— Нет, миссис Питт. При всем моем желании. Человек не принимает лекарство, которое не было ему прописано, не выпивает из пузырька без этикетки, если только он не глуп, а миссис Спенсер-Браун была отнюдь не глупа. Она была женщиной весьма и весьма практичной. Вы согласны со мной, миссис Эллисон? — Он повернулся к Кэролайн, и лицо его смягчилось в улыбке.
Щеки Кэролайн запылали.
— Да, да, вполне. В сущности, я не припоминаю, чтобы Мина когда-нибудь совершила что-то… непродуманное.
Шарлотта удивилась. У нее не возникло впечатления, что Мина особенно умна. И беседа, которую они вели, насколько она помнила, была в высшей степени заурядной, касавшейся всяких пустяков и банальностей.
— Вот как? — с сомнением большим, чем хотелось бы, обронила она и, дабы не показаться грубой, добавила: — Быть может, я недостаточно хорошо знала ее, но допускаю, что голова ее была занята чем-то другим и она могла совершить ошибку.
— Ты путаешь ум со здравым смыслом, Шарлотта, — горячо возразила Кэролайн. — Мина не увлекалась науками, не занималась, в отличие от тебя, никакими эксцентричными делами. — Она была слишком осмотрительна, чтобы называть их, но слегка опущенные веки и взгляд искоса подсказали Шарлотте, что мать имела в виду политические убеждения Мины, ее отношение к реформаторским биллям в парламенте, «Законы о бедных» и тому подобное. — Мина прекрасно знала свои способности, — продолжала Кэролайн, — и умела употреблять наилучшим образом. И она обладала слишком трезвым умом, чтобы совершать ошибки — любые ошибки. А вы как думаете, мсье Аларик?
Поль посмотрел поверх их плеч, куда-то вдаль, и лишь затем повернулся к Шарлотте.
— Другими словами, мы ищем вежливый способ сказать, что миссис Спенсер-Браун обладала превосходным инстинктом выживания, миссис Питт. Она знала правила, знала, что можно, а что нельзя говорить или делать. Вильгельмина никогда не была беспечной, никогда не позволяла страсти взять верх над разумом. Порой она и в самом деле казалась пустой, потому что так принято в обществе. Умные рассуждения на серьезные темы не считаются в женщине привлекательными качествами. — Он мимолетно улыбнулся — Кэролайн не могла знать, что они разговаривали раньше. — По крайней мере, не считаются большинством мужчин. Но под маской пустой болтовни жила неглупая, рассудительная женщина, которая точно знала, чего хочет и что может иметь.
Шарлотта воззрилась на него, пытаясь совладать с мыслями.
— У вас это прозвучало как-то… зловеще, — медленно проговорила она. — По-вашему, покойница была расчетливой?
Кэролайн взяла дочь за руку.
— Глупости. Немножко расчетливости еще никому не повредило. Мсье Аларик хочет сказать, что она не была взбалмошной, одним из тех глупых созданий, что не задумываются о том, что делают. Не так ли? — Она смотрела на него — лицо раскраснелось на холодном ветру, глаза сияют. Шарлотта удивилась — и немного испугалась, — осознав вдруг, как все еще красива мать. Пылающим румянцем, блеском глаз она была обязана отнюдь не мартовскому ветру, а присутствию этого мужчины, черноволосого и сильного, с прямой спиной, стоящего посреди дороги и негромко говорящего о смерти и своем сожалении о разыгравшейся трагедии.
— Тогда, боюсь, это могло быть самоубийство, — произнесла Шарлотта внезапно довольно громко. — Быть может, бедняжка завела интрижку на стороне и ситуация стала для нее невыносимой. Я очень хорошо представляю, как это могло случиться. — Она не смела посмотреть в глаза ни одной, ни другому, и на улице вдруг стало тихо-тихо — ни чириканья птиц, ни стука копыт вдалеке. — Такие авантюры часто оборачиваются катастрофой, — продолжала она, набрав в грудь воздуха. — Так или иначе. Возможно, миссис Спенсер-Браун предпочла смерть скандалу, который мог последовать, если бы об этой связи стало известно.
Кэролайн стояла, оцепенев.
— Думаете, что она или тот мужчина допустили бы огласку?
— Понятия не имею, — бросила Шарлотта с вызовом, о котором тут же пожалела. Поль Аларик всегда умел спровоцировать ее на неосмотрительное высказывание. — Может, неосторожное письмо или знак любви? Люди, ослепленные страстью, часто очень глупы, даже обычно благоразумные люди.
Кэролайн стояла у нее за плечом ледяной статуей.
— Ты права, — тихо сказала она. — Но смерть кажется ужасной ценой за подобную глупость.
— О да! — Впервые Шарлотта посмотрела на нее в упор, затем повернулась к Аларику и увидела в его глазах — темных, живых и непроницаемых — такое понимание, будто тот читал ее мысли.
— Но ведь когда мы заводим такие романы, — продолжила она, преодолев легкий спазм в горле, — мы редко думаем о конечной цене, пока не приходит время платить. — Она сглотнула и попыталась перейти на легкий тон, как будто все это были лишь предположения, не имеющие никакого отношения к действительности. — По крайней мере, по моим собственным наблюдениям. — Наверняка Поль тоже помнит Парагон-уок и их первую встречу. Интересно, он по-прежнему живет там?
Лицо Аларика слегка расслабилось, и губы сложились в легкую улыбку.
— Будем надеяться, что мы ошибаемся и существует какое-то менее ужасное объяснение. Не хотелось бы думать, что кто-то так страдал.
Шарлотта вспомнила себя. Все в далеком прошлом.
— И мне. И тебе, мама, я уверена, тоже. — Она накрыла ладонь Кэролайн своей. — Что ж, визиты вежливости закончились, и нам пора возвращаться домой. Папа будет ждать нас к чаю.
Кэролайн открыла было рот и тут же закрыла, но все равно Шарлотте пришлось потянуть ее за локоть.
— Всего доброго, мсье Аларик, — бодро сказала Шарлотта. — Приятно было познакомиться.
Француз поклонился и приподнял шляпу.
— И мне с вами, миссис Питт. Всего доброго, миссис Эллисон.
— Всего доброго, мсье Аларик.
Несколько шагов Шарлотта продолжала тянуть Кэролайн за руку.
— Иногда ты приводишь меня в отчаяние! — Мать прикрыла глаза, отгораживаясь от недавней сцены.
— Неужели? — язвительно бросила Шарлотта, не замедляя шага. — Мама, нам нет нужды говорить друг другу много слов, которые только причинят боль. Мы понимаем друг друга. И не надо напоминать мне, что папы нет дома. Я это знаю.
Кэролайн не ответила. Ветер окреп, и она спрятала лицо в воротник.
Шарлотта понимала, что была резка, даже жестока, но она сильно испугалась. Поль Аларик — не какое-нибудь легкое увлечение, не какой-нибудь сладкоречивый дамский угодник, услаждающий слух комплиментами, а глаза — романтическими жестами, скрашивающими монотонность тридцатилетнего брака. Он жесткий и реальный; в нем есть сила и страсть, намек на нечто недосягаемое, волнующее и, быть может, бесконечно прекрасное. Шарлотту и саму эта встреча не оставила равнодушной — кожу все еще покалывало.
Шарлотта не рассказала Томасу о своих чувствах в отношении Поля Аларика и Кэролайн, как и о том, что знала его раньше. Она не смогла бы облечь это в слова, даже если бы захотела. Последняя встреча оставила ее в полном смятении. Шарлотта помнила накал эмоций и ревности, вызванный французом когда-то на Парагон-уок, то смятение чувств, что он пробудил — даже в ней. Понять пылкое увлечение матери было нетрудно. Аларик не просто очаровательно красивое лицо, предмет сладких грез и тайных вздохов; он способен удивлять, волновать и оставаться в памяти надолго после расставания. Отмахнуться от него, как от скоротечного флирта, было бы глупо.
Шарлотта не могла объяснить этого мужу, да и пробовать не хотела.
Но, разумеется, она не позабыла сообщить, что Тормод и Элоиза Лагард планируют уехать на следующий день, а посему Питт, если желает расспросить их о смерти Мины, должен сделать это безотлагательно.
Поскольку брат с сестрой были, по-видимому, последними, кто видел Мину живой, Томасу действительно хотелось бы спросить их о многом, вот только он пока еще не знал, в какие слова облечь все еще сумбурные мысли. Но времени на светские любезности и хождения вокруг да около не оставалось. В четверть десятого, самое раннее время для допускаемого вежливостью визита, инспектор стоял на обледенелом пороге перед перепуганным лакеем, галстук которого сбился на сторону, а башмаки были заляпаны грязью.
— Да, сэр? — удивленно воззрился на него лакей.
— Инспектор Питт, — сказал Томас. — Могу я поговорить с мистером Лагардом? А потом с мисс Лагард, если это удобно?
— Шибко некстати. — С перепугу лакей позабыл те выражения, которые так старался привить ему дворецкий. — Они нонче съезжают в деревню и никого не принимают. Мисс Лагард прихворнула малость.
— Мне очень жаль, что мисс Лагард нездорова, — сказал Питт, вовсе не собираясь отступать. — Но я из полиции и должен задать вопросы касательно смерти миссис Спенсер-Браун, которую, насколько мне известно, мистер и мисс Лагард знали довольно близко. Уверен, они захотят оказать любую посильную помощь.
