— Да, конечно, — заверила его мисс Климпсон. — Мой дорогой отец любил повторять, что я могу выжать из заварочного чайника все, на что он способен. Секрет в том, чтобы постоянно подливать воды и никогда не опустошать его до конца.
— Наследство, — продолжал рассуждать Уимзи. — Что он мог завещать? Думаю, не много. Пожалуй, стоит забежать к издателю Бойза и порасспрашивать его. А может, он сам недавно получил наследство? Это должны знать его отец и кузен. Отец приходской священник — как говорится в одном из романов декана Фаррара,[25] ремеслишко хоть куда, ничего не скажешь. Вид у него и правда довольно потрепанный. Семья, скорее всего, не из богатых. И все же тут никогда не знаешь наверняка. Вдруг Бойзу кто-то завещал состояние за его beaux yeux[26] или оттого, что проникся его литературными трудами? И если так, то кому Бойз мог оставить эти деньги? Вопрос: составил ли он завещание? Хотя защита, конечно, уже рассматривала все эти варианты. Так, я снова впадаю в уныние.
— Возьмите сэндвич, — предложила мисс Климпсон.
— Спасибо, — отозвался Уимзи, — сэндвич или немного сена. Когда тебе дурно, всегда ешь сено. Другого такого средства не сыщешь, как верно заметил Белый Король.[27] Что ж, значит, убийство ради денег можно исключить. Остается шантаж.
Мисс Климпсон, которой в ходе работы в «кошачьем приюте» довелось немало узнать о шантаже, тяжело вздохнула, выражая согласие.
— Что за птица этот Бойз? — задал Уимзи риторический вопрос. — Я о нем ничего не знаю. Может, он был отъявленный мерзавец. Может, он знал о своих друзьях какие-нибудь чудовищные вещи. А почему нет? Возможно, он задумал кого-то разоблачить в следующей своей книге и поэтому его нужно было заставить замолчать любой ценой. Чего уж там, его кузен — юрист. Что, если он присвоил чужую собственность, переданную ему в управление, а Бойз об этом пронюхал и угрожал его выдать? Он ведь жил у Эркарта в доме и запросто мог что-нибудь узнать. Эркарт подсыпает Бойзу в суп мышьяк и… А, вот где неувязка! Подсыпает в суп мышьяк и сам же его потом ест. Да, не сходится. Боюсь, показания Ханны Вестлок эту версию исключают. Придется нам вернуться к таинственному незнакомцу в пабе.
Немного поразмыслив, он продолжил:
— И остается еще, конечно, самоубийство, в которое я вполне готов поверить. Для самоубийства мышьяк — совершенно идиотское средство, не спорю, но ведь такие случаи бывали. К примеру, герцог де Праслен, если только он действительно покончил с собой. Но тогда где же склянка?
— Склянка?
— Должен же был Бойз в чем-то нести мышьяк. Впрочем, он также мог быть завернут в бумагу, если Бойз принял порошок, но это довольно неудобно. Кто-нибудь пытался разыскать склянку или бумажку?
— Но где их искать? — удивилась мисс Климпсон.
— Хороший вопрос. Если их не нашли при Бойзе, тогда они могут быть где угодно на Даути-стрит — вот и попробуйте отыскать бумагу или склянку, выброшенную полгода назад. Ненавижу самоубийства — намучаешься с доказательствами. Робкое сердце не завоюет и клочка бумаги.[28] Теперь слушайте, мисс Климпсон. У нас около месяца на то, чтобы со всем разобраться. Сессия Михайлова дня[29] заканчивается 21-го; сегодня 15-е. До конца месяца слушаний уже не будет, а сессия Дня святого Илария начинается 12-го. Слушание, скорее всего, назначат пораньше, если только мы не сможем предъявить серьезных причин для отсрочки. На сбор новых доказательств четыре недели. Вы обещаете вместе со своими сотрудницами приложить максимальные усилия? Я пока не знаю, о чем вас попрошу, но мне точно понадобится ваша помощь.
— Конечно, лорд Питер. Вы ведь прекрасно знаете, нам было бы чрезвычайно приятно помогать вам, даже если бы вы не были хозяином нашего заведения. Просто дайте мне знать в любое время дня и ночи — и я сделаю все, что в моих силах.
Уимзи поблагодарил ее, коротко расспросил о работе бюро и попрощался. Поймав такси, он отправился прямиком в Скотленд-Ярд.
Старший инспектор Паркер был, как всегда, рад лорду Питеру, хотя, когда он приветствовал гостя, на его простом, но приятном лице читалось беспокойство.
— Что у вас, Питер? Снова дело Вэйн?
— Да. Старина, вы сели в лужу, уж поверьте мне.
— Ну, не знаю. Нам показалось, в этом деле все просто и ясно.
— Дорогой мой Чарльз, остерегайтесь простых и ясных дел, человека, который смотрит вам прямо в глаза, и сведений, полученных из первоисточника. Только самый вероломный обманщик позволяет себе столь вызывающую прямоту. Даже луч света отклоняется от прямой — по крайней мере, так сейчас утверждают. Уж пожалуйста, постарайтесь к следующему разбирательству сделать все как надо. Иначе я никогда вам этого не прощу. Черт возьми, вы же не хотите повесить невиновного? Тем более что это женщина и так далее.
— Вы бы закурили, — предложил Паркер. — Вид у вас еще тот. Что вы с собой сделали? Мне очень жаль, если я спустил собак не на того, на кого надо, но, в конце концов, защита как раз и должна указать нам, где мы ошиблись, и я бы не сказал, что они были очень убедительны.
— В том-то и дело, пропади они пропадом! Бигги старался как мог, но эта скотина Крофте не дал ему никаких сведений. Чтоб ему пусто было! Он точно думает, что она виновна. Надеюсь, в аду его хорошенько поджарят и подадут с кайенским перцем на раскаленном блюде.
— Какое красноречие, — вяло восхитился Паркер. — Можно подумать, вы по уши втрескались в девчонку.
— Да уж, вы говорите, как настоящий друг, — уязвленно ответил Уизми. — Когда вы потеряли голову из-за моей сестры, я, может, и не проявил должного сочувствия, но хотя бы не скакал галопом по самым нежным чувствам и не называл вашу глубокую привязанность «втрескаться в девчонку по уши». Не знаю, где вы такого нахватались, как сказала жена священника попугаю. Нет, вы только послушайте — «втрескался»! В жизни не слыхал такой пошлятины.
— Боже мой! — воскликнул Паркер. — Неужели вы серьезно…
— Нет, что вы! — едко отозвался Уимзи. — С чего это мне быть серьезным? Я же шут гороховый, и только. Теперь я прекрасно понимаю, что чувствовал Джек Пойнт. Раньше «Телохранитель короля»[30] мне казался сентиментальным бредом, но сейчас я вижу, что это все чистая правда. Хотите, станцую для вас в шутовском костюме?
— Простите, — сказал Паркер, по тону Уимзи поняв, что тому не до шуток. — Если так, дружище, мне очень жаль. Но я-то что могу сделать?
— Вот это другой разговор. Видите ли, этот паршивец Бойз, скорее всего, покончил с собой. Защита была совершенно безобразная — они так и не смогли выяснить, располагал ли Бойз мышьяком, хотя они, пожалуй, не найдут средь бела дня черное стадо на снежном поле, даже вооружившись микроскопом. Я хочу, чтобы за это взялись вы.
— Бойз, мышьяк, знак вопроса, — записал Паркер. — Что-нибудь еще?
— Да. Нужно выяснить, заходил ли Бойз 20 июня в какой-нибудь паб в районе Даути-стрит между 21.50 и 22.Ю, встречался ли он с кем-то и пил ли что-нибудь.
— Сделаем. Бойз, паб, знак вопроса, — записал Паркер. — Что еще?
— Третье: находили ли в том районе бутылочку или бумагу со следами мышьяка.
— Да что вы говорите? Может, мне еще разыскать билет на автобус, который миссис Браун в прошлогодней рождественской суматохе выронила на пороге «Селфриджез»? Чего уж мелочиться.
— Это скорее бутылочка, чем бумага, — продолжил Уимзи, не обращая внимания на Паркера. — Полагаю, мышьяк был принят в жидком виде, чтобы ускорить действие.
Паркер оставил возражения, безропотно записал: «Бойз, Даути-стрит, бутылочка?» — и выжидательно посмотрел на Уимзи.
— Что еще?
— Пока все. Я бы, кстати, поискал в саду на Мекленбург-сквер. Бутылочка могла очень долго пролежать где-нибудь под кустом.
— Хорошо. Сделаю, что смогу. Но вы ведь нам скажете, если найдете какое-нибудь доказательство того, что мы шли по ложному следу? Не хотелось бы, чтобы наши промахи стали достоянием общественности.
— Понимаете, я уже клятвенно заверил защитников, что не буду так делать. Но если я найду преступника, дам вам его арестовать.
— Что ж, и на том спасибо. Ну, удачи! Но странно все-таки, что нам приходится действовать друг против друга.
— Очень странно, — согласился Уимзи. — Мне жаль, но вы сами виноваты.
— Зря вы уехали из Англии. Да, и кстати…
— Что?
— Вы ведь понимаете, что наш с вами друг, возможно, все десять минут простоял на Теобальдс-роуд или где-то поблизости, пытаясь поймать такси?
— Да замолчите вы! — сердито бросил Уимзи и вышел.
Следующее утро выдалось ясным и солнечным, и Уимзи, воспряв духом, неспешно катил по дороге в Твидлинг-Парва под ровное гудение мотора. Машина, прозванная «миссис Мердл» в честь знаменитой героини, которая также не выносила «шума и гама»,[31] ровно стучала всеми двенадцатью цилиндрами, а в воздухе чувствовался легкий морозец. Все это не могло не воодушевлять.
