— Какая вы добросердечная, — скептически изрекла Амариллис.
Шарлотта изобразила святую невинность.
— А вы разве не чувствуете то же самое, миссис Денбай? Я так хорошо понимаю мисс Лагард. Знать, что ты была последней, кто видел подругу и говорил с ней перед тем, как ее охватило настолько неодолимое отчаяние, что она сочла жизнь невыносимой, — уверена, мне тоже было бы не по себе.
Брови Амариллис взлетели.
— Хотите сказать, миссис Питт, что верите, будто миссис Спенсер-Браун лишила себя жизни?
— Боже! — Шарлотта изобразила весь испуг, какой только смогла представить. — А вы считаете, что кто-то другой… Боже мой, какой ужас!
Амариллис так смешалась, что даже не нашла слов. Было совершенно очевидно, что ни о чем подобном она и не думала.
— Нет, нет! Я имею в виду… — Она запнулась и замолчала. Лицо ее горело, глаза же заметно похолодели от сознания того, что ее перехитрили.
— Не думаю, что такое возможно, — сказал Тормод, приходя на выручку — ей или, может быть, Шарлотте? — Мина ни в коей мере не могла пробудить в ком-то такого рода злобу. Я уверен, что она даже не знала человека, который замыслил бы такое злодейство.
— Разумеется! — с благодарностью подхватила Амариллис. — Я выразилась не вполне ясно. Такое просто немыслимо. Если бы вы лучше знали, — она многозначительно взглянула на Шарлотту, — тех людей, которые были ее друзьями, вы бы не поняли меня столь превратно.
Шарлотта выдавила натужную улыбку.
— Ничуть не сомневаюсь. Но я в невыгодном положении, и вам придется меня простить. Вы имели в виду, что это произошло случайно?
Высказанное напрямик предположение, что можно прийти домой и по чистой случайности принять смертельную дозу, выглядело настолько нелепым, что Амариллис не сразу нашлась что сказать. Ее круглые глаза взирали на Шарлотту с холодной неприязнью.
— Я просто не знаю, что произошло, миссис Питт. И, право, думаю, нам следует воздержаться от обсуждения этой темы в присутствии бедняжки Элоизы. — Ее голос сочился снисходительностью. — Вы, должно быть, заметили, что она хрупка, болезненна и страдает нервами и чрезмерной чувствительностью. Мы расстраиваем ее, продолжая так бестактно говорить об этом. Элоиза, дорогая. — Амариллис повернулась к хозяйке с сияющей улыбкой, от которой у Шарлотты мурашки побежали по спине, и возникшее чувство антипатии едва не выплеснулось в слова. — Элоиза, вы уверены, что не хотите подняться наверх и немного отдохнуть? Вы выглядите необычайно бледной.
— Благодарю вас, — холодно отозвалась та. — Я не хочу никуда уходить. Предпочитаю остаться здесь. Мы должны разделить это горе и быть друг для друга утешением.
Тормода ответ сестры явно не удовлетворил.
— Идем.
Отодвинув Амариллис, он подвел Элоизу к дивану, уложил и помог поднять ноги. Шарлотта уловила на лице Амариллис вспышку такого горячего гнева, что тот обжег бы Элоизу, знай она о нем. Шарлотте это доставило острое удовлетворение, гордиться которым она не имела права, но и избавиться от которого не поспешила; скорее она даже смаковала его с неуместной приятностью. Между тем Тормод, не замечая злобного взгляда Амариллис, бережно поправил юбку Элоизы.
Дверь снова открылась. Служанка внесла поднос с чашками и горячим ячменным отваром. Амариллис поставила поднос на стол, сразу же налила Элоизе и подала ей вместе с подушкой, чтобы той удобнее было лежать.
Шарлотта отпустила безобидное замечание по поводу одного светского события, о котором прочла в лондонской «Иллюстрейтед ньюз». Тормод с благодарностью ухватился за тему, и, после того как все выпили отвара, Шарлотта и Кэролайн откланялись. Амариллис последовала за ними.
— Бедняжка Элоиза, — вздохнула миссис Денбай, когда они вышли на улицу. — Она положительно выглядит больной. Я не ожидала, что она воспримет все это так близко к сердцу. Не представляю, что могло привести к такой трагедии, но поскольку Элоиза последней видела бедную Мину перед ее смертью, то я поневоле склоняюсь к мысли, что она, возможно, что-то знает. — Глаза ее расширились. — О! Конечно! Должно быть, Мина поведала ей о чем-то под большим секретом. Что-то такое, что поставило бедняжку перед ужасной дилеммой: знать нечто жизненно важное и не иметь возможности рассказать! Не хотела бы я оказаться в таком положении.
Шарлотта и сама уже задавалась тем же вопросом, особенно в свете решения Тормода увезти сестру с Рутленд-плейс в деревню, где Томасу будет непросто ее допросить.
— Вы правы, — уклончиво отозвалась она. — Доверенные секреты — тяжелое бремя, особенно когда есть серьезные основания считать, что, возможно, твой моральный долг — обнародовать то, что тебе известно. И эта ноша еще тяжелее, если человек, доверившийся тебе, умер и, таким образом, не может освободить тебя от обещания хранить тайну. Незавидное положение. Если, конечно, все обстоит именно так. Мы не должны делать скоропалительных выводов, рискуя дать ход сплетням. — Она одарила Амариллис ледяной улыбкой. — Это было бы крайне безответственно. Возможно, Элоиза просто более сострадательна, чем мы. Мне очень жаль, что я не очень хорошо знала миссис Спенсер-Браун.
Намек повис в воздухе. Амариллис тут же его подхватила:
— Верно. Некоторые из нас выставляют чувства напоказ, тогда как другие сохраняют определенную сдержанность, как дань уважения умершему другу. В конце концов, не каждому хочется стать центром внимания. Умерла ведь бедняжка Мина, а не кто-то из нас!
Шарлотта улыбнулась шире, чувствуя, что ее улыбка грозит обернуться оскалом.
— Вы такая чуткая, миссис Денбай. Уверена, вы будете огромным утешением для всех. Я так рада, что познакомилась с вами. — Они подошли к дому Амариллис.
— Вы очень любезны. Я тоже рада. — Она повернулась и, приподняв юбки, поднялась по ступенькам.
— Шарлотта! — прошипела Кэролайн. — Ей-богу, иногда мне за тебя стыдно. Я думала, что теперь, когда ты замужем, ты немножко исправилась.
— Я исправилась, — ответила Шарлотта. — Научилась лучше лгать. Раньше бы мялась и краснела, а теперь, как все, улыбаюсь и лгу, не моргнув глазом. Терпеть не могу эту женщину!
— Я заметила, — сухо сказала Кэролайн.
— Ты тоже.
— Да, но мне удается не показывать этого так открыто!
Шарлотта бросила на нее непроницаемый взгляд и шагнула с тротуара, чтобы перейти дорогу, но вдруг заметила выходящего из калитки на дальней стороне улицы стройного, элегантного мужчину. Он еще не повернулся, а она уже узнала его, узнала эту прямую спину, изящный наклон головы, широкие плечи под элегантным пальто. Это был Поль Аларик, француз с Парагон-уок, о котором все так много думали и так мало знали.
Он непринужденно подошел к ним с полуулыбкой на губах и вежливо приподнял шляпу. Глаза его, встретившись с глазами Шарлотты, расширились от удивления, затем в них промелькнули огоньки не то удовольствия, не то веселья, хотя это могло быть и всего лишь приятное воспоминание о приятной знакомой, с которой он некогда разделил глубокое чувство опасности, и сожаление. Но вначале он, естественно, заговорил с Кэролайн, поскольку она была старшей.
— Добрый день, миссис Эллисон. — Голос остался точно таким, каким его помнила Шарлотта: мягким, с изысканно правильным произношением, более красивым, чем у большинства мужчин, для которых английский — родной.
Кэролайн стояла посреди дороги, приподняв юбки. Прежде чем заговорить, она сглотнула.
— Добрый день, мсье Аларик. — Голос ее прозвучал выше обычного. — Какой приятный день. Познакомьтесь, это моя дочь, миссис Питт.
На мгновение француз заколебался, и в его глазах, смотревших прямо на Шарлотту, промелькнуло облачко воспоминаний — о страхе и былых противоречивых страстях. Затем, приняв решение, он склонился в легком поклоне.
— Как поживаете, миссис Питт?
— Хорошо, благодарю вас, мсье, — сдержанно ответила Шарлотта. — Хотя я и удручена произошедшей здесь трагедией.
— Миссис Спенсер-Браун. — Лицо Аларика посерьезнело, голос упал на октаву. — Да, боюсь, я не могу найти ответа, который не был бы трагичен. Я пытался отыскать какую-то причину столь ужасного и бессмысленного происшествия — и не смог.
Упустить такую возможность Шарлотта не могла, хотя приличия и требовали произнести что-нибудь сочувствующее и сменить тему.
— Стало быть, вы не считаете, что это мог быть несчастный случай? — спросила она. Кэролайн уже стояла рядом, и Шарлотта остро ощущала ее напряжение и прикованный к Аларику взгляд.
В его лице была некоторая сдержанность и что-то еще, как будто отсвет горького юмора, словно ее прямота пробудила в нем какие-то другие эмоции.
— Нет, миссис Питт. При всем моем желании. Человек не принимает лекарство, которое не было ему прописано, не выпивает из пузырька без этикетки, если только он не глуп, а миссис Спенсер-Браун была отнюдь не глупа. Она была женщиной весьма и весьма практичной. Вы согласны со мной, миссис Эллисон? — Он повернулся к Кэролайн, и лицо его смягчилось в улыбке.
