— Ральф отыскал еще один портрет той же красивой блондинки, — сказала Бетти, — только нарисован он уже кем-то другим…
— Нечто подобное я и предполагал, когда советовал покопаться в музее, — проговорил я задумчиво. — Можно посмотреть саму картину? — обратился я к этому парню.
— Конечно, — ответил Ральф. — Самое ценное в моей находке, пожалуй, то, что Лангсмен сможет, кажется, назвать вам и имя той натурщицы, которая изображена на его картине.
— А он разве сейчас здесь, в городе? — нетерпеливо спросил я.
— К сожалению, он проживает в Поусон. Но у нас в актах должен быть его адрес. Ведь мы покупали у него для музея немало картин в течение ряда лет.
— Покажите нам, пожалуйста, его картину, которая, как вы сказали, находится в подвале музея, — попросил я.
Ральф охотно кивнул головой. Мы спустились по лестнице вниз, а потом пошли по длинному, без окон, коридору. Молодой человек пропустил нас в помещение мастерской музея в подвале. Она тоже не имела окон, но зато была ярко освещена большим количеством ламп дневного света.
На одном из столов и находилась интересовавшая меня картина: портрет молодой и красивой женщины-блондинки. На этом портрете натурщица казалась уже значительно старше, чем на картине Бемейеров. В уголках ее рта замерло выражение какой-то боли. У нее был здесь уже крупный, несколько обвисший бюст, а от всего тела не исходила такая бьющая наружу уверенность в себе, как в более ранние года, на портрете картины Бемейеров.
— Когда нарисован этот портрет? — с любопытством спросила Бетти Посидан.
— Больше двадцати лет назад, — ответил Ральф. — Меня тоже это заинтересовало, поэтому я проверил дату по каталогу. Между прочим, Лангсмен назвал эту картину весьма интересно: «Пенелопа»!
— Пожалуй, она и вправду здесь достаточно стара… — задумчиво проговорила Бетти Посидан. — На этой картине она совсем не выглядит так же молодо, как на первой…
— А почему эта картина Лангсмена находится здесь на столе, а не экспонируется вместе с другими? — спросил я у Ральфа. — Ведь не здесь же ее постоянное местонахождение!
— Нет, конечно, — уверенно подтвердил молодой человек. — Видимо, кто-то из работников музей перенес ее сюда…
— Именно сегодня, и так рано? — постарался я получить более точный ответ.
— Сомневаюсь, сегодня ли… — покачал головой Ральф. — До меня здесь еще не было сегодня никого. Я сам отпер здесь двери рано утром.
— А кто спускался сюда вниз вчера? — допытывался я.
— Немало людей… Не менее полдюжины. Ведь именно сейчас мы готовимся к выставке.
— А картина тоже должна демонстрироваться на выставке? — продолжал расспрашивать я, чувствуя важность всех этих деталей.
— Нет, на выставке будет экспозиция пейзажей Южной Калифорнии, — пояснил Ральф.
— Скажите, а Фред Джонсон тоже спускался вчера сюда в подвал?
— Да. Он долго просматривал картины…
— Он не упоминал, что конкретно его интересовало?
— Точно не говорил… Вскользь лишь сказал, что ищет что-то…
— Точнее говоря, он искал именно это! — неожиданно подтвердила мои мысли Бетти Посидан, указывая рукой на картину Лангсмена, стоящую на столе.
Ее щеки разрумянились от возбуждения, а глаза блестели.
— Фред, наверное, уже находится сейчас на дороге в Поусон! — вновь воскликнула Бетти, стиснув свои маленькие кулачки, как раздосадованный неудачей в игре ребенок. — Если бы мне удалось уговорить мистера Брейлефорда покрыть расходы на дорогу…
— Прежде всего, необходимо позвонить художнику этой картины Лангсмену, — спокойно остановил я естественный порыв девушки.
Ральф оставил нас у стола мастерской, а сам поспешил порыться в актах музейных покупок, чтобы найти там адрес Лангсмена. Через несколько минут он вернулся с удовлетворенным видом, подав мне выписанные на листке данные о художнике.
Я сразу же позвонил Лангсмену в Поусон. Через минуту-другую в трубке раздался хриплый мужской голос:
— Да, Симон Лангсмен слушает!
— Меня зовут Арчер, Лу Арчер, — представился я ему. — Звоню вам из музея Санта-Тереза. Я частный детектив, веду следствие по делу о пропаже картины. Кажется, вы тоже рисовали подобную натурщицу. Речь идет о портрете женщины-блондинки под названием «Пенелопа»… Это уже собственность музея. Помните такую картину?
В трубке воцарилось молчание. Оно длилось около минуты. Наконец я снова услышал тот же хриплый голос Лангсмена:
— О, это было так давно! Сейчас я рисую гораздо лучше, чем тогда, в те времена… Даже не верится, что кто-то посчитал ту картину достаточно ценной… чтобы ее украсть…
— Нет, ее не украли, — пояснил я. — Но автор пропавшей картины нарисовал ту же самую женщину, которая, видимо, позировала вам для «Пенелопы».
— Милдред Меад? Так она еще жива?
— Я надеялся на то, что вы расскажете мне об этом… — отозвался я, уже несколько разочарованный услышанным.
— Мне жаль, но я не видел ее уже много лет. Сейчас она уже старушка… Возможно, даже умерла…
— Надеюсь, что жива. Она была красивой женщиной?
— О, я всегда считал Милдред самой красивой на всем Юго-Западе! — гордо проговорил Лангсмен, словно его возбудила сама мысль о красоте его давней натурщицы. — А кто рисовал ту картину, которую украли?
— Ее приписывают кисти Рихарда Хантри, — ответил я, прислушиваясь к его реакции.
— Правда?! — возбужденно воскликнул Лангсмен.
— Официально это не подтверждено, пока есть только предположение, — ответил я.
— Не удивительно! Я никогда не слышал о том, чтобы Милдред позировала Хантри… — и он снова замолчал на минуту. — Вы можете описать мне эту картину? — попросил Лангсмен после новой паузы.
— Попробую… — ответил я, несколько задумавшись. — Это довольно обыкновенное полотно, написанное отличными тонами… Некоторые утверждают, что в ней заметны индийские мотивы…
— Так можно сказать о большинстве картин Хантри — раннего, когда он жил еще в Аризоне, хоть не все из них были стоящими. А это неплохая? — спросил он с явными нотками интереса в голосе.
— Право, не знаю… Она ведь исчезла. Но картина вызвала немало суматохи и замешательства.
— Она тоже принадлежит местному музею?
— Нет, ее купил человек по фамилии Бемейер.
— Этот сегодняшний магнат?
— Я веду расследование о краже картины по его поручению.
— Тогда идите вы к дьяволу! — сердито воскликнул Лангсмен и резко прервал разговор.
Я укоризненно покачал головой, но через минуту-другую снова набрал номер телефона Лангсмена.
— Слушаю! Кто говорит? — раздался в ответ все тот же хриплый голос.
— Это вас беспокоит все тот же Арчер. Не бросайте, пожалуйста, трубку. Ведь речь идет не только о краже картины. Прошлой ночью в Санта-Тереза убит антиквар Поль Гримес, продавший эту картину Бемейерам. Вероятно, существует какая-то связь между этой сделкой и его убийством… Вы меня слушаете?
Симон Лангсмен снова помолчал с минуту, прежде чем продолжить разговор.
— Кто украл картину, известно? — спросил он наконец.
— Студент факультета истории искусств Фред Джонсон. Я предполагаю, что сейчас он едет машиной в Поусон, чтобы появиться у вас дома…
— Почему у меня? — недоуменно спросил Лангсмен.
— Он, кажется, хочет отыскать натурщицу Милдред, чтобы узнать, кому она позировала на той картине… Или же вообще попытаться уточнить, кто автор полотна. По-моему, он помешался на том, чтобы установить авторство пропавшего полотна… Говоря по правде, он несколько чокнутый молодой человек… С ним едет одна девушка-блондинка…
Я намеренно умолчал о том, что это дочь Бемейеров, чтобы снова не разозлить Лангсмена, не выносящего по какой-то причине эту фамилию.
— У вас есть еще что-нибудь ко мне?
— Кажется, это все. Спасибо вам!
— Что ж, хорошо. Мне ведь уже семьдесят пять лет… Я рисую уже двести четырнадцатую картину… И если оторвусь от нее надолго и стану заниматься чужими делами, так уже никогда ее не закончу… Поэтому хочу снова прервать наш разговор, мистер… э… э… как вас зовут?
— Арчер, — повторил я свое имя, — Лу Арчер. Лу Арчер. — проговорил я уже по буквам. — Вы всегда можете отыскать номер моего телефона, позвонив в справочную Лос-Анджелеса.
Симон Лангсмен лишь хмыкнул в ответ на мои последние слова и положил трубку.
Резкий утренний ветерок уже затихал. Воздух бы чист и прозрачен. Почти над самым домом Бемейеров парил ястреб, будто специальное природное украшение, свисающее вроде искусственной люстры с высот бесконечного прозрачно-голубого потолка.
Едва я затормозил, как ко мне навстречу поспешно вышли двое: мистер и миссис Бемейеры. У нее под глазами виднелись темные круги, которые так и не удалось затушевать косметикой.
