— Вы потому так много говорите, чтобы я не плакала, — тихо сказала Стэлла.
В камине дымилась куча обгоревших бумаг.
— Булавочку не надо бросать вместе с бумагами в камин, — сказал Скотти, вынув ее из пепла и воткнув в свой пиджак. — Сожженная бумага не более, чем пепел. Но представьте, Артур и в самом деле побежит в полицию и расскажет историю о векселях, скрепленных булавкой. Полиция придет и найдет пепел с булавкой. Что тогда? Это подтвердило бы его слова, и вышла бы неприятная история.
— Вы все слышали? — спросила Стэлла.
— Почти все, — ответил Скотти. — Я как раз был в саду. Дверь была не закрыта, и я все слыхал. Этот Артур с профессиональной точки зрения еще слабый вымогатель. Ему надо еще лет пять — шесть поучиться. Он слишком нервный и слишком много болтает. Но эта слабость свойственна всем жителям Беверли-Грин. Вы очень странно смотрите на меня, мисс Нельсон. Может быть, вы думаете, что я тоже много болтаю. Может, и так. Я объехал весь мир. Был в Канаде, Соединенных Штатах и многому научился. А случайное пребывание в тюрьме углубляет познания.
— Я пойду в свою комнату. Я не нахожу слов, чтобы вас поблагодарить, мистер Скотти. Я хочу это рассказать Маклэду.
Скотти энергично покачал головой.
— Ни в коем случае не делайте этого. Это повлечет большие неприятности. Из своего долгого опыта общения с полицейскими я знаю, что они хотят знать и чего не желают знать.
Стэлла вполне положилась на его слова. Она не думала спорить с ним. Последние события так расстроили ее, что она захотела отдохнуть.
— Спокойной ночи… и сердечное спасибо.
— Приятных снов, мисс Нельсон, — сказал Скотти и углубился в чтение.
Когда Стэлла вышла, Скотти осторожно вынул пепел из камина, смешал его с водой и вылил.
— Если бы так легко было смыть свое прошлое, — тихо сказал Скотти.
На следующее утро в Беверли-Грин прибыл знаменитый журналист. След репортеров уже давно простыл. Хотя этот журналист и не принадлежал к определенной газете, все охотно брали его статьи. Он добивался успеха там, где другие ничего не могли сделать. Часто его труды не увенчивались успехом, но иногда он пожинал такую жатву, что его конкуренты задыхались от зависти. Он был очень добросовестен. Ставил правду выше всего. Ему было безразлично, что люди считали себя оскорбленными или страдали их интересы. Его методы были беспощадны. Чтобы дознаться правды, он не считал грехом ругать, обманывать и даже воровать. Он с легкостью нарушал обещания. Торжественные заверения сохранять молчание были для него пустым звуком. Большинство его коллег, более честных и сердобольных, презирали его. Но признавали первоклассным репортером и втайне не раз хотели быть такими же черствыми и жестокими, как он.
Коренастый, с грубыми чертами лица, он носил монокль и не выпускал сигары изо рта. Он имел недовольный и угрюмый вид, поэтому говорили, что он отталкивающий тип. Однако он мог с собеседником быть любезным. В этом заключалась его сила и опасность для его жертв.
Энди был первым, который узнал о его прибытии. Он готовился к его приезду с первого дня убийства. Журналист обратился прямо к нему.
— С добрым утром, мистер Маклэд. Я счел нужным, прежде чем приступить к независимому расследованию, поговорить с вами. Я всегда считал, что репортер должен известить надлежащего чиновника о своем намерении приступить к расследованию. Иначе газетные сотрудники могут причинить большой вред следствию. Важнейшие факты мне известны. Не всплыли ли за последнее время новые?
Энди предложил ему хорошую сигару.
— Я очень рад вашему приходу, мистер Доунер, но вы немного опоздали. Ничего нового не могу вам сообщить.
— Неужели нет никаких новых данных? Кто, собственно говоря, этот таинственный Эбрэгем Селим, которого вы желаете найти? Мне это имя немного знакомо.
— Да, это как раз подходящая для вас история, мистер Доунер.
Энди выпускал большие кольца дыма и исподлобья наблюдал за Доунером.
— Никто из репортеров не осознал важности этой персоны. Пока еще не удалось напасть на след Селима.
— Ну, ладно. Его еще не нашли, тем лучше для раскрытия его тайны. Маклэд, вы можете быть уверены, что я не затрону ваших прав.
Трудно было предположить, что Доунер боялся Энди. Доунер не боялся ни огня, ни пороха. Однако он был слишком умен, чтобы восстановить против себя противника. Он уважал Энди и, по-возможности, уступал ему. Энди был единственным детективом, способным отомстить ему, поэтому Доунер относился к нему с уважением.
— Вы держите у себя «Скотти с четырьмя глазами». Он недавно доказал свое алиби и был оправдан.
— Да, он здесь. Мои друзья взяли его к себе в дом.
— Не думаете ли вы, что он что-то знает в этой истории? — спросил Доунер. — Кажется это так. Он отчаянно умный, каналья. Я не хочу упоминать о нем в своих статьях. Я не люблю выступать против результатов розыска регулярной полиции. Ну, всего хорошего.
Энди видел, как он медленно, с мнимой бесцельностью направился к дому Мэрривена. Энди рассказал ему все о Скотти, так как знал, что тот все равно разузнает. В этом проявилась осторожность Энди. Доунер появился в Беверли-Грин еще днем раньше и проследил Скотти вплоть до дома Нельсона. После того, как он решил не делать из Скотти сенсацию, он отправился к дому Мэрривена и беседовал с сержантом о медленной работе провинциальной полиции.
В полдень состоялся осмотр трупа. Маленький зал был забит до отказа. Мистер Бойд Салтэр, сидевший на видном месте около судьи, подозвал к себе Энди.
— Я привез сюда сторожа Мэддинга. Может быть, его показания будут важными для установления времени убийства Я также пытался узнать для вас кое-что из жизни Эбрэгема Селима. Он начал свою деятельность тридцать пять лет тому назад. Мой старый друг, он не хочет, чтобы было упомянуто его имя, имел с ним дела еще когда был студентом. Но и он никогда не видел Селима и не встретил никого, кто видел бы его. Двадцать лет тому назад Селим обосновался в Лондоне и завязал блестящие сношения с пароходными агентствами, экспортерами и прочими людьми. Он был хорошо информирован об их финансовом положении. Мне очень жаль, но больше ничего не могу вам об этом сообщить.
Энди поблагодарил его и пошел к своему месту.
Пароходные агенты. Кажется, он был в одном из таких бюро… Фирма Уэнтворт, дела которой захирели. Ее помещение находилось рядом с Селимом. Возможно, это простая случайность, но следует все же выяснить.
После допроса Уильмота Энди был вызван для дачи показаний. Уильмот показал, что мистер Мэрривен был его дядей и что он видел его в день убийства. Энди напряженно ждал вопроса о даме, с которой говорил Мэрривен. Но его об этом не спрашивали Следователь больше интересовался угрожающим письмом, найденным при обыске. Дворник рассказал, как он нашел письмо, как положил его на стол.
— Было ли письмо сложено или лежало открытым?
Дворник не помнил, но допускал, что письмо было полуоткрытым.
Энди опять был вызван для дачи показаний. Он сказал, что после тщательного осмотра конверт не был найден. Ему уже тогда это показалось странным. Оно не было отмечено числом и могло быть днем раньше.
— Нет ли у вас данных, что Мэрривен мог бояться за свою жизнь?
— Я нашел заряженный револьвер, — ответил Энди. — Он лежал в шкафу за письменным столом, и Мэрривен легко мог воспользоваться им. Однако револьвер не был в употреблении.
Был выслушан еще целый ряд свидетелей. Полицейский, первый увидевший убитого, потом мистер Уэч — адвокат покойного, сторож Мэддинг, кухарка покойного и истеричная прислуга, которая начала кричать, и ее вывели из зала. Последним был выслушан инспектор Дэн. Следствие приближалось к концу, как вдруг председатель, старый нервный человек, интересовавшийся каждой мелочью, вызвал опять Энди.
— Я еще хочу выяснить вопрос о женщине, голос которой слышал дворник, — заметил председатель. — У меня имеется газетная заметка, которая гласит, что какая-то женщина в одиннадцать часов вечера вышла из дома покойного. Она прошла мимо вашего окна по направлению к Беверли. Я мало интересуюсь газетными заметками, но вы дали интервью. Я что-то не помню, чтобы этот пункт был затронут во время следствия.
Стоять перед судом и осознавать, что даешь ложную присягу, было для доктора Андрю Маклэда полной неожиданностью. Он сам не верил своим ушам, когда спокойно говорил.
— Да, правильно. Я видел, как женщина оставила дом Мэрривена и прошла мимо дерна.
— Когда это случилось?
— В одиннадцать часов. Башенные часы как раз тогда пробили.
— Вы не видели ее лица?
— Нет, луна скрылась за тучами.
На этом заседание было закончено, и присяжные оставили зал. Спустя полчаса было объявлено решение об обвинении Эбрэгема Селима в преднамеренном убийстве.
