Я сел, закурил сигарету, откинулся на спинку стула и тогда только выложил свои сведения:
– Роджер Леонидис и его жена намеревались удрать за границу в следующий вторник. У Роджера произошло бурное объяснение с отцом в день смерти старика. Старший Леонидис обнаружил какие-то его грехи, и Роджер признал свою вину.
Тавернер побагровел.
– Откуда вы все это, черт побери, выкопали? – загремел он. – Если это идет от слуг…
– Нет, не от слуг, а от частного сыскного агента.
– Кого вы имеете в виду?
– Должен сказать, что, в соответствии с канонами лучших детективов, он, или, вернее, она, или, еще лучше, – оно положило полицию на обе лопатки. Я также подозреваю, – продолжал я, – что у этого агента имеется и еще кое-что про запас.
Тавернер раскрыл было рот и тут же закрыл его. Он хотел задать так много вопросов сразу, что не знал, с чего начать.
– Роджер! – выговорил он наконец. – Так, значит, это Роджер?
Я с некоторой неохотой поделился с ними новостями. Мне нравился Роджер Леонидис. Я вспомнил его уютную комнату – жилье общительного, компанейского человека, его дружелюбие и обаяние, мне претила необходимость пускать по его следу ищеек правосудия. Имелся, конечно, шанс, что вся полученная от Жозефины информация недостоверна, но, по правде говоря, я так не думал.
– Значит, все идет от девчушки? – спросил Тавернер. – Это дитятко, кажется, подмечает все, что творится в доме.
– Обычная история с детьми, – небрежно проронил отец.
Преподнесенные мною сведения, если считать их верными, изменили наш взгляд на ситуацию. В том случае, если Роджер, как с уверенностью утверждала Жозефина, «прикарманил» средства фирмы, а старик про это прознал, стало жизненно необходимо заставить замолчать старого Леонидиса, а потом покинуть Англию до того, как правда выплывет наружу. Возможно, Роджер какими-то махинациями дал повод к уголовному преследованию.
С общего согласия было решено безотлагательно навести справки о делах ресторанной фирмы.
– Если факты подтвердятся, – заметил мой отец, – их ждет мощный крах. Концерн огромный, речь идет о миллионах.
– И если финансы у них не в порядке, мы получим то, что нужно, – добавил Тавернер. – Скажем так. Отец вызывает к себе Роджера. Роджер не выдерживает и признается. Бренда Леонидис как раз ушла в кино. Роджеру надо только, выйдя из комнаты отца, зайти в ванную, вылить из пузырька инсулин и налить туда крепкий раствор эзерина – больше ничего. А могла и его жена это сделать. Вернувшись в тот день домой, она пошла в другое крыло дома якобы за трубкой, забытой там Роджером. На самом же деле она вполне могла успеть произвести подмену до возвращения Бренды из кино. И сделать это быстро и хладнокровно.
Я кивнул:
– Да, именно она мне видится главным действующим лицом. Хладнокровия ей не занимать. Не похоже, чтобы Роджер Леонидис выбрал яд как средство убийства – этот фокус с инсулином наводит на мысль о женщине.
– Мужчин-отравителей было сколько угодно, – коротко возразил отец.
– Как же, сэр, – ответил Тавернер. – Уж я-то это знаю, – с жаром добавил он. – И все равно Роджер человек не того типа.
– Причард, – напомнил отец, – тоже был очень общительный.
– Ну, скажем так: муж и жена оба замешаны.
– С леди Макбет в главной роли, – заметил старик. – Как она тебе, Чарльз, похожа?
Я представил себе тонкую изящную фигуру в аскетически пустой комнате.
– Не вполне, – ответил я. – Леди Макбет по сути своей хищница. Чего не скажешь о Клеменси Леонидис. Ей не нужны никакие блага мира сего.
– Но зато ее может серьезно волновать безопасность мужа.
– Это верно… И она, безусловно, способна… способна на жестокость.
«Разного типа жестокость», – так сказала София.
Я заметил, что старик внимательно за мной наблюдает.
– Что у тебя на уме, Чарльз?
Но тогда я ему еще ничего не сказал.
Отец вызвал меня на следующий день, и, приехав в Скотленд-Ярд, я застал его беседующим с Тавернером. Вид у Тавернера был явно довольный и слегка возбужденный.
– Фирма ресторанных услуг на мели, – сообщил мне отец.
– Вот-вот рухнет, – подтвердил Тавернер.
– Я видел, что акции вчера вечером резко упали, – сказал я. – Но сегодня утром они, кажется, опять поднялись.
– Нам пришлось действовать очень деликатно, – пояснил Тавернер. – Никаких прямых расспросов. Ничего, что могло бы вызвать панику или спугнуть нашего затаившегося подопечного. У нас есть свои источники информации, и мы получили вполне определенные сведения. Фирма на грани банкротства. Она не способна справиться со своими обязательствами. И причина в том, что вот уже несколько лет ею управляют из рук вон плохо.
