— Желтый цвет непростой, — заявил Хири. — У него, конечно, есть большие преимущества, но и недостатков тоже полно. Вызывает много нежелательных ассоциаций. Желтые полосы. Желтая пресса. Желтая лихорадка. Желтым часто пользуются для упаковки товаров, но Далманн никогда бы мне этого не позволил. Раньше я широко применял его. Ваше желтое царство навело меня на мысль, не вернуться ли к нему опять…
— Сомневаюсь, — сухо заметил Вульф, — чтобы в данной ситуации вам понадобилось увидеть убранство моего кабинета, чтобы наконец вспомнить о Далманне.
— А ведь это и вправду забавно, — совершенно серьезно ответил Хири.
— Не нахожу в этом ничего забавного.
— И все-таки это забавно, потому что действительно очень странно. Я в самом деле вспомнил о нем впервые за весь день. Ровно через десять секунд после того, как я узнал о его смерти и о том, как он умер, я уже погрузился в мысли, как все это отразится на конкурсе и вообще на моем бизнесе, и с тех пор только этим и занимался. У меня действительно не было ни минуты, чтобы подумать о самом Далманне. Вы уже встречались с конкурсантами?
— С четверыми. А мистер Гудвин виделся с мистером Янгером.
— И что, у вас уже есть какие-нибудь результаты?
Вульф терпеть не мог работать сразу после ужина. Он назидательным тоном проговорил:
— Я, мистер Хири, отчитываюсь только перед своими клиентами.
— И это тоже забавно. Ведь вашим клиентом является фирма «Липперт, Бафф и Асса». А я их самый крупный заказчик, в прошлом году их доля в моем бизнесе перевалила за полмиллиона. Это я оплачиваю все расходы по проведению конкурса, не говоря уже о призах. И вы даже не хотите рассказать мне о результатах?
— Разумеется, нет, — Вульф хмуро посмотрел на гостя. — Вы что, действительно так наивны или просто прикидываетесь? Вам, я полагаю, прекрасно известно, что такое обязательства перед клиентами. У вас есть простой выход из положения: свяжитесь с кем-нибудь из них по телефону, предпочтительно с мистером Баффом или мистером Ассой, и пусть они дадут мне соответствующие инструкции.
Похоже, складывалась вполне благоприятная обстановочка, чтобы выяснить, кто кому будет вышибать мозги, но он вдруг вскочил на ноги, засунул руки в карманы и огляделся, по-видимому, в поисках объекта для глаз, потому что сразу же устремился к глобусу и остановился там, вперив в него взгляд. Вскоре он обернулся, прошел к креслу и сел.
— Они уже заплатили вам предварительный гонорар?
— Нет, сэр.
Он вынул из внутреннего кармана узкий черный кожаный футляр, открыл его и вырвал полоску голубой бумаги, потом извлек на свет миниатюрную авторучку, положил листок на ближний к нему край стола и начал писать. Убрав футляр и ручку, он перегнулся и послал порхающий листок на стол перед Вульфом со словами:
— Вот здесь десять тысяч долларов. Теперь я тоже ваш клиент или во всяком случае моя фирма. Если этого мало, скажите.
Вульф дотянулся до чека, разорвал его пополам, потом еще и еще, потом нагнулся и выбросил клочки в мусорную корзину. Разогнувшись, он проговорил:
— Послушайте, мистер Хири. Я вообще не отличаюсь вежливостью, когда мне мешают спокойно переваривать пищу. А вы как будто нарочно испытываете мое терпение. Думаю, вам лучше уйти.
Провались я на этом месте, если Хири в эту минуту не посмотрел в мою сторону. Желая уберечь его от новых разочарований — на случай, если он снова предложит мне двадцатку, а то и сотню за помощь в восстановлении дипломатических отношений с Вульфом, а мне снова придется огорчить его отказом, — и считая, что и я тоже вправе внести свою лепту в задуманную Вульфом экзекуцию, я поймал его взгляд и заметил:
— Когда вы действительно надумаете уходить, то имейте в виду, что здесь у нас прямо за домом есть небольшой, но очень уютный дворик, это на случай, если вы все еще ищете более подходящее место…
И тут он разразился хохотом — настоящим, хорошим, от души. Потом он сделал небольшую паузу, которой едва хватило, чтобы проговорить: «Ну и парочка!», и снова закатился. Мы сидели и смотрели на него. Насмеявшись вдоволь, он вынул сложенный носовой платок, несколько раз прокашлялся и снова посерьезнел.
— Ладно, — проговорил он, — сейчас я расскажу вам, в чем дело.
— Мне и так известно, в чем здесь дело, — Вульф был надменно любезен.
— Да нет… Я начал не с того конца, что ж, попытаюсь с другого. Конечно, «ЛБА» сильно рискует во всей этой истории, но я еще больше. Если конкурс взорвется прямо мне в лицо, то мне, может, уже не выжить. Так что, вы готовы меня выслушать?
Вульф откинулся назад, глаза его были закрыты.
— Я слушаю, — пробормотал он.
— Я хочу рассказать вам, с чего все началось. Я основал свое дело двадцать лет назад, начал почти с нуля. Я работал как одержимый, но мне и везло, и самым моим крупным везением оказалось то, что мне удалось заинтересовать одного человека по имени Липперт, он был специалистом по рекламе. Их фирма тогда называлась «Макдейд и Липперт». У меня был хороший товар, а Липперт был не просто хорошим специалистом, это был гений в своем деле, и через десять лет моя компания стала по объему продаж ведущей в отрасли. Это было сенсацией. Потом Липперт умер. Пару лет мы еще по инерции продержались, затем дела стали идти все хуже и хуже. Нет, не то чтобы совсем плохо, у нас были даже и взлеты, но в основном все-таки спады. У меня по-прежнему была хорошая организация и хорошие товары, но не было больше Липперта, и в этом-то и заключался секрет.
Он посмотрел на свой сложенный платок, как бы недоумевая, зачем он здесь, и сунул его в карман.
— В 1950 году люди из «ЛБА» предложили несколько названий для моей новой продукции, которую мы как раз собирались запускать в производство, и из этого списка я взял «Пур амур». Только позднее я узнал, что это название придумал один молодой человек по имени Луис Далманн, который не так давно начал работать в их фирме. Вы вообще представляете себе, в какие игры играют в этих рекламных агентствах?
— Нет.
— Очень жесткие игры, особенно в крупных фирмах. Те, кому повезло, кто уже забрался наверх, основную часть времени посвящают тому, чтобы пинать ногами соперников, желающих тоже вскарабкаться повыше и потеснить их на верхушке. Конечно, такие игры происходят повсюду, такова уж человеческая природа, но в рекламных агентствах, пожалуй, похуже всего, я имею в виду крупные агентства. Мне понадобилось целых два года, чтобы выяснить, кто придумал это название, «Пур амур», и еще год, прежде чем Далманну разрешили контактировать со мной напрямую. К этому времени он уже так о себе возомнил, что с ним стало очень трудно ладить. О нем было очень много разговоров, может, вы даже что-то слышали?
— Нет.
— Его нельзя было назвать особенно приятным человеком. Он был большим нахалом, и если он считал, что вы последний идиот, то он так вам и говорил, но у него были настоящие мозги, а мозги ничем не заменишь, особенно такие, как у него… Я не хочу сказать, что у Оливера Баффа, или Пэта О'Гарро, или Вернона Ассы совсем нет мозгов. У Баффа, например, есть реальные достоинства. Он хороший глава фирмы. Он учился у самого Липперта, и тот знал, на что он годится. Сейчас он старший партнер фирмы. Составить главам какой-нибудь крупной национальной корпорации план очередной тоскливой кампании — здесь он не хуже других и даже лучше многих, но ведь такой подход к рекламе еще никогда не помогал в продаже косметики и вряд ли когда-нибудь поможет… Уже много лет я являюсь одним из крупнейших заказчиков этой фирмы, и ни разу за все это время он не придумал сам ничего такого, за что не жалко было бы заплатить даже десять центов.
Хири повернул руку ладонью вверх.
— Теперь Пэт О'Гарро… Он так же разбирается в рекламе, которая мне нужна, как я в санскрите, но это большой дока по части продажи. Клянусь, он способен продать грелку человеку, идущему прямо в ад. И основными своими заказами «ЛБА» обязана именно ему, и крупными, и мелкими… Но мне-то что с того, в мой карман от этого ничего не попадает. Мне ведь не нужен человек, который умеет выгодно продать «ЛБА», мне надо, чтобы все прилавки, от Бостона до Лос-Анджелеса, от Нового Орлеана до Чикаго, были завалены моими товарами, а О'Гарро явно не тот человек. И Берн Асса тоже. Он начал как копировщик, и здесь он блистал. Теперь он приобрел солидную репутацию, стал компаньоном фирмы, и О'Гарро, конечно, тоже… В те годы, после смерти Липперта, я много присматривался к Верну, изучал его работы, и должен признать, там есть настоящее качество, но чего-то ему всегда не хватало, того класса, который был у старины Липперта. Здесь дело не только в словах, прежде чем придумать какие-то слова, должна быть идея, а у «ЛБА» не было ни одной хоть мало-мальски стоящей идеи, пока там не появился Луис Далманн.
Он покачал головой.
— Я уже думал, что все мои заботы позади и теперь все пойдет на лад. Должен признаться, что он не был мне особенно симпатичен, но ведь вокруг полно симпатичных людей. Он был молод, через год он стал бы компаньоном фирмы — он мог заставить их принять его, нравилось им это или не нравилось, — а потом, глядишь, и главой… И он по-настоящему интересовался моими делами, ему это просто нравилось. Теперь он умер, и мне больше нечего делать с «ЛБА». Я уже все решил, с «ЛБА» покончено, но прежде надо довести до конца этот чертов конкурс. Сегодня утром, когда они предложили обратиться к вам, я как-то еще был не совсем в своей тарелке и сказал, чтобы они действовали. Но в данной ситуации, особенно если учесть, что я все равно уже решил окончательно порвать с ними, как только все это наладится, не вижу смысла, чтобы вашим клиентом оставалась «ЛБА». Ведь в любом случае вы получите мои деньги. Так что, порвав мой чек, вы немного поспешили.
