Около трех часов утра Уоллеса разбудило оглушительное дребезжание звонка из комнаты мистера Приама. Уоллес сбежал вниз и нашел хозяина в ужасном состоянии. Уоллес немедленно позвонил доктору Волюте, взбежал наверх и разбудил миссис Приам. До прибытия врача они вдвоем делали все, что было в их силах.
Его прервал взволнованный голос Макгоуэна.
— Будь я проклят, если понимаю, к чему вы нам все так подробно расписываете!
Делия Приам положила руку на плечо сына, и он стих.
— Продолжайте, мистер Куин, — тихо сказала она. При звуках ее голоса Эллери весь напрягся. Интересно, подумал он, неужели она сама не осознает, как велика ее власть над ним?
— По прибытии сюда я обнаружил поднос на кухне. Там, где, по словам Уоллеса, он его и оставил. Уяснив обстановку, я вызвал лейтенанта Китса.
Дожидаясь его появления, я собрал все, что имело отношение к приготовлению этой ночной закуски — приправы, пустую жестянку из-под консервов, даже кожуру лимона. На подносе еще оставалось достаточно салата, ржаного хлеба, немного молока. Доктор Волюта тем временем упаковывал остатки пищи, извергнутые желудком мистера Приама. Когда появился лейтенант, мы все передали ему.
Эллери замолчал и закурил сигарету. Китс продолжил:
— Я отвез их в криминальную лабораторию и только что получил результаты. — Он бросил взгляд на бумажку:
— Я не буду докучать вам мелкими подробностями. Просто сообщу основное. Химические анализ содержимого желудка мистера Приама показал некоторое количество мышьяка. Все остальное — чисто. Приправы, жестянка из-под тунца, лимон, хлеб, масло, молоко — в общем, все. Кроме самого салата, в котором обнаружили мышьяк того же типа.
Следовательно, доктор Волюта ошибся, — заключил Китс. — Дело было не в пищевом отравлении испорченными консервами. Дело в отравлении мышьяком, который был добавлен прямо в салат. Кухарка поставила салат в холодильник около 9.40 вечера. Мистер Уоллес забрал его около десяти минут первого. В этот промежуток времени кухня была пуста, горел ночник. И кто-то пробрался в кухню и отравил салат.
— Вне всякого сомнения, — подтвердил Эллери. — Каждый вечер в холодильнике оставалась закуска для мистера Приама. В особой салатнице, используемой только для этой цели. Салатницу легко распознать — на ней золотыми буквами написано «Роджер». Это подарок Приаму от Альфреда Уоллеса на прошлое Рождество.
— Вопрос в том, — подвел итог Китс, — кто пытался отравить мистера Приама? — И лейтенант дружелюбно посмотрел на внимающую его речам троицу.
Делия Приам внезапно поднялась, прошептала:
— Это непостижимо! — и спрятала лицо в носовой платок. Лаурел улыбнулась ей в спину:
— Дорогая, со времени смерти папы я потеряла способность удивляться и поверю всему.
— Ради Бога, Лаур, — забеспокоился сын Делии, — не улыбайся ты так, словно сама леди Макбет, Кассандра или еще кто-нибудь похуже… Моя мать и я больше всего на свете боимся скандала.
— Да успокойся ты, Мак, — сказала Лаурел, — я просто рада теперь доказать вам, что мои подозрения не были бредовыми идеями.
— О да! Конечно, не были…
Делия повернулась к Китсу. Эллери заметил, что Китс разглядывает ее немного смущенно, но с некоторой долей дерзкого бесстыдства, допустимого в обращении с женщинами определенного сорта… А она сегодня превзошла саму себя: вся в белом, с большим золотым распятием на серебряной цепи, свисающем до талии. Никаких разрезов на юбке. Длинные рукава. Глухой воротник у самой шеи. Но вот спина… Боже, спина — совершенно голая до талии! Видимо, шедевр какого-нибудь местного голливудского модельера. Неужели она не понимает, насколько шокирует ее внешний вид, особенно мужчин?!
Но женщины, мрачно решил про себя Эллери, даже самые респектабельные женщины! — предпочитают не утруждать свои мозги подобными вопросами, чего не скажешь о бедняге-полицейском, вкалывающем с утра до вечера, как ломовая лошадь, до седьмого пота… Да еще вдобавок носящем на пальце золотое обручальное кольцо.
Она спросила:
— Лейтенант, полиция что, намерена заняться этим делом?
— Обычно, миссис Приам, я сразу же отвечаю на подобные вопросы, — Китс с трудом отвел глаза в сторону, сунул незажженную сигарету в рот и несколько раз нервно перекатил ее из одного угла губ в другой. Когда он заговорил, в его голосе появились жесткие нотки: — В данном же случае… небольшое исключение. Ваш муж — предполагаемая жертва преступления — начисто отказывается от нашей помощи. Он не желает даже беседовать на эту тему. Соизволил лишь сказать, что второй раз его так легко не проведешь, что он сумеет позаботиться о себе сам и что мне лучше забрать свою шляпу и убираться подобру-поздорову.
Делия отошла к окну. Наблюдая за ней со спины, Эллери заметил, что она испытывает что-то вроде облегчения. Словно чему-то радуется… Бог знает, что у нее на уме?! Китсу следовало бы заняться ее персоной поближе; эх, надо было сразу обсудить с ним, как раскрутить Делию, чтобы застать ее врасплох. Ведь, с другой стороны, ее явно что-то постоянно беспокоит.
— Скажите мне, миссис Приам, ваш муж слегка не в своем уме? — раздался голос Китса.
— Может быть, лейтенант, — пробормотала она, не оборачиваясь, — иногда.
— Хочу добавить, — резко сказал Китс, — что любой мог легко добраться до злополучного салата. Черный ход в кухню не запирается. От него идет дорожка, посыпанная гравием, прямо до леса. Так что для любого, кто знаком с домашним распорядком и знает об обычной полуночной трапезе хозяина, не составило бы большого труда привести свой план в исполнение. Особенно для того, кто имел в прошлом дело с мистером Приамом и мистером Хиллом, а потом выслеживал их в течение многих лет. Но я не исключаю возможности, что все эти предположения не стоят и выеденного яйца. Что вся эта версия о враге из прошлого — просто попытка навести на ложный след. И я склоняюсь именно к такой точке зрения. Что-то не верится мне в историю с местью и медленной смертью. И в прочую беллетристику. Я хочу, чтобы вы знали мое мнение на этот счет. У меня все, мистер Куин, — закончил Китс, не в силах снова оторвать глаз от обнаженной спины миссис Приам.
«Бедняга», — с сочувствием подумал Эллери. А вслух сказал:
— Может быть, вы и правы, Китс. Но мне хотелось бы обратить ваше внимание на один любопытный фактик в отчете из лаборатории. Результаты анализов показали, что доза мышьяка была «явно недостаточной, чтобы вызвать смерть».
— Ошибка преступника, вот и все, — пожал плечами Китс. — Это часто случается. Иногда переложат, иногда не доложат. Бывает.
— Во-первых, не так уж часто бывает, лейтенант. А судя по всему, наш преступник явно не относится к такому уж эмоциональному, импульсивному типу убийцы, чтобы действовать сгоряча, необдуманно. Скорее, это человек — очень осторожный и хладнокровный, хорошо умеющий заранее спланировать свои действия. И уж во всяком случае вряд ли способный допустить такую глупую ошибку — не доложить яду в салат. «Недостаточно, чтобы вызвать смерть». Все было рассчитано, сделано намеренно.
— Но с какой целью? — недоумевал Макгоуэн.
— А помнишь, Мак, записку? — торжествующе провозгласила Лаурел. — «Медленное умирание». Вот зачем!
— Да-а, здесь прослеживается связь с запиской Хиллу, — угрюмо подтвердил Эллери. — Несмертельная доза. Достаточная, чтобы заставить его хорошенько помучиться, но не умереть. «Медленное и верное… И перед каждым шагом к умиранию — предупреждение». Это отравление и есть второе предупреждение. Сущность первого нам неизвестна. Но второе — это отравленный мышьяком тунец. Славно задумано!
— Я не разделяю вашего восхищения, — заявил Гроув Макгоуэн. — Что это все значит? Что за ерунда?
— Это значит, Мак, что я вынужден принять ваше предложение, — сказал Эллери. — И ваше, Лаурел, и ваше, Делия. Я не собирался этого делать, но теперь уже ничего не попишешь, придется.
При этих словах Делия Приам обернулась, подошла к нему, взяла его за руку и, заглянув прямо Эллери в глаза, очень просто сказала:
— Спасибо, Эллери. Такое счастье сознавать… что это дело… будет в ваших руках.
И она слегка сжала его ладонь. Он знал, что этот жест был простым проявлением доверия и благодарности с ее стороны. Ведь все происходило на глазах ее же собственного сына… Но он не мог сдержать судороги в горле.
Китс расплющил сигарету в зубах.
Макгоуэн с интересом наблюдал за этой сценой.
Тогда Лаурел очень ровным голосом сказала:
— Ну вот, все так славно устроилось, — и вышла вон.
Ночь выдалась прохладная, и Лаурел торопливо пробиралась по тропинке, а луч света от электрического карманного фонарика плясал впереди нее. Длинное замшевое пальто плохо защищало совершенно голые ноги, и они постепенно покрывались гусиной кожей от холода и сырости.
