Морт Эванс выхватил талон у Минервы, просмотрел его и сказал:
– Ну и ну! Общий километраж к моменту сдачи машины как раз равняется расстоянию от аэропорта до «Роудсайд-мотеля» в Вальехо.
Фишер весь съежился, он обводил всех присутствующих затравленным взглядом. Последние слова Минервы совершенно выбили почву у него из-под ног.
Морт Эванс повернулся к нему.
– Ладно, Фишер, – сказал он. – Выкладывай все. Ты поехал в мотель, зашел в номер к Кэдотту, вы поссорились, и ты его убил. Ну, давай, давай, говори.
– Я не убивал его, говорю вам, не убивал. – Фишер чуть не плакал.
– Черта с два! – Эванс вскочил со своего места. – Сейчас у нас достаточно фактов, чтобы арестовать тебя. Ты уже стоишь одной ногой в газовой камере. Говори правду. Может быть, есть смягчающие обстоятельства. Что произошло между вами? Он задирал тебя и ты застрелил его?
– Нет, я не стрелял в него.
– Ладно, продолжай отмалчиваться, – пригрозил Эванс, – и мы позаботимся, чтобы тебя привязали к креслу в газовой камере. Потом тебя предупредят, чтобы ты прислушивался к стуку железной крышки на сосуде с таблетками и к их шипенью, потом тебе нужно будет сосчитать до десяти и сделать глубокий вдох. Как тебе это понравится?
По лицу Фишера было видно, что ему это совершенно не нравится.
– Ты признаешь, что нанял машину и поехал в «Роудсайд-мотель»? – опять навалился на несчастного Эванс.
– Он никогда не признает ничего подобного, – заявил я громко.
Детектив метнул в меня злобный взгляд.
– Советую тебе не совать нос в чужое дело, – грубо зарычал он.
Я понимал, что необходимо отвлечь огонь от Фишера. Я терпеть не могу быть мальчиком для битья, но ведь, в конце концов, этот парень – мой клиент.
– Черта с два это не мое дело! – в свою очередь заорал я. – Я представляю интересы Баркли Фишера. Вы не можете пришить ему обвинение в убийстве. Он имеет право посоветоваться с адвокатом. Фишер, держитесь спокойно, не отвечайте ни на один вопрос.
Эванс уже был на ногах. Он оказался проворнее и сильнее, чем я думал. Один удар в челюсть, и перед глазами у меня все поплыло. Я попытался ответить, но получил еще удар, споткнулся о кресло и упал на пол.
Я увидел, как Эванс склонился надо мной. Его рука тянулась к вороту моей рубашки. Я не мог противиться искушению: поднял ногу, прицелился каблуком в подбородок Эванса и резко выпрямил ее. Эванс отлетел к стене и зашатался. Я встал на четвереньки.
– Фишер, возьмите адвоката, – почти умолял я. – Не говорите ни слова. Не отвечайте ни на один вопрос. Возьмите адвоката…
Разъярившийся Эванс налетел на меня, опрокинул на спину и залепил – то ли ногой, то ли кулаком – под дых. Я испугался, что меня сейчас размажут по полу. Огни перед глазами слились в один круг. Кто-то открыл дверь квартиры, и я вылетел головой вперед в коридор. Дверь за мной захлопнули, и я услышал звук задвигаемого засова.
Баркли Фишер остался лицом к лицу с неистовым Мортимером Эвансом. Кроме того, там осталась моя шляпа. Я надеялся, что Эвансу не придет в голову заглянуть за ее подкладку.
Я посидел несколько минут на полу в коридоре, пытаясь восстановить дыхание и ожидая, когда окружающий мир перестанет вращаться вокруг меня.
Наконец я смог встать на ноги. Только стремление Эванса продолжать допрос Баркли Фишера спасло меня от жестокой трепки.
Я понимал, что бесполезно рваться обратно в квартиру. Возможно, у Фишера хватит ума последовать моему совету – держать рот на замке и вызвать адвоката.
Я вышел на улицу, вернулся на такси в отель и поднялся в свою комнату.
Не вызывали сомнения два обстоятельства. Первое – Баркли Фишер попал в дьявольскую переделку. Второе – у меня самого весьма серьезные неприятности. Стоит Мортимеру Эвансу заглянуть за подкладку моей шляпы, найти квитанцию на портфель, оставленный мною в Рино, вынуть оттуда дневник Джорджа Кэдотта – и я погиб.
Пока я придумывал выход из этой ситуации, зазвонил телефон. Это была Берта Кул.
– Хэлло, – сказала она. – Как дела?
– Идут, – ответил я.
– Минерва приехала?
– Да.
– Ну и что?
– С Минервой все в порядке, – сказал я. – Но выяснилось, что вчера сюда приезжал Баркли Фишер. Он тайком нанял машину и отправился в «Роудсайд-мотель», где позже был найден труп Кэдотта. Он лгал жене, лгал полиции, а теперь арестован по обвинению в убийстве первой степени.
– А ты? – после короткой паузы спросила Берта.
– Если полиция раздобудет некоторые улики, что она вполне в силах сделать, – сказал я, – то меня сочтут сообщником и, вероятно, отберут мою лицензию.
– Поджарьте меня вместо устрицы! – завопила Берта. – Тебе придется как следует поработать головой, Лэм, и найти выход из положения. Я вылетаю в Сан-Франциско. Жди меня.
– Чего ты от меня хочешь? – устало спросил я. – В любую минуту я могу оказаться в тюрьме. Так что если меня не будет в отеле, ты знаешь, где искать.
Но Берта не стала выслушивать мои тоскливые излияния, а хлопнула трубкой о рычаг.
Я сидел в номере около четверти часа, пытаясь сложить вместе кусочки чудовищной головоломки.
Если Джорджа Кэдотта убил Баркли Фишер, то я не хочу быть втянутым в это дело. Если он не убивал Кэдотта, то ему нужно помочь. Тем более что он наш клиент, он заплатил нам деньги и собирался заплатить еще.
Но подо мной был тонкий лед. Стоит полиции узнать о дневнике и о ключах, подобранных мной в номере мотеля, она смешает меня с грязью, от которой мне никогда не отмыться. Следовательно, я должен позаботиться, чтобы она об этом не узнала.
Эванс неплохо поработал надо мной. Каждое движение отдавалось дикой болью в боку. Я осторожно ощупал себя, чтобы понять, не сломано ли ребро. Но сказать что-либо с уверенностью было трудно. У меня дико ныла челюсть, но я знал, что она не сломана.
Я с трудом поднялся с кресла. Только через несколько минут удалось заставить мышцы повиноваться.
Взяв такси, я поехал на Маркет-стрит, где находилось множество дешевых магазинов и мастерских. В одной из них стояла машина для изготовления ключей-дубликатов. Я купил несколько заготовок и приступил к работе. Сначала сделал два дубликата с ключей от квартиры Кэдотта, потом начал изготовлять такие ключи, какие мне приходили в голову. Это было довольно забавно: из заготовки получался ключ, который, по-моему, не подошел бы ни к одной двери в мире. Настоящая творческая работа вроде сочинения музыки или занятия живописью.
Сделав таким образом с десяток ключей, я пошел в галантерею и купил пару кожаных футляров. В каждый футляр вложил по одному дубликату ключа от квартиры Кэдотта, а остальное дополнил образчиками своего творчества. Затем я повалял футляры в пыли на тротуаре, наступил на них несколько раз, вытер и сунул в карман. После этого отправился в отель.
Портье сказал, что мне звонила какая-то женщина и обещала перезвонить через четверть часа. Я поднялся к себе в номер, намочил полотенце в горячей воде, приложил его к ломившей челюсти и стал ждать.
Наконец телефон ожил. Это была Лоис Марлоу.
– Хэлло, Дональд, – сказала она. – Как вы себя чувствуете?
– Паршиво.
– Вы ушли и оставили свою шляпу.
– Точнее говоря, меня вышвырнули, и я оставил свою шляпу.
Она рассмеялась своим приятным грудным смехом.
– Вам не хочется ее забрать? Я сейчас свободна.
– Хочется. Откуда вы звоните. Из дома?
– Господи, конечно, нет! Моя квартира расположена слишком близко к эпицентру событий.
– Что случилось с вашими гостями?
– Ушли в сопровождении полицейского эскорта.
– Шляпа осталась там?
– Нет, она со мной.
– Где вы находитесь?
– Сижу в шикарном ресторане «Золотое руно» в квартале от вашего отеля.
– Я знаю это место.
– Придете? – полюбопытствовала Лоис.
– А что будет? – вопросом на вопрос ответил я.
– Выпьем.
– А потом что?
– Пообедаем.
– А потом?
– Поговорим, – ответила она с загадочным и очень соблазнительным смешком. – Так вы придете?
– Приду, – пообещал я и повесил трубку.
Я сунул один из футляров с дубликатами ключей в карман, а другой завернул в грязное белье и бросил на самое дно чемодана.
Спустившись на лифте вниз, отдал ключ от номера портье и предупредил его, что, возможно, вернусь поздно, на случай, если мне будут звонить.
Это был один из тех маленьких отелей, которых в Сан-Франциско тьма-тьмущая. Там, как правило, лишь изредка останавливаются приезжие, а большинство постояльцев живет в них годами. И потому портье приходится быть одновременно и телефонистом, и консьержем, и управляющим.
Улица круто спускалась под уклон, и, шагая по ней, мне приходилось стискивать зубы, чтобы не застонать от боли в боку.
Лоис Марлоу ждала меня. На ней было то самое открытое темное платье, обрисовывавшее фигуру, в котором я уже видел ее в квартире. Ее улыбка показалась мне очень радушной.
– Хэлло, Дональд, – сказала она. – Я уже стала бояться, что вы не придете.
