— Да, конечно, — промолвил старик. — А теперь позвольте мне пригласить вас отведать превосходного портвейна, который прислал мне племянник.
Прошел еще час, прежде чем Банкс снова оказался на свободе. Не решив, куда пойти, и чувствуя себя немного глупо от того, что отправился в такую поездку, он медленно брел через рыночную площадь к церкви, у которой девушку видел Николсон. Был конец дня, и в городе стояла духота. Зайдя на церковное кладбище, Банкс с облегчением присел на скамью в тени у крытого прохода, служившего для выноса гробов из церкви на кладбище. Здесь было прохладнее. Рынок уже почти заканчивал работу, и одновременно весь город, казалось, погружался в сонное оцепенение. Церковь старая, с монументальным шпилем. Стены у основания покрывал зеленый мох. Банкс оглядел могильные плиты: некоторые с обвалившимися углами, другие сплошь заросшие лишайником. Но были и чистые, ухоженные. Оставив скамью, он двинулся вокруг церкви, останавливаясь около надгробий прочитать надписи, просто чтобы отвлечься. Неспешно обогнув церковь, Банкс задержался у длинного надгробия, утонувшего в траве рядом с крытым проходом. Надгробие казалось более старым, чем остальные, если такое возможно, и он не мог разобрать надпись. Опустившись на корточки, Банкс начал соскребать лишайник, скрывающий имена душ, погребенных здесь. И вот, когда первое имя стало почти разборчивым, женский голос сзади произнес:
— По-латыни этот лишайник называется «лихен пульмонариус».
Она часто гуляла здесь в конце дня, когда жара в городке становилась наиболее тягостной, а церковное кладбище сулило спокойствие и тишину. В такой час здесь редко можно было встретить людей.
Вот и сегодня, в этот ничем не примечательный августовский день, она свернула в крытый проход и увидела человека, стоящего на корточках у надгробия. Она узнала его мгновенно. Не так, как бывает обычно, а просто шевельнулось что-то глубоко внутри. Узнала и замерла. В дни перед смертью отца она часто воображала их встречу. Но это было давно, в Ревсби, еще до того, как ее жизнь изменилась. Она никак не ожидала увидеть Банкса в Лауте. Даже когда до нее долетел слух, что он благополучно возвратился. Она решила выбросить его из головы. Так легче жить.
И вот он здесь, перед ней, на церковном кладбище. Повернут спиной. Волосы причесаны иначе. У нее мелькнула мысль, что она, наверное, ошиблась. Слишком невероятно это было, невозможно. Второй ее мыслью было немедленно убежать, но он находился не дальше чем в восьми ярдах, и желание посмотреть на него чуть дольше пересилило. Сзади приближалась Марта, и она подняла руку, чтобы та остановилась. А сама замерла в тишине, наблюдая, как Банкс соскребает с могильной плиты лишайник. Слова выскочили у нее непроизвольно.
Он повернулся и поднял голову, сделав это так стремительно, что едва не потерял равновесие. Она стояла в крытом проходе, такая же изящная, какой он ее помнил, и смотрела на него. А у нее красивое лицо, неожиданно подумал он, хотя прежде так не считал. Затем она переместилась, оказавшись освещенной солнцем, и Банкс заметил изменения. Теперь она не была загорелой, веснушек поубавилось. Видимо, много времени проводит в помещении.
Когда он направился к ней, она отступила и остановилась, встретив его взгляд с серьезным лицом. Увидев, что Банкс собирается заговорить, вскинула руку:
— Прошу вас, не называйте меня так, как прежде. У меня другая фамилия.
Он остановился в шаге от нее.
— Иными словами, вы замужем.
Она покачала головой:
— Нет. Я не замужем. Но здесь известна как мисс Браун.
Банкс смущенно поводил взглядом по надгробиям, не зная, что сказать, затем снова посмотрел на нее.
— Наше знакомство было очень коротким, мисс Браун. Но в мире мало художников-ботаников вашего уровня, чтобы я мог равнодушно пройти мимо при встрече. После кончины Паркинсона их стало еще меньше. Мне бы очень хотелось услышать, как у вас обстоят дела.
— Марта, пожалуйста, подождите меня здесь! — Она показала на скамейку рядом с крытым проходом. — Мне нужно кое-что сказать мистеру Банксу.
Он протянул ей руку и на мгновение замер, когда она взяла ее, ошеломленный прикосновением. А затем они двинулись по дорожке в глубь церковного сада.
9
Загадочная женщина Джозефа Банкса
О женщине Джозефа Банкса нам с Катей удалось поговорить лишь следующим вечером. День мы провели, совершая объезд окрестностей Стамфорда по туристическому маршруту. Светило слабое солнце, а мы шли от особняка эпохи Тюдоров к величественному сооружению эпохи Георгов, покупали входные билеты и задавали вопросы. Надеялись что-нибудь найти. Катя особенно старалась. Когда оказалось, что Олд-Грэнди закрыто на зиму, Катя разбудила испуганную смотрительницу. В Пулкингтон-Холле она так очаровала лысого краснолицего владельца, что он повел нас показать свою оранжерею. Но никто из них никогда не слышал о семье Эйнзби.
Мы побывали на сыроварнях в Раднорсе и Фэрбенке и даже в Пикси-Гленн. В одном особняке обнаружилось много чучел птиц, в основном викторианской эпохи, которые мы внимательно осмотрели, к удивлению смотрительницы. К четырем часам поля посерели. А затем и вовсе начало темнеть, и мы повернули обратно в Стамфорд. Неожиданно Катя рассмеялась:
— Вы видели, какое выражение лица было у той женщины, когда вы принялись расхваливать чучело шотландского тетерева?
Я улыбнулся:
— А как вы отчаянно флиртовали со стариком в кафе-кондитерской! Он чуть не начал приглашать вас к себе домой.
Фары встречной машины осветили ее улыбку.
— А смотрительнице Олд-Грэнди вы определенно понравились. Она постоянно хихикала, о чем бы вы ее ни спрашивали.
Мы поставили автомобиль у паба, нашли поблизости небольшой итальянский ресторан, где заказали бутылку вина, продолжая посмеиваться друг над другом. После пары бокалов я достал ксерокопии, которые читал вчера вечером.
— Вы, конечно, не забыли о существовании женщины Джозефа Банкса, которую он завел вскоре после возвращения из путешествия? Так вот, вчера мне удалось кое-что выяснить.
— Что?
— Ничего, кроме того, что во всех книгах о Банксе она будто существует между строк. О ней упоминают, но ничего конкретного не говорят. Неизвестно даже ее имя. Вот, прочитайте.
На первом листе был фрагмент биографии Банкса, написанной неким Хавлоком, относящийся к периоду после возвращения Банкса из кругосветного путешествия с капитаном Куком. Я отметил место, заинтересовавшее меня.
О личной жизни Банкса после разрыва помолвки с мисс Блоссет известно очень мало. Кажется, он был рад отложить мысли о браке и сконцентрировать всю энергию на своем научном призвании. Однако маловероятно, чтобы молодой человек, богатый и приятной наружности, мог полностью игнорировать прекрасный пол. Никого, видимо, не должны удивлять разговоры о любовнице. Журнал «Город и окрестности», бульварное издание, постоянно готовое публиковать пасквили на таких людей, как Банкс, пишет о некоей мисс Б-н, к которой, по предположению автора, Банкс был настолько привязан, что поселил ее в апартаментах на Орчард-стрит. Но какие бы слухи ни ходили, доказано, что у Банкса была какая-то связь, закончившаяся после 1774 года. К счастью, подобного рода приключения не отвлекали Банкса от его научной миссии…
— Надо же, научная миссия! — буркнула Катя. — Какой покровительственный тон. Кретин. Надеюсь, этого Хавлока самого никто из прекрасного пола не пытался отвлечь от его трудной работы?
Я усмехнулся:
— Маловероятно, насколько можно судить по этому скучному сочинению.
Она взяла второй лист, страницу из более поздней биографии.
Известно, что Банкс умер, не оставив после себя детей, однако, по некоторым утверждениям, его связь с мисс Б-н закончилась беременностью последней. Причем слухи по этому поводу не обязательно должны были быть злонамеренными. Это подтверждает письмо, написанное Банксу в 1773 году Йоханном Фабрициусом[4], который провел много времени за изучением его коллекции в 1770-е годы. «Мои сердечные поздравления и пожелания доброго здоровья обитательнице дома на Орчард-стрит. Кого она вам принесла? Впрочем, не важно. Если мальчика, он станет таким же умным и сильным, как его отец, а девочка будет такой же красивой и благородной, как мать». Тем не менее больше нигде нет упоминаний ни о матери, ни о ребенке, ни о том, чем закончилась эта связь. А то, что она к 1774 году закончилась, — в этом нет сомнений.
Катя отодвинула ко мне листки и вскинула брови:
— Есть ли где-нибудь ее портрет?
— Надо искать, — ответил я.
— Печальная история, — вздохнула она, — хотя, с практической точки зрения — я имею в виду птицу с острова Улиета — мы можем эту даму вычеркнуть из списка подозреваемых. Ведь она исчезла в 1774-м, а птица прибыла в Британию лишь через год.
