– Возможно, ему тоже пришлось ехать в Лондон, из Грейт-Холлинга или откуда-нибудь еще. Возможно, что он – а может быть, она, ведь убийцей могла быть и женщина, – не хотел или не хотела совершать долгое, утомительное путешествие, а потом еще и три убийства в один день.
– Даже если так, убитые-то все равно могли бы приехать в четверг, разве нет?
– Нет, – просто ответил Пуаро. – Мы знаем, что они все приехали днем раньше, в среду. Вот я и подумал: возможно, сначала должно было что-то произойти, что-то, касающееся как жертв, так и убийцы? Если это так, то, возможно, убийце и не надо было ехать сюда с другого конца страны, возможно, он живет в Лондоне.
– Возможно, – согласился я. – Однако это длинное и витиеватое рассуждение приводит нас все к тому же: мы как не знали, что именно случилось и почему, так и не знаем. Припоминаю, что моя первичная оценка ситуации была примерно такова. О, кстати, Пуаро…
– Да, mon ami?
– Мне не хватило духу сказать вам об этом раньше, знаю, что вам это придется не по вкусу. Насчет монограммы на запонках…
– Oui?
– Вы спрашивали Генри Негуса про Пи Ай Джи. По-моему, инициалы этого парня – владельца запонок – совсем другие. Наверняка это Пи Джей Ай. Вот смотрите, – и я нарисовал монограмму на обороте одного из моих листков. Полагаясь на свою память, я как можно точнее воспроизвел положение букв на запонках. – Видите, буква «ай» посередине гораздо крупнее, чем обрамляющие ее «пи» и «джей»? Это популярный стиль монограмм. Самый крупный инициал обозначает фамилию и помещается в середине.
Пуаро нахмурился и затряс головой.
– Инициалы в монограммах размещаются не в том порядке намеренно? Никогда о таком не слышал. Кому могло прийти в голову подобное? Это же бессмыслица!
– Боюсь, что это обычная практика. Уж тут вы можете на меня положиться. Многие парни с моей работы носят запонки именно с такими монограммами.
– Incroyable. У англичан нет чувства правильного порядка вещей.
– Ну да, как вам будет угодно… Только когда мы поедем в Грейт-Холлинг, спрашивать все равно нужно будет про Пи Джей Ай, а не про Пи Ай Джей.
Это была жалкая уловка с моей стороны, и Пуаро тут же ее раскусил.
– Вы, мой друг, едете в Грейт-Холлинг, – сказал он. – Пуаро остается в Лондоне.
Глава 9
Поездка в Грейт-Холлинг
Утром следующего понедельника я, как мне было велено, отправился в Грейт-Холлинг. Прибыв туда, я сразу подумал, что эта деревня похожа на все остальные английские деревни, какие мне доводилось видеть, и больше о ней сказать нечего. По-моему, города заметнее отличаются друг от друга, чем деревни, и о городах, в отличие от деревень, всегда есть что рассказать. К примеру, о лондонском лабиринте я мог бы говорить часами. Возможно, все дело в том, что у меня просто не лежит душа к местам вроде Грейт-Холлинга. В них я чувствую себя выброшенным из своей стихии – если она вообще у меня есть. В чем я совсем не уверен.
Мне говорили, что гостиницу под названием «Голова Короля», где мне предстояло остановиться, просто невозможно не заметить, но оказалось, что говоривший не учел моих способностей. К счастью, подвернулся юноша в очках, с россыпью веснушек поперек переносицы – по форме они напоминали бумеранг – и с газетой под мышкой; он мне и помог. Начал он с того, что напугал меня, подойдя ко мне со спины.
– Заблудились, да? – спросил юноша.
– Да, похоже, что так. Я ищу «Голову Короля».
– А! – Он расплылся в улыбке. – Так я и подумал, вон, у вас чемодан и все такое. Так вы, значит, не местный? «Голова Короля» с улицы похожа на обычный дом, так что вы ее не узнаете, пока не свернете в тот переулок – вон там, видите? Пройдете вдоль него, повернете направо, там увидите вывеску и вход.
Я поблагодарил его, а он ответил:
– Я никогда не бывал в Лондоне. А вас каким ветром к нам занесло?
– Работа, – ответил я. – Послушайте, не хочу показаться невоспитанным, но я с удовольствием побеседую с вами позже, а сейчас мне хотелось бы устроиться.
– Ну, тогда не стану вас задерживать, – отозвался он. – А что у вас за работа такая? Ой, опять я вопросы задаю. Ладно, может, потом спрошу. – Он взмахнул рукой и пошел дальше.
Я предпринял новую попытку добраться до «Головы Короля», когда он крикнул мне вслед:
– По переулку и направо! – И еще раз весело помахал рукой.
Юноша был приветлив, помог мне, за что я должен был быть ему благодарен. И был бы, при обычных обстоятельствах, но сейчас…
Да, надо признаться: я не люблю деревню. Я не сказал об этом Пуаро, когда поехал, зато много раз повторял это самому себе, и в поезде, и потом, выйдя из вагона на маленькой симпатичной станции. Мне не нравилась ни очаровательная узкая улочка, изогнутая в форме буквы «s», ни обставлявшие ее с двух сторон коттеджи, до того крохотные, будто были предназначены для каких-то мохнатых лесных существ, а не для людей.
Я не люблю, когда на улице ко мне подходят совершенно незнакомые люди и начинают бесцеремонно задавать вопросы, хотя в тот момент я прекрасно понимал, что не имею на это права: ведь я и сам приехал в деревню именно затем, чтобы бесцеремонно задавать вопросы незнакомым людям.
Но вот юноша в очках ушел, и стало так тихо, что я слышал лишь собственное дыхание да редкую трель какой-то птички. В просветы между домами мне были видны пустые поля и далекие холмы за ними, и от этой картины, да еще от тишины кругом мне вдруг стало ужасно одиноко. Конечно, в городе человек тоже может почувствовать себя одиноким. В Лондоне, к примеру, смотришь на людей, спешащих мимо тебя по улице, и даже представить себе не можешь, что творится у них в головах. У каждого прохожего погруженный в себя, таинственный вид. Вот и в деревнях то же, только здесь все, кажется, думают об одном и том же.
Хозяином «Головы Короля» оказался некто мистер Виктор Микин, на вид лет пятидесяти-шестидесяти, с редкими седыми волосами, из которых по обе стороны головы выглядывали острые кончики розовых ушей. Он тоже умирал от желания обсудить Лондон.
– Позвольте вас спросить, мистер Кэтчпул, вы там родились? Сколько же людей там сейчас проживает? Какова численность населения? А грязи много ли? Моя тетушка ездила туда однажды – рассказывала, что очень грязно. Но мне все равно хотелось там побывать. Тетушке я об этом не говорил – не то мы с ней непременно поссорились бы, упокой Господь ее душу. Верно ли, что в Лондоне у каждого есть машина?
Хорошо еще, вопросы сыпались из него с такой скоростью, что я не успевал на них отвечать. Однако удача изменила мне, когда он добрался до темы, которая интересовала его по-настоящему:
– Что же привело вас в Грейт-Холлинг, мистер Кэтчпул? Даже не представляю, какое дело может быть здесь у вас.
Тут он умолк, и, хочешь – не хочешь, пришлось мне отвечать.
– Я полицейский, – сказал я ему. – Из Скотленд-Ярда.
– Полицейский? – Его губы продолжали стоически улыбаться, однако взгляд стал совершено иным: жестким, испытующим и презрительным одновременно – словно он размышлял обо мне и пришел к нелестным для меня выводам. – Полицейский, – повторил он скорее самому себе, чем мне. – И что же здесь могло понадобиться полицейскому? Да еще важной шишке, из самого Лондона… – Поскольку его вопрос не был адресован непосредственно мне, я предпочел промолчать.
Неся мои чемоданы наверх по витой деревянной лестнице, он трижды останавливался и оборачивался посмотреть на меня – без всякой видимой причины.
Отведенная мне комната оказалась приятно пустой и прохладной – скудость ее убранства радовала глаз после оборчатой и бахромчатой экстравагантности пансиона Бланш Ансворт. И никакой грелки в вязаном чехольчике, заботливо выложенной поверх покрывала, слава богу. Терпеть не могу таких штук; один их вид меня бесит. Самой теплой принадлежностью любой постели должен быть занимающий ее человек – так, по-моему.
Микин указал мне на некоторые детали меблировки, которые иначе могли бы ускользнуть от моего внимания: такие, как кровать и большой деревянный шкаф. Я, по мере сил, старался сопровождать его комментарии возгласами удивления и восторга. Затем, зная, что рано или поздно все равно придется, я изложил ему суть дела, которое привело меня в Грейт-Холлинг, надеясь, что это хотя бы отчасти удовлетворит его любопытство и пригасит его устремленный на меня испытующий взор. Я рассказал ему об убийствах в отеле «Блоксхэм».
Микин слушал, подергивая ртом. Впечатление было такое, словно он изо всех сил сдерживал смех, хотя, возможно, я ошибался.
– Убиты, вы говорите? В модном лондонском отеле? Вот так штука! Миссис Сиппель и мисс Грэнсбери убиты? И мистер Негус с ними?
– Так вы их знали? – спросил я, снимая пальто и вешая его в шкаф.
– О да, я их знал.
– Но друзьями вы, как я понимаю, не были?
– Ни друзьями, ни врагами, – сказал Микин. – Так оно лучше всего, если содержишь гостиницу. От врагов да от друзей жди беды. Вот миссис Сиппель и мисс Грэнсбери в нее и попали. И мистер Негус тоже.
