— Я к ней очень привязалась, — сказала сестра Форбс. — Пока ее состояние не ухудшилось, это была приятнейшая и послушнейшая пациентка. Конечно, она очень страдала от болей, и нам большую часть времени приходилось держать ее под действием морфина.
— Ах да! Бедняга! Я иногда думаю, сестра: как жаль, что мы не можем помочь людям, которые так страдают, уйти из этой жизни безболезненно! Они ведь и так уже практически мертвы. Зачем же длить их мучения?
Сестра Форбс бросила на него пронзительный взгляд:
— Боюсь, все не так просто, хотя, конечно, понять вас можно. Но доктор Карр придерживался совсем другого мнения, — добавила она язвительным тоном.
— По-моему, весь этот шум был просто ужасен, — проникновенно сказал джентльмен. — Бедная старушка! Я тогда сразу сказал жене: почему бы им не оставить тетю Агату в покое? Что за радость резать ее, если и так ясно, что смерть была совершенно естественной! Вот и жена со мной согласилась. Она, знаете ли, очень расстроилась из-за тех событий.
— Мы все были взволнованны, — вздохнула сестра Форбс, — и я в том числе. Я попала в весьма неловкую ситуацию. Вообще-то мне не положено обсуждать такие вещи с посторонними, но раз уж вы член семьи, вы меня поймете.
— Безусловно! А вам никогда не приходило в голову, — мистер Симмз-Гайторп наклонился вперед, нервно тиская руками свою мягкую шляпу, — что там было нечто подозрительное?
Сестра Форбс поджала губы.
— Знаете, — пояснил мистер Симмз-Гайторп, — бывали такие случаи, когда доктора пытались заставить пожилых пациенток написать завещание в их пользу. Вы не думаете, что… ну…
Сестра Форбс всем своим видом постаралась показать, что думать — это не ее дело.
— О, я понимаю, вы не хотите об этом говорить… Но как мужчина мужчине — я хотел сказать, строго между нами, — не было ли каких-нибудь… ну, трений, что ли… по поводу приглашения нотариуса. Вы меня понимаете?
Конечно, кузина Мэри — я зову ее кузиной, хотя на самом деле мы даже не родственники, — я хочу сказать, она очень милая девушка и все такое, но, может, она была против того, чтобы пригласить нотариуса, чтобы тетушка подписала завещание, а?
— Ох, мистер Симмз-Гайторп, вот тут вы точно ошибаетесь. Мисс Уиттакер как раз очень следила за тем, чтобы у мисс Доусон в любое время была возможность послать за нотариусом. На самом деле — думаю, я не раскрою большой тайны, если расскажу вам об этом, — однажды она сказала мне: «Если мисс Доусон изъявит желание повидаться с нотариусом, немедленно посылайте за ним — в любое время дня и ночи». И, конечно же, я так и поступила.
— То есть? Вы его пригласили? А он что — не пришел?
— Пришел, конечно. И очень быстро.
— Ну вот! Вечно эти сплетницы все перепутают! Простите, но до встречи с вами у меня было совершенно ложное представление обо всей этой ситуации. Я уверен, что миссис Писгуд говорила, будто за нотариусом так и не послали.
— Да что может миссис Писгуд знать об этом! — фыркнула сестра Форбс. — Можно подумать, кто-нибудь у нее спрашивал!
— Конечно, вы правы, но вы же знаете, как распространяются слухи. Так, значит, завещание было составлено; тогда почему же ему не дали ход?
— Я не говорила, что оно было составлено, мистер Симмз-Гайторп. Никакого завещания не было. Нотариус приходил, чтобы выписать доверенность — по ней мисс Уиттакер могла подписывать чеки и вообще вести дела своей тетки. В этом возникла настоятельная необходимость, поскольку состояние больной становилось все хуже.
— Да уж, я слышал, к концу рассудок у нее помутился.
— На тот момент, когда я заменила сестру Филли — это было в сентябре, — она была в здравом уме, за исключением этих ее фантазий об отравлении.
— Она правда боялась, что ее отравят?
— Она мне сказала как-то, раз или два: «Я не собираюсь умирать, чтобы доставить удовольствие другим, сестра». Она мне очень доверяла. Честно говоря, со мной ей было лучше, чем с мисс Уиттакер. Но в октябре она стала сильно сдавать и часто бредила. Бывало, подскочит на постели, будто в ужасе, и спросит: «Его уже приняли, сестра?» — именно так она говорила. А я ей: «Нет, не приняли», — и тогда она затихала. Наверное, вспоминала свое имение, приемы по праздникам. Пациенты часто вспоминают старые времена, знаете, под воздействием наркотиков. Пребывают, можно сказать, в полусне — и так большую часть времени.
— Значит, в последний месяц жизни она вряд ли могла подписать завещание, даже если бы и захотела?
— Да, думаю, с этим ей было уже не справиться.
— Но раньше, когда приходил нотариус, она ведь могла это сделать?
— Конечно, могла.
— Но не сделала?
— Нет. Я это знаю наверняка, так как безотлучно находилась при ней — она сама меня попросила.
— Ясно. Вы и мисс Уиттакер.
— Нет, мисс Уиттакер пришла позже. Я понимаю, на что вы намекаете, мистер Симмз-Гайторп, но на самом деле вам не в чем подозревать мисс Уиттакер. Нотариус, я и мисс Доусон пробыли наедине около часа, пока клерк в соседней комнате составлял все необходимые документы. Надо было сделать все за один раз, потому что до второго визита мисс Доусон могла и недотянуть. Мисс Уиттакер пришла в самом конце. Если бы мисс Доусон захотела составить завещание, у нее были все возможности сделать это.
— Что ж, приятно слышать, — сказал мистер Симмз-Гайторп, поднимаясь. — Подобные недоразумения могуг послужить причиной серьезного разлада в семье, понимаете? Ну, мне пора. Я страшно сожалею, что вы не сможете помочь нам, сестра. Уверен, жена тоже сильно расстроится. Сложно будет найти акушерку, столь же приятную, как вы. До свидания!
Усевшись в такси, лорд Уимзи снял шляпу и задумчиво потер виски.
— Еще одна отличная версия пошла прахом, — пробормотал он. — Ладно, у нашего банта есть еще один кончик — за него-то мы и потянем. Сперва Кроппер, потом Крофтон — именно в такой последовательности. Да!
Лучезарный свет юриспруденции.
Сэр Эдвард Коук
Завещание! Завещание! Сейчас будет оглашено завещание!
У. Шекспир. «Юлий Цезарь»
— О, миссис Эвелин, моя дорогая, бедняжечка!
Рослая девушка в черном остановилась и огляделась вокруг.
— Боже, миссис Гулливер! До чего же я рада, что вы приехали встретить меня!
— А уж как я рада, моя дорогая, и все благодаря этим любезным джентльменам, — прорыдала миссис Гулливер, сжимая девушку в объятиях. Пассажиры, спускавшиеся по сходням, начали проявлять признаки раздражения. Старший из двух джентльменов взял расстроенную квартирохозяйку под локоть и отвел обеих в сторону.
— Бедная овечка! — убивалась миссис Гулливер. — Вам пришлось в одиночку проделать такой путь, а наша маленькая мисс Берта лежит в могиле, и про нее говорят всякие вещи, а ведь она всегда была порядочной девушкой!
— Я все время думаю о нашей несчастной маме, — сказала Эвелин. — Я места себе не находила, вот и сказала мужу: «Я поеду к ней», — а он отвечает: «Милая, и я бы поехал с тобой, да только не могу оставить ферму, но если, по-твоему, тебе надо ехать, то езжай с Богом».
— Дорогой мистер Кроппер, он всегда был таким очаровательным и добрым, — сказала миссис Гулливер. — Но что же это я — забыла представить вам этих любезных джентльменов, которые привезли меня сюда, чтобы я могла встретить вас. Знакомьтесь, лорд Питер Уимзи, а это — мистер Мерблес, его именем было подписано то злосчастное объявление, с которого все началось. Не надо было показывать его вашей сестре! То есть, я хочу сказать, этот джентльмен действовал из лучших побуждений, но тогда-то я этого не знала и поначалу подумала о нем плохо.
— Рада познакомиться, — сказала миссис Кроппер, оборачиваясь к мужчинам с живостью, которая быстро вырабатывается у служащих большого ресторана. — Прямо перед отплытием я получила от Берты письмо, а в нем как раз лежало ваше объявление. Мне бы очень хотелось узнать побольше об этом ужасном деле. Что же все-таки произошло — убийство?
— Дознание показало, что это была смерть от естественных причин, — сказал мистер Мерблес, — но мы считаем, что там есть некоторые нестыковки, и поэтому будем вам крайне признательны, если вы сможете ответить на наши вопросы по поводу этого происшествия, а также еще одного, которое может быть связано с ним.
— Конечно! — ответила миссис Кроппер. — Я уверена, что вы достойные люди, раз миссис Гулливер вас рекомендует; вы ведь никогда не ошибаетесь в людях, так, миссис Гулливер? Я расскажу вам все, что мне известно, хотя и немного знаю, и вообще теряюсь в догадках. Только мне бы не хотелось задерживаться, потому что я спешу повидаться с мамой. Она, должно быть, в ужасном состоянии, ведь она так любила Берту, и рядом с ней никого нет, кроме молоденькой служанки, но разве может та утешить скорбящую мать, которая так внезапно лишилась дочери!
